Анатоль Костенко - ЛЕСЯ УКРАИНКА

• Название: ЛЕСЯ УКРАИНКА
• Автор: Анатоль Костенко
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Во многих ее стихах часто повторяются два слова: «крылья» и «песня». Может быть, оттого, что самой сильной мечтой ее всегда было взлететь, преодолевая оковы слабого тела, а строки ее стихов, наполнены мягкими и печальными напевами родной земли, где бы она не находилась: под жарким солнцем Египта, серым и дождливым небом Германии или у берегов Средиземного моря в Греции…

Документально-художественная книга Анатолия Костенко «Леся Украинка», предлагаемая ныне читателю, на основании большого мемуарного, эпистолярного и архивного материала раскрывает обаятельный образ гениальной украинской поэтессы.

---

Верным другом и помощницей Павлыка была сестра Анна, как и он посвятившая жизнь борьбе за освобождение народа…

Среди львовян, провожавших гостей в столицу Австрии, был и Михаил Павлык. Леся произвела на него глубокое впечатление своим умом. Никогда прежде не встречал он девушку, так всесторонне развитую, с такой свежей и ясной мыслью. Даже не представлял себе, что в девятнадцать лет может раскрыться перед человеком такой огромный мир, что в таком возрасте можно мыслить так масштабно. Конечно, никакого сравнения с галицийскими панночками — даже постарше, — работающими на литературной ниве. Свое восхищение Павлык передал в письме к Драгоманову:

«Не так давно была здесь Ваша сестра с дочерью. Я очень рад был ее увидеть и узнать… Я представлял ее совсем другой, теперь же увидел тихую, серьезную женщину, — об уме ее нечего и говорить. Ну, а Леся просто ошеломила меня своим образованием и тонким умом. Я полагал, что она вся в мире своей поэзии, но оказалось, далеко не так. Для своего возраста она гениальная женщина. Мы много беседовали, и в каждом слове ее видел я ум и глубокое понимание поэзии и человеческой жизни. Весьма интересно и полезно, чтобы ее поэзия и другие литературные труды (на которые она, по-моему, способна) перешли на социальное поле».

Перед отправлением поезда Франко, Павлык, Шухевич сердечно приглашали Ольгу Петровну и Лесю на обратном пути подольше погостить во Львове.

Присмотревшись к общественно-политической жизни в Галиции, а несколько позже и в Вене, Леся убедилась, что правительственный либерализм, даже освященный парламентом буржуазно-республиканского или конституционно-монархического государства, не приносит народу ни свободы, ни счастья, не избавляет его от эксплуатации, насилия и обмана. Народ Галиции находился под тройным гнетом — собственного украинского панства, австрийского (государственного), и польского (помещичьего). Осуществлялась эта политика руками реакционной проавстрийской партии «народовцев».

В ноябре 1890 года, накануне Лесиного приезда, ведущие народовские деятели (О. Барвинский, А. Вахнявин, Ю. Романчук и др.) заключили соглашение с австрийским наместником в Галиции графом Бадени, по которому «народовцы» в обмен на мелкие подачки правительства (несколько мест в парламенте, открытие украинской гимназии, введение украинского фонетического правописания и т. п.) обязались быть во всем солидарными с политикой австрийского правительства и польских господствующих кругов. Отныне провозглашалась «новая эра» в отношениях с польской шляхтой и австрийским правительством.

В вопросах украинского языка «народовцы» вели жестокую полемику с «москвофилами», объединявшими ту часть галицийско-буковинской интеллигенции и духовенства, которая ориентировалась на реакционные силы царской России. В.И. Ленин писал, что москвофилов в России поддерживала «самая реакционная партия, Пуришкевичи и K°, партия крепостников, возглавляемая царизмом».[20]

Хоть эти партии и враждовали между собой, но, по существу, их политические платформы не отличались друг от друга. «Основа обеих наших партий, — писал И. Франко, — одна и та же, разница между ними чисто формальная. Эта ли партия побеждает, та ли — для народа польза одинакова — никакой».

В противовес «народовцам» и «москвофилам» по инициативе Ивана Франко и его товарища и единомышленника М. Павлыка в Галиции в 1890 году образовалась крестьянская «Радикальная партия». Она на первых порах отстаивала интересы трудящихся, развенчивала грабительскую политику австрийского правительства и его приспешников — быстро обогащающихся украинских буржуа. Но со временем эта партия выродилась в обычную буржуазно-реформистскую. В 1898 году И. Франко вышел из нее.

Леся быстро сориентировалась в этих межпартийных перипетиях. Она остро осуждала соглашательство и предательство народных интересов, продемонстрированные «народовцами», с другой стороны, одобрительно отнеслась к радикалам и их журналу «Народ».

Леся Украинка — М. Драгоманову. 17 марта 1891 года, из Вены. «Только приехав и увидев, как здесь живут люди, я лучше поняла галицийские дела и отношения. То, что на Украине виделось нужным, хорошим, предельным, — то же, применительно к здешней жизни, оказалось таким убогим, нелепым, ненужным, а то и вредным. Вокруг знаменитой «угоды» (соглашения. — А. К.) больше разговоров поднялось у нас на Украине, потому что мы сами придумали: то-то благодать — и две русские гимназии, и правительственная корреспонденция на нашем языке, и защита со стороны правительства против поляков — теперь нам уже «и сам черт не брат…». Оставалось только заплакать от умиления. Но мне теперь такой несчастной, легковесной и глупой представляется эта «угода», что стыдно за галичан, как они могли додуматься до такой глупости. Что касается «народовцев», то мне (и не только мне одной) их кривые дороги, quasiпатриотические возгласы и поклоны правительству опротивели, и даже не потому, что я раньше не представляла, какой вред приносят их поступки всему нашему делу, — просто чувство справедливости поворачивает меня прочь от такого «лояльного патриотизма». Пресловутая «политика», «лояльность», кривые дороги, ведущие к высокому идеалу, «почитание народной святыни», «умеренный либерализм», «национальная религиозность» etc., etc., - все это так утомило нас, молодых украинцев, что мы рады были бы выбраться куда-нибудь на чистую воду из того «тихого болота».

Галицийский вопрос волновал Лесю долгие годы. Не однажды возвращалась она к нему в статьях и особенно в письмах. Вмешивалась и непосредственно в галицийские и буковинские дела, когда приходилось бывать там. Она понимала, что «поповство вместе с клерикализмом еще сильно в Галиции, но тем более нужно с ним бороться, а не потакать ему, потому что оно может высосать из народа все здоровые жизненные соки. Галиция ныне уже не прежняя, — писала Леся, — соглашатели остались на бобах, потому что вся галицийская общественность, кажется, скорее бы с чертом помирилась, чем со шляхтою, в этом я уже уверена, потому что хорошо присмотрелась к здешним польско-русинским отношениям».

Художественно-эстетические дела в Галиции тоже обстоят неважно. Отсталость, заметная невооруженному глазу, особенно в сравнении с надднепрянской Украиной. И не где-нибудь, а в среде радикально настроенной интеллигенции.

«Здесь еще возможны споры, — пишет она брату Михаилу, — подобные таким: что лучше — Шиллер или новые сапоги, Венера Милосская или куль соломы и т. п… Ежедневно спорю с «сечевиками» о неоромантизме, о поэзии и вчера все же заставила их признать, что в литературе важнее портреты, а не фотографии (понимаешь разницу?), что без «выдумки» нет литературы, что подлинно реалистическим описанием можно назвать только то, которое перед глазами читателя создает яркую и выразительную картину… Из современных писателей они больше всего ценят Золя и ставят его выше остальных французских писателей, которых они, правду сказать… и не читали!»

Одним словом, Галиция мало порадовала Лесю. Впечатления несколько противоречивые (как-никак заметны хоть эфемерные конституционные свободы относительно украинского слова, австрийский цесарь не подписывает указов о запрещении украинской литературы и культуры, не рассылает циркуляры о том, что «нет, не было и быть не может никакого особенного малороссийского наречия…»), однако общий вывод был таков: произвол правительственных чиновников и польской шляхты, имевшей на местах больше фактической власти, чем сам Франц-Иосиф, а также униатское духовенство, собственная русинская реакция сводили на нет и эти мизерные свободы.

С такими мыслями продолжала Леся поездку на запад.

ВЕНА: НОВЫЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ

Ночью поезд миновал Краков, Одерберг, а утром приближался к Вене. Прогремел по Дунайскому мосту и через две минуты остановился под стеклянной крышей Северного вокзала. На привокзальной площади Косачевны увидели новейшее достижение техники, очередное «чудо» — электрический трамвай. Новенькие, окрашенные в ярко-красный цвет вагончики сверкали в лучах зимнего солнца. Рядом чинно выстроились одно- и двуконные экипажи. Ольга Петровна попросила извозчика ехать в гостиницу «Централь».

Обстоятельно выяснив, каким образом будет проходить лечение, переселились на квартиру в старой части города по улице Флориана: всего квартал до больницы, вблизи административных, учебных, научных и художественных заведений — различных министерств, Академии наук, университета, консерватории театров, музеев и т. п.

«Мы живем в старой, очень красивой части Вены, — писала Леся, — недалеко от нас начинается Burg[21] (императорский дворец и парк), там же Burg-theater,[22] недалеко ратуша (Rathaus[23]), все прекрасные здания разного стиля, они сплошь покрыты орнаментикой и украшены скульптурами так, что даже непривычно все это видеть. И когда эти люди успели столько всего понастроить? Статуи — словно фарфоровые игрушки — и, кажется, ничего не стоит накупить их десятками. Что ни дом, то кариатиды, атланты, маски, гении и бог знает что! Такого прекрасного города, как Вена, может, и в мире нет. А общественные здания, концертные залы, театры! Какие украшения, сколько скульптуры, живописи, орнаментики разнообразной — страх! Однако сколько ни пиши, всего не опишешь…»