Евгений Гребенко - Чайковский

• Название: Чайковский
• Автор: Евгений Гребенко
• Жанр: История

---

Року NN

Славного войска Запорожского полка лубенского полковник месяца и числа NN Иван_ NN..."_

Священник сложил бумагу и поклонился Герцику; все старшины тоже стали ему кланяться и поздравлять с наследством; даже самые злые недоброжелатели Герцика приятно разглаживали усы и осклаблялись перед ним.

- А о коне ничего не сказано? - спросил сотник.

- И о ружье? . И о сапогах?.. - говорили старшины.

- Что сказано, то свято, - смирно отвечал Герцик, - я не отопрусь; сказал покойник - берите; хоть оно и мне принадлежит, а берите, я не хочу перечить.

- Честный человек этот Герцик! - говорили старшины между собою

- Нет! - сказал Герцик твердым голосом. - Не хочу я наследства. У полковника осталась дочь: она наследница; вот вам честный запорожец; он приехал с поклоном от нее; ей следует, а не мне...

- Нет, нет! - закричали сотник и старшины. - Имени ее нет в духовной, он ее изрекся: она ушла от него...

- Может быть, покойный не знал, жива ли она, - заметил Герцик.

- Вот дурень! - ворчал, обратясь к товарищам, сотник, которому, как видно, очень хотелось сивого коня.

- Говорил ты, добрый человек, покойному полковнику, что его дочь жива, и точно это правда? - спросил Касьяна священник.

- Говорил, сейчас как приехал говорил полковнику; а его дочка и теперь у меня живет на зимовнике...

- А это завещание писано вчера, - сказал священник, - значит, он с умыслом умолчал о дочери, хоть и знал, что жива она; значит, он устранил ее от последней своей воли, и ты, Герцик, не смеешь отказываться от исполнения воли умирающего, должен принять все его земные блага и стараться о приобретении таковых же на небе.

- Не смею вам перечить, - отвечал Герцик, смиренно кланяясь.

Старшины получили подарки, назначенные им по словесному приказанию полковника. Полковника похоронили при громе пушек, звуке труб и мелкого ружейного огня, и к вечеру вся знать пировала у нового своего товарища по богатству, у Герцика. За ужином сперва пили печальные кубки за упокой души покойного и пели вечную память, потом начали пить здоровье Герцика, потом сотника и старшин, закричали "ура", запели многие лета и перед светом разошлись очень довольные собою.

Когда разошлись гости, Герцик пришел в полковничью опочивальню - она теперь сделалась его комнатою, - весело прошел по ней несколько раз, потирая руки, странно улыбаясь, и сел на кровать, на которой в прошлую ночь лежал умиравший полковник. Герцик задумался и вдруг вздрогнул, быстро вскочил на ноги и; подняв ковер, тревожно посмотрел под кровать: там ничего не было. "Дурак!" - прошептал Герцик, сел и опять задумался Лицо его сделалось страшно, болезненная дрожь пробегала по нем, порою губы его судорожно искривлялись - бог ведает, от злой улыбки или тяжкой боли сердечного страдания.

Уже было утро, а Герцик все еще сидел на кровати, задумчивый, печальный, спустя голову на руки, упертые в колени, и только тогда поднял ее, когда скрипнула дверь и на пороге показался Касьян. Видно было по одежде, что запорожец собирается в дорогу.

- Ты, Касьян? - спросил Герцик.

- Уже не кто другой, - отвечал запорожец, - прощай; я сейчас еду.

- Куда?

- К себе на зимовник. Тут мне нечего делать.

- Погоди, Касьян; погуляй с нами.

- Спасибо. Не весело мне, да и тебе, как видно, не очень весело.

- Правда твоя, Касьян; сейчас видно умного человека: не весело мне, я лишился благодетеля, а тут еще покойник обидел бедную свою дочку: видит бог, Касьян, как мне жаль ее и ее мужа! Ты сам слышал, как я отказывался.... что ж делать; рада присудила: нельзя, говорят, переменить завещания: воля покойника, говорят, свята.

- Не солгу, слышал.

- Ну, вот видишь, сам не знаю, чего б я не дал, чтоб переменить это.. Видит бог, Касьян, я добрый человек; мне Алексей Чайковский большой приятель, вот посмотри кинжал - это его подарок; скажи ему, что висит у меня, видишь, где? На почетном месте. А Марина всегда была такая ласковая, всегда меня отпрашивала, как, бывало, покойник - чтоб над ним земля пером лежала - захочет меня, бывало, потузить за что-нибудь...

- Спасибо и за доброе слово. Прощай.

- Нет, погоди, Касьян; скажи Марине, что я всегда буду ее помнить и все имение полковника буду считать ее имением; я буду просто ее арендарь; все ей доставлю, пусть ни в чем не нуждается, ест и пьет из серебра, ходит в бархате, слышишь?..

- Слышу

- А на первый раз возьми вот этот мешок дукатов. Кланяйся от меня, и ее мужу кланяйся, скажи, что я с ним скоро увижусь... Вот только управлюсь с делами, сейчас приеду к вам на зимовник. Погуляем вместе, забудем горе..

- Из хороших уст хорошее и слово, - отвечал Касьян, укладывая мешок в карман бесконечных своих шаровар.

- Теперь прощай, братику, прощай, Касьян; веришь ли, я и тебя люблю не меньше Алексея, что для него, то и для тебя готов сделать. А как же мне найти твой зимовник?

Касьян рассказал дорогу, поклонился и вышел. Скоро вздохнул он свободно на широкой родной степи. Ветер веял, трава шумела, добрый конь скакал; Касьян пел песню, подъезжая к своему зимовнику.

VII

"Он полети, галко,

Де мiй рiдний батько

Нехай мене одвiдає, коли мене жалко".

Летить галка, кряче,

А дiвчина плаче:

"Нема в мене рiдненького!

Тiльки ти, козаче!"

Мало_'российская_ народная_ песня_

Гости пьют и едят,

Речи гуторят,

Про хлеба, про покос,

Про старинушку.

А Кольцов_

-_ Что вам сказать, мои дети? - говорил Касьян Чайковскому и жене его, сидя за столом в своем зимовнике. - На гетманщине, как я заметил, так все перепуталось, перемешалось, словно волоса в войлоке: порядку нет; одно только мне чудно, хоть и верно, что Герцик смотрит великим мошенником: так и просится на веревку, а делает хорошо, ей-богу, хорошо; что ни говори, у него душа лучше рожи.

- Ты, батьку, чудно говоришь, говоришь обиняками; тут что-то есть.

- Ничего нет.

- А батюшка что, полковник? - спросила Марина.

- Ничего. Известно: умер, похоронили, и все тут; всем придется умирать... Вот ты уже и плачешь, доню! Нехорошо...

Но Марина его не слушала; громкие рыданья, перерываемые восклицаниями: я этому причиною, на мою голову падет смерть его_ и подобные в этом роде, задушали Марину.

- Вот говори бабам правду! - заметил Касьян. - Они из мухи коня сделают; и давай плакать... Татары его убили, а не ты; он не очень о тебе беспокоился...

Когда немного утихли рыданья Марины, Касьян рассказал всю историю своей поездки, которая нам уже известна, и заключил ее словами:

- Вот я и приехал к вам ни с чем, кроме этого мешка дукатов... Что ни говори, а Герцик добрый человек.

- Так он не проклял меня?

- Вот дурная баба! За что бы он проклял тебя? Да коли б и проклял, я не скрыл бы...

- Ну, я рада! Камень свалился с души моей от слов твоих, Касьян. Меня не проклял отец... Благодарю тебя, господи! Теперь я ничего не боюсь, я еще не одна на свете...- И Марина, обняв Чайковского, прильнула к груди его и тихо плакала.

- И давно бы так! Бог знает об чем плачет!..-прибавил Касьян. - Вы останетесь у меня жить; деньги у вас есть и еще будут; зовите меня батьком, а умру - ваш зимовник и все ваше: для вас станет; будут дети, сыновья - посылайте служить на Сечь; послужат, узнают политику и характерство - будут людьми. Вот и все тут. Полно, дети, плакать!

Спокойно зажил Чайковский на зимовнике; днем ходил на охоту, вечером слушал рассказы Касьяна о подвигах запорожцев в давно минувшие времена, и когда на какой-нибудь подвиг была сложена песня, - а это было сплошь и рядом, - то все пели эту песню и Касьян пояснял им некоторые аллегории, без чего вы найдете мало песен в Малороссии, что и подало повод многим умным людям, не понимавшим их, упрекать бедные создания народной поэзии в бессмыслице.

Недели две спустя, в одно утро, старый Касьян очень прилежно вырезывал из куска сухого липового дерева столовую ложку; Марина, сидя у окна, вышивала цветным шелком хустку (носовой платок) для мужа; Чайковский, собираясь на охоту, посадил на руку ученого ястреба и привязывал к его лапе погремушку. Вдруг раздался конский топот; несколько казаков остановились у ворот зимовника и спрашивали хлопца, ходившего по двору: Это зимовник Касьяна?_

Касьян вышел и скоро возвратился, ведя гостя, одетого в богатый наряд.

- Алексей, друг мой! - закричал гость, бросаясь обнимать Чайковского.

- Неужели ты, Герцик? - сказал Алексей. - Я всилу узнал тебя... паном стал..

- Ох, тяжело мне это панство! Не говори об нем, братику! Касьян свидетель, как это случилось... Сердце у меня так и рвалось к тебе... Как посмотрю на твой кинжал да вспомню наше прощанье - помнишь, на Сечи, - вот так сердце и рвется, так и шепчет: "Есть у тебя друг, ты забыл его..." Видит бог, правда!

- Постой, Герцик, я человек прямой; скажи мне, ты знал, когда был на Сечи, что полковничья дочка, теперешняя моя жена, ушла?

- Ах, бог мой, и пани Марина здесь! Я от радости не заметил! Да как вы похорошели, пани; позвольте поцеловать вас...