Александр Таланов - Качалов

• Название: Качалов
• Автор: Александр Таланов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Выдающийся русский артист Василий Иванович Качалов вошел в историю театра как замечательный актер-мыслитель, утверждавший в своем творчестве высокие общественные идеалы. Он был носителем реалистического, передового искусства великой жизненной правды, которое сделали своим знаменем К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко и созданный ими Московский Художественный театр.

Эта книга рассказывает о жизненном пути В. И. Качалова, формировании его как актера, творческих поисках, работе над созданием незабываемых образов. Книга показывает путь Московского Художественного театра, от которого неотделима жизнь Качалова-художника, о замечательных современниках и друзьях актера — Чехове, Горьком, Баумане, Сулержицком, Есенине и др.

---

— Лошадь, стой!

Прогремевшее пятиэтажное ругательство ошеломило витиеватой сложностью своей конструкции даже старых ночлежников. Все замерли от неожиданности, восторга и некоторой зависти.

— Извини, дядя Гиляй! — с виноватым видом Ванька Лошадь подошел к Гиляровскому, завоевавшему во всей округе не только добрую славу лучшего репортера, но также славу богатыря, обладающего могучими кулаками.

Буйство замерло. Симов был спасен. В память об этом случае художник впоследствии подарил своему спасителю картину, изображающую ночлежку Хитрова рынка точь-в-точь такой, как она выглядит на декорации Художественного театра в спектакле «На дне». Шуточная надпись на картине гласила:

«Дорогому другу, дяде Гиляю, защитнику и спасителю души моей, едва не погибшей ради углубленного изучения нравов и невредимо извлеченной из недр Хитровской ночлежки, ради «Дна» в М.Х.Т. в лето 1902 года. В. Симов».

Из этюдов, сделанных художником с натуры в трущобах ночлежки, родились декорации знаменитого спектакля. Постановщики и актеры тоже вынесли неоценимую пользу из рискованной экспедиции на «дно». Они не только почерпнули верные бытовые подробности. Главное, что доподлинная жестокая правда жизни позволила лучше познать огромный внутренний смысл талантливой пьесы М. Горького.

Опыт непосредственного изучения действительности для отображения ее на сцене вполне себя оправдал. Вспоминаются чьи-то меткие слова: «Действительность относится к искусству, как вино к винограду». Ведь истинные произведения искусства — плод самой жизни. Вне ее невозможно создание великих шедевров ни на сцене, ни в живописи, ни в литературе, ни в любом другом виде художественного творчества.

Для образа Барона Качалов нашел в своей, без того богатой, палитре новые яркие краски.

Бывший аристократ силился придать своему жалкому рубищу вид модной, щегольской одежды. Каждая деталь и в его отрепьях и в манере держаться напоминала об этом: как он натягивал на руку дырявые старые перчатки, как он грассировал слова и как пыжился придать благородство своей нелепой фигуре.

И сколь выразительны были его глаза: то беспомощные, растерянные, то наглые, глумливые. И как менялся голос! Хриплый голос алкоголика неожиданно переходил на высокие ноты, становился резким, а затем глухим. Почти неуловимые интонации тонко выражали скрытое состояние души Барона.

Вся глубина «подтекста» вскрывалась даже в коротких, малозначащих репликах, которые бросал Качалов — Барон. После грозного, повелительного «Цыц, леди!» совсем растерянно и безвольно звучало: «Я б'гат, боюсь иногда… Понимаешь? Т'гушу…» Надо было обладать величайшим мастерством, чтобы с такой отчетливой силой передавать эти как будто мелкие характерные черточки.

Спектакль «На дне» для Качалова, как и для других артистов Художественного театра, явился школой реалистического искусства. В репертуар театра он вошел прочно, стал классическим. Десятки лет, почти всю свою жизнь, Качалов играл Барона, неизменно обогащая его новыми и новыми красками.

Роль эта вознесла артиста на новые, высшие ступени лестницы славы.

Великие преобразователи театра Станиславский и Немирович-Данченко были первыми, кто пробудил в Качалове эти ставшие неодолимыми творческие силы. Но были еще другие выдающиеся люди, общение с которыми оставило глубокий след в его артистической биографии.

Кто они?

«ДЕЛО № 722»

Сулер был актер, рассказчик, певец,

импровизатор и танцор. Счастливец!

Должно быть, все музы поцеловали его при рождении.

К. Станиславский

Сулер. Так звали его друзья. А по паспорту он — Леопольд Антонович Сулержицкий. Жизнь его, необычайно пестрая, полная неожиданностей, превратностей, приключений, сама говорит за себя.

Двенадцатилетний гимназистик Сулержицкий пробует ставить и играть «Гамлета».

Юноша учится в школе живописи и помогает художнику В. М. Васнецову в росписи Владимирского собора в Киеве.

Потом работает батраком в деревне, становится сельским учителем.

Снова учится живописи в Москве. Знакомится с Л. Н. Толстым, сближается с ним.

За революционную речь во время выпускных экзаменов его изгоняют из школы живописи и ваяния. Он отправляется в дальнее плавание простым матросом.

Призванный на военную службу, отказывается дать присягу царю, за что помещен в психиатрическое отделение госпиталя, а через год сослан в Среднюю Азию, в крепость Кушку, откуда, считалось, живым никто не выходит.

Но Сулержицкий выжил и даже вновь отправился в дальнее плавание. По поручению Л. Н. Толстого занимался переселением духоборов, гонимых царским правительством. Помогал им выехать с Кавказа в Канаду. Написал книгу «В Америку с духоборами».

В Москве он печатал на гектографе запрещенные сочинения Толстого. Близко сошелся с Горьким. Ездил в Швейцарию за шрифтом для подпольной типографии, печатал революционные листовки.

Потом был арестован за принадлежность к социал-демократической партии, осужден на одиночное заключение в камере Таганской тюрьмы и сослан.

Вот что было за плечами этого удивительного человека, когда он подружился со Станиславским и Художественным театром.

Станиславский так вспоминает свое с ним знакомство:

«Это было в 1901 году.

За кулисами театра усиленно заговорили о Сулере: «Милый Сулер!». «Веселый Сулер!». «Сулер — революционер, толстовец, духобор». «Сулер — беллетрист, певец, художник». «Сулер — капитан, рыбак, бродяга, американец».

«Сегодня, — рассказывал кто-то, — иду я по коридору квартиры. Глядь — на сундуке, свернувшись калачиком, спит милый Сулер. Он позвонился ночью, его впустили, и он заснул».

«Да покажите же мне вашего Сулера!» — кричал я, заинтригованный всеми этими рассказами.

Наконец во время одного из спектаклей «Штокмана» в моей уборной появился сам Сулер. Ни я ему, ни он мне не рекомендовались. Мы сразу узнали друг друга — мы уже были знакомы, хотя ни разу еще не встречались.

Сулер сел на диван, поджав под себя ногу, и с большой горячностью заговорил о спектакле. О! Он умел видеть в театре! А это не легко, так как для этого надо иметь зоркий глаз души. Сулер был хороший зритель, хороший критик, без предвзятости».

М. Горький часто наблюдал Л. Толстого и Л. Сулержицкого вместе и описал их замечательную дружбу. По его словам, Сулер вызывал у Толстого «постоянный интерес и восхищение, которое, кажется, никогда не утомляет колдуна».

Да и сам М. Горький питал к Сулержицкому горячее, дружеское чувство. «Сулер — какая-то восхитительно вольная птица чужой, неведомой страны, — писал Горький, — сотня таких людей, как он, могли бы изменить и лицо и душу какого-нибудь провинциального города. Лицо его они разобьют, а душу наполнят страстью к буйному, талантливому озорству. Любить Сулера легко и весело».

Так, относились к Сулержицкому лучшие, выдающиеся люди эпохи. Зато царские жандармы считали его опасным преступником. Начальник Подольского губернского жандармского управления доносил в департамент полиции: «Привлеченные при Московском губернском жандармском управлении в качестве обвиняемых к дознанию о «Московском Комитете Российской социал-демократической партии» дочь провизора Ольга Ивановна Поль и запасный рядовой, из мещан Леопольд Антонов Сулержицкий, отданные под особый надзор полиции, прибыли на жительство в Новоконстантинов, Литинского уезда, Подольской губернии. Сулержицкий, назвав Ольгу Поль своей женой, поселился с ней в отдельном доме. Сулержицкий и Ольга Поль ходят по местечку босиком, в самых простых костюмах, занимаются полевыми работами и вообще употребляют все усилия, чтобы сблизиться с крестьянами. По вечерам читают, но какие книги — не известно.

О вышеизложенном имею честь донести Департаменту полиции на зависящее распоряжение. Полковник Дубельт».

И еще любопытный документ. Департамент полиции секретно сообщал московскому градоначальнику: «…В 1902 году Сулержицкий ездил для поправления здоровья в Кореиз в Крыму, где проживал вместе с Максимом Горьким. В том же году Сулержицкий совместно с графом С. Л. Толстым и Владимиром Бонч-Бруевичем принимал участие в издании сборника, посвященного переселению духоборов в Канаду.

Помимо сего, Сулержицкий в г. Киеве был замечен в сношениях с теми членами Российской социал-демократической рабочей партии, которые по своему революционному прошлому и крайним противоправительственным взглядам должны быть причислены к весьма неблагонадежным в политическом отношении лицам.

Ввиду изложенного, допущение Сулержицкого на службу в Императорские театры безусловно нежелательно».

Царская охранка завела на Сулержицкого особое «Дело № 722». Под этим же номером значилось также полицейское дело на Качалова. Случайное соседство? Конечно, нет!