Миядзава Кэндзи - ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ

• Название: ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ
• Автор: Миядзава Кэндзи
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Сказка
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89332-152-4

Миядзава Кэндзи (1896–1933) — не только самый любимый у себя на родине, но и самый, пожалуй, загадочный японский писатель нового времени. Агроном, школьный учитель — он. похоже, не считал себя профессиональным литератором. При жизни Миядзава издал всего две маленькие книжки, да и то за свой счет. Глубоко верующий буддист, он, в соответствии с почитаемой им «Сутрой Лотоса», определил целью своей жизни помощь всем живым существам. «Бодхисаттва Кэндзи», «святой Кэндзи» — так звали его на родине — всю свою жизнь работал в полях и учил детей. Но после его смерти было обнаружено огромное количество замечательных стихотворений и сказок, которые составили восемнадцать томов его полного собрания сочинений. Благодарным читателям открылся, наконец, светлый и загадочный мир писателя, где дышат и разговаривают друг с другом ветер, звезды и камни — мир, полный жизни и счастья. Этим счастьем Миядзава попытался поделиться с людьми, и книга, которую вы сейчас держите в руках — самое убедительное доказательство того, что он достиг своей цели.

На русском языке публикуется впервые.

---

Юный Четвертый брат Ракшан, рассмеявшись, решил утешить брата.

— Большой брат, не сердись так. Гора Ихатово[61] опять смеется.

И тихонечко прошептал:

— Как бы мне хотелось заполучить такой же серебряный венец!

Свирепый старший брат Ракшан немножко утихомирился и посмотрел на брата.

— Ладно, ты тоже готовься, при следующем извержении станешь таким же, как гора Ихатово. И будешь девять месяцев в году ходить в таком же венце!

Младший брат Ракшан, пропустив слова брата мимо ушей, посмотрел на звезды, мерцающие над плато. Далеко на востоке, словно шапки, на него были нахлобучены тучи. Он мечтательно прошептал:

— Сегодня вечером не видно Химука-сан.[62] Эти черные тучи и правда противные, уже четвертый день, как скрывают ее и ее матушку. Может, мне устроить извержение и разметать их?

Третий брат Ракшан, посмеиваясь, сказал младшему брату:

— Что ты так сердишься? Что случилось? Всему виной те тучи на востоке. Сегодня вечером из них дождь так и хлещет. И Химука-сан, и ее риолитовое кимоно, наверное, порядком вымокли.

— Братец, гора Химука и правда красивая. Я недавно прямо отсюда бросил ей цветы-эритрониумы. А матушке Химука-сан я преподнес белые магнолии. Западный ветер молча отнес их туда.

— Эвон, какие дела. Ха-ха-ха! Хорошо. Завтра утром этих туч уже не будет. Химука-сан наденет новое, ослепительно синее кимоно и, когда выйдет солнце, наверное, прежде всех поздоровается с тобой. Уверен, именно так и будет.

— Братец, а какие же цветы мне подарить теперь? У меня больше никаких цветов не осталось.

— Послушай, у меня есть примула, давай я тебе отдам.

— Спасибо, братец.

— Не стоит благодарности, пустяки.

Свирепый старший брат Ракшан снова закричал, обращаясь в ночное небо, и его голос разнесся как золотая пыль.

— Что еще за Химука-сан? Что за Химука? Неужто эта девчонка — гора Химука? Трусишка! Разве я не говорил тебе, что нам нельзя общаться с этакими? Мы рождены в огне, мы не похожи на тех, кто рожден водой!

Четвертый брат Ракшан понурился, однако спокойный Третий брат, пожалев младшего, решил задобрить старшего брата.

— Братец, у Химука-сан хорошее происхождение. Она тоже рождена в огне. Это чудесный перидотит.[63]

Однако старший брат Ракшан еще больше рассвирепел и исторг огненный крик, рассыпавшийся как чудесная золотая пыль.

— Знаю сам. Химука — перидотит. Она рождена огнем. Это хорошо. Однако, скажите мне, когда она устраивала такие же чудные извержения, как мы? Она устала уже тогда, когда еще поднималась к поверхности земли. Это сейчас, благодаря подъему земной коры, ветрам и воздуху, она встала вровень с нами, однако происхождение у нее совершенно иное. А вы так до сих пор и не поняли смысла нашей работы. Она заключается в том, чтобы плавиться, плавиться в недрах земли, а затем в один миг взлететь вверх, разрывая глыбу огромной черной горы, неся с собой выбившуюся из сил магму и пар, съежившийся, словно лежалый хлопок! Выбросить в небо затвердевший дым и огонь! Пусть сверкают всполохи от сталкивающихся камней! Собрав миллион молний, мы должны потрясти землю! Сейчас учитель Нараноки наверняка слышит мой крик, удивляется и покачивает головой. Ха-ха-ха!

Пусть горы и море засыпет густым пеплом. Пусть все вокруг станет плоским, как спортивная площадка. И на горячей поверхности пепла пусть танцуют лишь наши кручи! Хорошо! Все трепещут от страха! А когда развеется дым и очистится воздух, мы станем высокими, до самого неба, оденемся в серебряные или платиновые венцы, и тогда все закончится!

На это Третий брат Ракшан, подумав, сказал:

— Братец, что-то мне это не нравится. Я не хочу засыпать все вокруг горячим пеплом и стоять в одиночестве, возвышаясь над всем и вся. Вода и воздух всегда стараются выровнять землю. Да и мы сами опускаемся ниже и ниже. Я думаю, это справедливее, чем то, что предлагаешь ты.

Свирепый старший брат Ракшан заискрился и рассмеялся.

Он смеялся и искрился.

«Какой странный смех, мне никогда не доводилось слышать ничего подобного. Какой удивительный и прекрасный смех», — подумал учитель Нараноки.

Свирепый старший брат Ракшан, посверкал какое-то время, успокоился, наконец, и сказал:

— Вода и воздух? Да они с утра до вечера вьются возле наших ушей, шепчут, что подтачивают нашу надменность ради спокойствия в мире, каждый день трут, скребут, но все это абсолютная ложь! Я вот слышал, что в мягкой черной земле на морском побережье, на красивых зеленых равнинах они, как будто бы невзначай, роют канавы, копают рвы, а это и вправду ужасно. И словами не описать.

Вдруг Третий брат Ракшан громко рассмеялся.

— Братец! Что за бредни, что за тайны — просто театр какой-то! Это тебе не к лицу.

Однако старший брат Ракшан, вопреки ожиданиям, не рассердился.

Он смеялся, смеялся и смеялся громовым голосом. И смех этот был словно водопад, который поднимался в небо далеко-далеко на юге и гремел, словно полусонный гром.

— Ладно, прекратим дурацкие разговоры, которые нам не пристали. Непростительно это, стыдно перед нашим отцом. У него было девять ледников. На снегу и на льду жили белые медведи, лисы и много других животных. Отец умер при моем рождении.

Вдруг младший брат Ракшан закричал:

— Огонь! Огонь! Братец! Братец! Посмотри, как он распространяется!

Старший брат Ракшан испугался и закричал:

— Готовьте лаву! Разводите огонь! Вот, черт — что это еще за огонь в поле?

От этого голоса Второй брат Ракшан вздрогнул и проснулся. Он поднял длинный подбородок, распахнул глазищи так широко, будто в них спички вставили, и некоторое время смотрел на огонь.

— Кто же это устроил? Кто, кто? В такое время? Что же это? Огонь в поле? Тот, что беспечно сметает пыль с земли? Вот, кто нам нужен!

Старший брат Ракшан мрачно усмехнулся, замахал руками и закричал:

— Камни! Огонь! Лаву! Готовь!

Второй брат-дурак сразу засуетился, побагровел и молвил:

— Брат, ну что, повоем?

Старший брат рассмеялся и ответил:

— Повоем, говоришь? Ты проспал несколько сотен тысяч лет. Осталось ли у тебя хоть сколько-нибудь сил?

Ленивый брат ответил коротко:

— Нет.

А затем подпер руками свой длинный подбородок и, широко зевнув, вновь спокойно уснул.

Спокойный Третий брат сказал Четвертому:

— Небо стало таким легким. Завтра утром, наверняка, прояснится.

— Да, а сегодня соколы не летают.

Старший брат, посмеиваясь, поддразнил младшего.

— Может, тот огонь в поле сжег их птенцов?

Младший серьезно ответил:

— Перья у соколят уже стали жесткими. И они очень сильные, поэтому наверняка спаслись.

Старший брат тепло рассмеялся.

— Тогда хорошо. Старшие братья уже заснули. Да и учитель Нараноки уже крепко спит. Он недавно видел сон про нас.

Тогда Четвертый брат Ракшан, ухмыльнувшись, сказал:

— Давай-ка я его напугаю. Третий брат Ракшан остановил его:

— Хватит, хватит, не шали.

Но проказник-младший, не послушав его, высунул длинный блестящий язык и лизнул учителя в лоб.

Учитель перепугался, но сразу успокоился и рассмеялся. Открыв глаза, он тут же задрожал от холода.

Небо, между тем, посветлело. Повсюду сверкали звезды, и четыре черные «некки», неподвижно застыли, приняв прежние позы.

Ночевка вторая

[64]

Наш дорогой учитель Нараноки, надев свое длинное пальто, медленно брел по ровной дороге Кумадэ. Солнце палило ему в спину, и он широко зевал от усталости, будто вгрызался в воздух. Вдруг по правую руку широко раскрыла свою пасть пустая каменоломня. Учитель покряхтел, вошел внутрь, подобрал треугольный камешек и, прошептав: «И здесь роговая обманка[65]», стал оглядываться по сторонам. Каменотесы, видно, уже ушли, лишь в уголке одиноко стояла маленькая хижина из низкорослого бамбука.

— Вот здорово! То, что нужно. А то бы пришлось стоять за дверью и ныть: «Простите за беспокойство, добрый вечер, я путешественник, меня настигла ночь и мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, пустите меня переночевать. У меня есть еда, поэтому я не доставлю вам беспокойства». От одной мысли тошно становится. А так можно переночевать здесь.

Учитель поправил огромные очки, хитро улыбнулся и вошел в хижину. На земляном полу стояли четыре камня — что-то вроде очага, а рядом лежала куча хвороста. Учитель чиркнул спичкой, разжег огонь, а затем достал печенье и стал неспешно жевать, в то же время что-то записывая в блокнот. Через некоторое время огонь ярко разгорелся, и учитель улегся на солому.

Посреди ночи он продрог. Вскочил на ноги, смотрит — а хворост уже весь прогорел, осталась лишь горячая зола. Учитель подкинул еще, огонь ярко и разгорелся, а он сел и расправил грудь, чтобы согреться. Потом решил выйти на улицу.