Миядзава Кэндзи - ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ

• Название: ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ
• Автор: Миядзава Кэндзи
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Сказка
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89332-152-4

Миядзава Кэндзи (1896–1933) — не только самый любимый у себя на родине, но и самый, пожалуй, загадочный японский писатель нового времени. Агроном, школьный учитель — он. похоже, не считал себя профессиональным литератором. При жизни Миядзава издал всего две маленькие книжки, да и то за свой счет. Глубоко верующий буддист, он, в соответствии с почитаемой им «Сутрой Лотоса», определил целью своей жизни помощь всем живым существам. «Бодхисаттва Кэндзи», «святой Кэндзи» — так звали его на родине — всю свою жизнь работал в полях и учил детей. Но после его смерти было обнаружено огромное количество замечательных стихотворений и сказок, которые составили восемнадцать томов его полного собрания сочинений. Благодарным читателям открылся, наконец, светлый и загадочный мир писателя, где дышат и разговаривают друг с другом ветер, звезды и камни — мир, полный жизни и счастья. Этим счастьем Миядзава попытался поделиться с людьми, и книга, которую вы сейчас держите в руках — самое убедительное доказательство того, что он достиг своей цели.

На русском языке публикуется впервые.

---

Кодзюро меж тем поднимался по берегу реки Сирасава. Вода превратилась в синее-пресинее стекло, сосульки повисли гроздьями, будто четки, а по обоим берегам реки виднелись красные и желтые плоды и цветы бересклета. Четкие синие тени от Кодзюро и его собаки двигались по снегу вместе с тенями берез. Наблюдая за ними, Кодзюро карабкаться все выше и выше.

На перевале жил один большой медведь, это Кодзюро выяснил еще летом. Перебравшись через пять текущих по долине небольших рукавов реки, он продолжал подниматься. На пути ему встретился маленький водопад. От водопада Кодзюро повернул в сторону Наганэ. Снег слепил глаза, казалось, полыхает огонь. Кодзюро поднимался все выше. Цвета изменились, будто он смотрел на все сквозь фиолетовые очки. Собака тоже карабкалась вверх, иногда соскальзывала, но каждый раз цеплялась за снег когтями и не уступала круче. Наконец, они забрались на вершину, оттуда начинался пологий спуск, на котором там и сям росли немногочисленные каштаны. Снег искрился, словно белый мрамор, а вокруг тянулись вверх высокие снежные пики. На вершине Кодзюро сделал привал.

Вдруг собака неистово залаяла. Кодзюро удивился, обернулся и увидел — встав на задние лапы, идет на него тот самый огромный медведь, который встретился ему летом.

Кодзюро спокойно поднялся на ноги и вскинул ружье. Медведь, прихрамывая на переднюю лапу, несся прямо на него. Уж на что смелым был Кодзюро, но и он в лице переменился.

Ба-бах! — услышал Кодзюро собственный выстрел. Однако медведь и не думал падать, а словно черный ураган, летел на него. Кодзюро увидел, как собака вцепилась зубами в медвежью лапу, а потом в голове его загудело, и мир сделался синим. Откуда-то издалека донеслось:

— Кодзюро, я не хотел тебя убивать.

«Я уже умер», — подумал Кодзюро. А затем увидел перед собой свет, искрящийся голубыми звездочками.

«Это знак смерти. Это огонь, который видишь, когда умираешь. Медведи, простите меня», — подумал Кодзюро. Что чувствовал Кодзюро дальше, мне не известно.

На третью ночь на небо вышла луна, похожая на ледяную Драгоценность. Снег был бледно-голубым и светлым, а от воды шло фосфоресцирующее сияние. Зеленый и оранжевый блеск созвездий Плеяд и Ориона казался чьим-то дыханием.

Странные силуэты, большие и черные, встали в круг на вершине горы, окруженной каштановыми деревьями и белыми снежными пиками. От каждого силуэта падала черная тень. Словно мусульмане во время намаза, все они вдруг пали ниц и замерли.

В свете луны и в отблесках снега было видно — на самой вершине горы полусидит-полулежит мертвый Кодзюро.

Может, это только казалось, но лицо мертвого, окоченевшего Кодзюро светилось так, будто он был жив и улыбался. Созвездие Ориона заняло самый центр неба, потом медленно переместилось на запад, а большие черные силуэты все стояли и стояли, не двигаясь, словно окаменели.

РОЩА КЭНДЗЮ

Кэндзю, подпоясавшись веревкой, бродил по лесам и полям и радостно смеялся. Увидит зеленую чащу под дождем, — и от счастья захлопает ресницами, приметит в голубом небе летящего по своим делам сокола — аж подпрыгнет от восторга, в ладоши хлопает, а потом всем об этом рассказывает.

Однако дети дразнили Кэндзю дурачком и смеялись над ним. Поэтому ему приходилось делать вид, будто он и не смеется вовсе.

Бывало, налетит порыв ветра, листы на буке заискрятся, и уж так рад этому Кэндзю, так рад, так и хочется засмеяться, — однако нарочно откроет рот пошире и затаит дыхание, чтобы никто не видел, что он смеется. И долго-долго стоит, задрав голову, любуясь буком…

Иногда он, бывало, раскроет рот и нарочно почесывает щеку, — а сам в это время беззвучно смеется.

И, правда, издалека можно было подумать, что он и впрямь почесывается или зевает, но вблизи-то видно было, что он смеется, даже губы подрагивают. И дети все равно потешались над ним.

По просьбе мамы Кэндзю мог вычерпать пятьсот черпаков воды в день. Или целый день собирать траву в поле. Но ни мама, ни папа таких поручений ему не давали.

За домом Кэндзю было пока еще не распаханное поле размером со спортивную площадку.

Однажды, когда с гор еще не сошел снег, а на полях еще не проклюнулась молодая зелень, Кэндзю прибежал к родителям, трудившимся в поле, и сказал:

— Мамочка, купите мне семьсот саженцев криптомерии.

Мама Кэндзю перестала махать блестящей мотыгой, посмотрела на Кэндзю и спросила:

— А где же ты хочешь их посадить — семьсот саженцев?

— Да на поле за нашим домом.

На что старший брат Кэндзю сказал:

— Кэндзю, криптомерия там не будет расти. Ты бы лучше нам здесь, на рисовом поле помог!

Кэндзю огорченно опустил глаза в землю, не решаясь перечить.

Тогда его отец отер пот со лба, разогнулся и сказал:

— Купите, купите. Наш Кэндзю еще никогда ничего не просил. Так что надо купить.

И тогда мама тоже рассмеялась.

Кэндзю радостно помчался прямиком домой. Он достал из кладовки мотыгу и принялся корчевать траву за домом, чтобы вырыть там ямки для криптомерии.

Старший брат Кэндзю, увидев это, сказал:

— Ямки нужно рыть тогда, когда сажаешь дерево. Подожди до завтра — я куплю саженцы и принесу их тебе.

Кэндзю расстроился и отложил мотыгу.

На следующий день небо было ясным, белый снег искрился на горах, жаворонки летали высоко-высоко и там, в небесах выводили свои трели — «тиитику-тиитику». Кэндзю не смог сдержаться и радостно засмеялся, а потом принялся копать ямки для саженцев криптомерии, начиная с северной части поля, как посоветовал ему брат. Он старался копать ямки прямыми рядами и делать между ними одинаковое расстояние. Старший брат Кэндзю сажал в них маленькие деревца.

И тогда к ним подошел Хэйдзи, хозяин соседнего поля — к северу от поля Кэндзю. Хэйдзи курил трубку, руки засунул за пазуху и поднял плечи, словно от холода. Хэйдзи иногда работал в поле, но основная работа у него была такая отвратительная и всеми презираемая, что и говорить о ней не хочется. И вот, этот самый Хэйдзи обратился к Кэндзю.

— Эй, малый! Кэндзю! Что это ты удумал — сажать криптомерии на этом месте? Дурость какая! Смотри, чтобы никакой тени от них не было на моем поле. Я этого не потерплю!

Кэндзю покраснел, хотел что-то сказать, но замялся и промолчал.

— Доброе утречко, Хэйдзи-сан, — сказал тогда старший брат, сидевший на корочках, и поднялся на ноги.

Увидев его, Хэйдзи пробормотал себе что-то под нос и убрался подальше.

Не один Хэйдзи смеялся над Кэндзю, затеявшим вырастить на поле криптомерии. «Это место для криптомерии негоже, тут под землей твердая глина. Дурак он и есть дурак», — судачили все.

Собственно, так дело и обстояло. К пятому году только потянулись вверх зеленые побеги, верхушки деревьев распушились, но и на седьмой, и даже на восьмой год они были еще не выше шести сяку.[82]

Как-то раз утром один из соседей решил подшутить над Кэндзю.

— Эй, Кэндзю. Что же это ты у своей криптомерии ветки не подрезаешь?

— Что значит — подрезать ветки?

— Подрезать ветки — значит срубить все нижние.

— Ах, вот как, значит, надо подрезать ветки…

Кэндзю опрометью бросился за топором.

А затем одну за другой дочиста обрубил все нижние ветки на криптомериях. Деревья были всего еще в девять сяку высотой, поэтому ему пришлось ползать под ними на коленках.

К вечеру на деревьях осталось по три-четыре верхних веточки, все остальные Кэндзю срубил.

Срубленные ветви темно-зеленым ковром накрыли траву поддеревьями. В маленькой рощице стало совсем светло.

У Кэндзю стало нехорошо на душе, даже сердце защемило, когда он увидел, как опустела его роща.

Как раз в это время с поля вернулся старший брат, и, увидев, что натворил Кэндзю, не смог удержаться от смеха. Затем принялся успокаивать брата, потерянно смотревшего на деревья.

— Давай соберем ветки. Будет отличный хворост. Да и рощица какая стала красивая!

Кэндзю, наконец, успокоился, и они с братом пошли и собрали срубленные ветки.

Трава под деревьями была короткая и такая красивая, что как раз в таком месте и должны бы играть в «го»[83] святые отшельники.

На следующий день, когда Кэндзю перебирал в амбаре бобы, поеденные жучком, со стороны рощицы до него донеслись какие-то звуки: голоса, которые подражали трубящим сбор горнам, топот ног и взрывы смеха, — словно взлетали птичьи стаи. Кэндзю удивился и отправился посмотреть, что там происходит.

Каково же было его изумление, когда он увидел человек пятьдесят ребятишек, возвращавшихся из школы. Выстроившись в шеренгу, они маршировали между криптомериями.

И правда, каждый ряд деревьев был прямым, как настоящая аллея. Казалось, сами криптомерии выстроились в шеренги и маршируют в своей зеленой форме. Как же радовались дети! Они раскраснелись, что-то кричали и щебетали, вышагивая между деревьями. Они выкрикивали ими же придуманные названия рощи: «Токийская дорога», «Русская дорога» и даже «Заграничная дорога».