Джон Стейнбек - Квартал Тортилья-Флэт

• Название: Квартал Тортилья-Флэт
• Автор: Джон Стейнбек
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1989

Вниманию читателей предлагается книга «Квартал Тортилья-Флэт», принадлежащая перу выдающегося американского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе (1962) Джона Стейнбека.

Действие разворачивается в калифорнийском городке Монтерей, в среде пайсано — потомков испанцев, индейцев и мексиканцев; ее герои — очаровательные плуты и бездельники Дэнни, Пилон, Пабло и другие — промышляют аферами и воровством, то и дело оказываясь за решеткой.

Однако грубость нравов сочетается у них с вполне возвышенными стремлениями, наивное лицемерие — с трогательным простодушием, а хитрость и расчетливость — с самоотверженностью и бескорыстием. Повествуя о жизни Дэнни и его друзей, изолированной от потрясений большого мира, Стейнбек создает неповторимый образ простодушных «детей земли» — причудливый, противоречивый, полный радости и мистической печали.

Собрание сочинений в шести томах. Том 2. Издательство «Правда». 1989.

Перевод Ирины Гуровой.

---

Джон Стейнбек • Квартал Тортилья-Флэт

Предисловие

Когда я писал эту книгу, мне не приходило в голову, что моих пайсано можно счесть любопытной или смешной диковинкой, существами, замученными нуждой или приниженными. Все это — люди, которых я знаю и люблю; люди, которые превосходно приспосабливаются к окружающей среде. Такое свойство человеческой натуры зовется истинно философским отношением к жизни, и это — прекрасная вещь.

Знай я, что этих людей сочтут забавной диковинкой, я, наверное, не стал бы писать про них.

Когда я учился в школе, у меня был приятель. Мы называли его piojo;[1]  у этого смуглого мальчугана, очень доброго и хорошего, не было ни отца, ни матери — только старшая сестра, которую мы все любили и уважали. Мы почтительно называли ее «девицей на часок». Ни у кого в городе не было таких румяных щек, и она частенько угощала нас хлебом с помидорами. Так вот, в домике, где жили piojo и его сестра, «девица на часок», кран кухонной раковины был отломан, а труба наглухо забита деревянной пробкой. Воду для стряпни и питья брали из унитаза. Для этого на полу рядом с ним стоял жестяной ковшик. Когда вода кончалась, стоило только дернуть ручку, и запас ее пополнялся. Использовать унитаз по назначению строжайше запрещалось. Однажды, когда мы напустили туда головастиков, хозяйка дома как следует отругала нас, а потом смыла наших питомцев.

Быть может, это — возмутительное нарушение благопристойности. Но я так не считаю. Быть может, это забавно — забавно, о господи! Я долгое время приобщался приличиям, и все-таки я не могу думать о сестре piojo как о — есть ли слово гнуснее? — как о проститутке, а о его бесчисленных дядюшках, порой даривших нам монетки, как о ее клиентах.

Все вышесказанное сводится в конце концов к тому, что это — не предисловие, а эпилог. Я написал эти рассказы потому, что они правдивы, и потому, что они мне нравились. Но литературные мещане отнеслись к этим людям с вульгарной высокомерностью герцогинь которые жалеют крестьян, снисходительно над ними посмеиваясь. Рассказы эти напечатаны, и взять их назад я не могу. Но никогда больше я не отдам на поругание приличным обывателям этих хороших людей, веселых и добрых, честных в своих плотских желаниях и прямодушных, истинно вежливых, а не просто учтивых. Если, рассказав о них, я им повредил, то глубоко сожалею об этом. Больше это не повторится.

Июнь 1937 года.

Adios,[2] Монтерей

Джон Стейнбек

Вступление

Это повесть о Дэнни, и о друзьях Дэнни, и о доме Дэнни. Это повесть о том, как Дэнни, его друзья и его дом стали единым целым, так что когда в квартале Тортилья-Флэт говорят о доме Дэнни, то имеют в виду вовсе не деревянные стены с облупившейся побелкой, совсем скрытые разросшимися кустами кастильской роды. Нет, когда там говорят о доме Дэнни, то подразумевают некое единство, частично состоящее из людей, единство, от которого исходили радость и веселье, готовность помочь и — уже под конец — мистическая печаль. Ибо дом Дэнни был подобен Круглому столу, а друзья Дэнни — рыцарям Круглого стола. И это повесть о том, как возникло их содружество, как оно расцвело и превратилось в союз, исполненный красоты и мудрости. В ней будет рассказано о рыцарских приключениях друзей Дэнни, о сделанном ими добре, об их мыслях и об их подвигах. А в конце этой повести будет рассказано, как был потерян талисман и как распалось содружество.

В Монтерее, старинном городе на калифорнийском побережье, все эти истории хорошо известны, их повторяют снова и снова, а иной раз и приукрашивают. Вот почему этот цикл следует запечатлеть на бумаге, дабы ученые будущих времен, услышав входящие в него легенды, не сказали бы, как говорят они об Артуре, о Роланде и о Робине Гуде: «Не было никакого Дэнни, и никаких его друзей, и никакого его дома. Дэнни — это божество, олицетворяющее природу, а его друзья — всего лишь первобытные символы ветра, неба и солнца». И цель этой летописи — раз и навсегда сделать невозможной презрительную усмешку на губах угрюмых ученых.

Монтерей лежит на склоне холма между голубым заливом и темным сосновым лесом. В кварталах, расположенных ниже по склону, живут американцы, итальянцы, рыбаки и рабочие консервных заводов. Но на вершине холма, где город сливается с лесом, где на улицах нет асфальтовых мостовых, а на углах — фонарей, укрепились старейшие обитатели Монтерея, как древние британцы укрепились в Уэльсе. Это и есть пайсано.

Они живут в деревянных домишках, дворы которых заросли бурьяном, и над их жилищами еще покачиваются уцелевшие сосны. Пайсано не заражены коммерческим духом, они не стали рабами сложной системы американского бизнеса; да она, впрочем, и не слишком стремилась их опутать — ведь у них нет имущества, которое можно было бы украсть, оттягать или забрать в обеспечение займа.

Что такое пайсано? Он — потомок испанцев, индейцев и мексиканцев и еще всевозможных европейцев. Предки его поселились в Калифорнии лет сто-двести назад. По-английски он говорит, как пайсано, по-испански он говорит, как пайсано. Если спросить его, какой он национальности, он негодующе объявит себя чистокровным испанцем и, закатав рукав, покажет, что кожа с внутренней стороны предплечья у него почти белая. Свою смуглоту, напоминающую цвет хорошо обкуренной пенковой трубки, он приписывает загару. Он пайсано и живет на окраине города Монтерея, расположенной на вершине холма, которая зовется Тортилья-Флэт, «Лепешечная равнина», хотя это вовсе не равнина.

Дэнни был пайсано, он вырос в Тортилья-Флэт, и все его там любили, но, впрочем, он ничем не отличался от остальных шумливых ребятишек квартала. Почти с каждым обитателем Тортилья-Флэт его связывали узы родства или романтической дружбы. Дед его был важной персоной, ему принадлежали в квартале два домика, и все уважали его за богатство. И если Дэнни, подрастая, предпочитал спать в лесу, работать на окрестных ранчо и с боем вырывать еду и вино у сурового мира, не отсутствие влиятельных родственников послужило тому причиной. Дэнни был невысок, смугл и настойчив. К двадцати пяти годам ноги его окончательно приобрели кривизну, точно соответствующую изгибу конского бока.

И вот, когда Дэнни исполнилось двадцать пять лет, началась война с Германией. Когда Дэнни и его друг Пилон (да, кстати, «пилоном» называется придача после заключения сделки — магарыч) услышали про войну, они располагали двумя галлонами вина. Большой Джо Португалец заметил блеск бутылей среди сосен и присоединился к Дэнни и Пилону.

По мере того как вина в бутылях становилось все меньше, патриотизма в их сердцах становилось все больше. И вот, когда вино кончилось, все трое спустились с холма, нежно взявшись за руки — во имя дружбы и чтобы крепче держаться на ногах, — и зашагали по улицам Монтерея. Перед домом, где записывали добровольцев в армию, они принялись кричать «ура» в честь Америки и поносить Германию. Они осыпали Германскую империю угрозами до тех пор, пока сержант-вербовщик не проснулся, не надел форму и не вышел на улицу, чтобы их утихомирить. В постель он вернулся нескоро, потому что стал записывать их в армию.

Сержант выстроил их перед своим столом. Они благополучно прошли все проверки, кроме одной — проверки на трезвость, и тогда сержант принялся задавать им вопросы, начав с Пилона:

— В каком роде войск ты хочешь служить?

— А мне наплевать, — небрежно бросил Пилон.

— Такие молодцы нам, пожалуй, нужнее всего в пехоте.

И Пилон был направлен в пехоту.

Затем сержант повернулся к Большому Джо, но Португалец уже успел немного протрезвиться.

— А ты куда хочешь?

— Я хочу домой, — тоскливо сказал Большой Джо.

Сержант и его записал в пехоту. Наконец он обратился к Дэнни, который давно уже стоя спал.

— Куда тебя направить?

— А?

— Я говорю: в каком роде войск ты хочешь служить?

— Что значит «в каком роде»?

— Что ты умеешь делать?

— Я? Я все умею.

— А что ты делал раньше?

— Я? Был погонщиком мулов.

— Ах вот как! Со сколькими мулами за раз ты сумеешь справиться?

Дэнни наклонился к нему с небрежным видом профессионала.

— А сколько их у вас?

— Тысяч около тридцати.

Дэнни взмахнул рукой.

— Давайте их сюда!

И вот Дэнни отправился в Техас и до конца войны объезжал мулов. Пилон маршировал по Орегону вместе с пехотой, а Большой Джо, как будет рассказано дальше, сидел в тюрьме.