Вилли Биркемайер - Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного

• Название: Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного
• Автор: Вилли Биркемайер
• Издательство: Текст
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-7516-0511-Х

Вилли Биркемайер стал в шестнадцать лет солдатом дивизии СС «Гитлерюгенд». Долго воевать ему не пришлось: он попал в советский плен и был отправлен в СССР. Здесь, на принудительных работах, ему открылась картина бессмысленного «перевыполнения планов», неразберихи и пьянства. И вместе с этим — широта души и добросердечие простых людей, их сострадание и готовность помочь вчерашним врагам. Работая в Мариуполе, на металлургическом заводе, он познакомился с девушкой Ниной. Они полюбили друг друга. Но, когда военнопленных отправили домой в Германию, расстались — как думали тогда, навсегда. Спустя 52 года московская телепрограмма «Жди меня» сумела разыскать Нину и их дочь Татьяну, которую Вилли Биркемайер увидел впервые.

---

…И вот мы опять идем с Максом прогуляться по лагерю перед сном. Я рассказываю про Машу, он снова и снова напоминает мне про осторожность: если про нас узнают, это будет катастрофой для Маши. Я спросил и про Людмилу. «Похожие проблемы, — вздыхает Макс. — Она готова остаться со мной после плена». Людмила нарисовала ему картинку: деревня, бродит скот, а Макс в кузнице подковывает лошадь. И тут же двое или трое ребятишек… Людмила старается учить немецкий язык по учебнику, да только фразы оттуда не подходят для их разговоров с Максом. А на рисунке она все это здорово изобразила и с помощью слов, которые уже выучила, понятно объяснила. «А что я могу сказать ей — что увидим, посмотрим? Я точно не хочу оставаться в России, я хочу в Дюссельдорф! И я уверен, что нас отпустят в этом году, и тогда эти проблемы решатся сами собой».

Не могу не согласиться с Максом, но мысль о том, чтобы в один прекрасный день, вот так просто сгинуть отсюда, меня коробит. Наверное, я насквозь, душой и телом, неисправимый романтик.

Пора идти на ужин, а Макс ведь еще не знает про суп с потрохами. Посмотрим, что он скажет. На раздаче все в порядке, никакого дурного запаха, здорово отбило его пряностями. Гейнц еще заправил суп мукой и луком, получилось вкусно. И нашим товарищам суп нравится, это не то что всем надоевшая перловка. Никто не воротит нос, тем более что дают добавку — оставлять рубец на следующий раз Гейнц не стал. И я понимаю, что судьба меня еще балует — с тех пор, как мы в этом лагере, я ведь ни разу не был по-настоящему голоден.

И бог погоды к нам милостив — стоят теплые летние дни. Я подолгу сижу в тесной комнатушке при кухне, занимаюсь тупой бухгалтерской писаниной и пользуюсь любой возможностью, чтобы выбраться оттуда на свежий воздух. Вот только что забежал к Маше узнать, как у нее дела с билетом в Днепропетровск. С этим все в порядке: шофер Дмитрий отвезет ее завтра в Мелитополь, там она получит билет через кого-то из знакомых Владимира Степановича. Сколько пробудет у мамы — не знает, надеется, не дольше недели. «И вернусь к тебе, Витька. Не хочу быть долго без тебя!» Договорились встретиться в больнице в шесть вечера, чтобы еще раз побыть вместе до отъезда.

А если сегодня репетиция? Ну ничего, опоздаю немного, я ведь свою роль выучил, времени для этого на кухне хватает. Ну и с едой здесь, конечно, все хорошо. Гейнц нередко готовит даже яичницу — это у нас «второй завтрак». И совесть его не мучает — он ведь добывает немало продуктов сверх положенного, и они идут в общий котел. Даже натуральный кофе был на Рождество… А сегодня он дал мне два вареных яйца — для моего друга Макса. Я отнес их к нам в комнату и положил Максу под подушку. Представляю, как он удивится, когда придет с работы!

После обеда я и сам пошел прилечь — не могу больше видеть всю эту дурацкую цифирь! Никто ведь по-настоящему не проверяет наши калькуляции, и наш «кухонный» офицер подписывает хоть черновик, можно сказать, не глядя.

Как водится, я заснул. Проснулся, только когда пришел Макс. Едва успел остановить его, чтобы он тут же не повалился и не раздавил яйца под подушкой. «Где ты их взял?» — спрашивает Макс в полном изумлении. «Гейнц дал, кто же еще! Не мог же я сунуть тебе под подушку яичницу». Макс сердечно благодарит меня. Оказывается, Людмила чуть не каждый день угощает его яйцами, а я-то думал…

Появился Манфред, наш режиссер. Велит быть всем в зале точно к семи. С нами хочет говорите xs чем-то политрук. А уже половина шестого, в шесть мне к Маше, надо поторапливаться. Макс смотрит на меня вопросительно, и я заверяю его, что не опоздаю.

Маша уже ждала, заперла за мной дверь. «Я знаю, золотце, у нас сегодня совсем мало времени. В семь часов у вас беседа с политруком. У нас за обедом говорили, что в лагере неспокойно, вот ваша бригада и должна помочь делу. Отправить бы всех домой, а кто хочет, пусть остается. Колючую проволоку долой, и можно жить, жить, жить… Эх, Ви-тюша, какая была бы жизнь!» На этот раз я зажимаю ей рот уже известным способом. А на Маше, оказывается, только докторский халат, больше ничего. А я никак не развяжу шнурки на ботинках, в дело вмешивается Маша. Но долго нам сегодня разлеживаться некогда. Завтра Маша уезжает в Днепропетровск, а когда вернется, первым делом пойдет осматривать кухню — чтобы я ее увидел, говорит Маша, желая меня подбодрить, а сама плачет, словно уезжает на другой конец света. Прощальный поцелуй — и я уже за дверью, через минуту-другую сижу в зале с товарищами. Ну, пунктуальность, это наша стихия, сам политрук не торопится — когда он появился, на часах было уже почти восемь. Мы еще успели какую-то сценку отрепетировать за этот час…

С политруком пришли еще два офицера, один из них говорит по-немецки. Он и начинает беседу и просит нас оказать помощь лагерному начальству в это трудное время. Хотел бы я знать, что это за трудности. А он продолжает: «Товарищ Сталин дал указание, отпустить до 31 декабря 1948 года всех военнопленных по домам. К сожалению, справились с этим не везде, и многие пленные боятся, что и в этом году домой попадут не все. Мы пришли, чтобы заверить вас: пленные из нашего лагеря будут освобождены не позднее октября этого года. Это решено окончательно, потому что здесь будет другой лагерь — для военнопленных, осужденных на длительные сроки».

И дальше он говорит, что в нашем лагере «есть такие артисты», которые подстрекают других к недовольству. И что надо обязательно этому противодействовать, и что мы должны помочь в этом руководству лагеря. Если постараемся внушить нашим товарищам, что поздняя осень — это последний срок, то уже будет хорошая помощь. А еще будут устроены спортивные игры, даже футбол — лагерь против лагеря. И купанье иногда в Азовском море… «Все в лагере вас знают, и ваше слово может много значить. А в случае беспорядков комендатура лагеря вынуждена будет принять меры, а это будет только во вред самим пленным…»

Наш комендант Макс Зоукоп стоит сзади, он все слышал и теперь берет слово. «К нам не в первый раз обращаются за помощью. Прошу вас выполнить и эту просьбу. Я говорил сегодня с Владимиром Степановичем, и он заверил меня, что не позднее октября нас отпустят. Я ему верю. А кто из вас хотел бы не работать на заводе, чтобы заниматься только в театральной бригаде, тому мы подыщем работу здесь, в лагере. И первый футбольный матч против команды соседнего лагеря состоится через неделю. Спортивную форму, бутсы и мячи нам дают футболисты из Мариуполя».

Ну и еще про постановку оперетты, которую мы готовим, и что на днях уже можно давать представление. Что ж, на этот раз дело выглядит так, будто русские и на самом деле решили нас освободить.

И все отправляются вслед за офицерами на кухню — там есть отдельная небольшая столовая. Рассаживаемся, нам приносят свежий хлеб и— по стакану вина! Лучшего начала для подготовки к отъезду домой не придумаешь! И офицер, говоривший речь по-немецки, пьет вино с нами за наше здоровье и за возвращение домой; после этого офицеры оставляют нас одних. Мы, конечно, еще обсуждаем с комендантом Зоукопом все услышанное. Сейчас только середина мая, впереди еще июнь, июль, август, сентябрь, значит, в самом крайнем случае — ждать не больше пяти месяцев, это одна десятая часть всего времени нашего плена…

Мы возвращаемся к себе в комнату. Все же это был хороший вечер! Можно ли на этот раз верить наконец своим ушам? Посмотрим…

Из письма брату:

15 мая 1949 г., Советский Союз

…Вчера, в воскресенье, я было начал писать это письмо и тут же оставил — был под хмельком. Бот впечатления от вчерашнего вечера. После обеда к нам в столовую приехал заводской буфет с вином, сладостями, тортом и тому подобное. Такое хорошее вино, что после первого^стакана сразу захотелось еще, тем более что наливали его бойкие красивые девушки. А наш оркестр порадовал публику танцевальной музыкой. Столы сдвинули, и начались танцы; если звучала знакомая мелодия танго или фокстрота, нам подпевали. Расходиться стали только к полуночи.

А еще через несколько дней я послал родителям и брату открытку, в которой написано:

…Пусть дойдет к вам поскорей этот воскресный привет. Я только что вернулся с футбольного поля. У нас были гости из соседнего лагеря. К сожалению, наша команда проиграла 0:2.

Тысяча приветов, целую вас. Ваш Вилли

Да, русские выполняют свое обещание. Фургон с буфетом и вином уже дважды побывал в лагере, а сегодня был уже третий футбольный матч, и каждый, кто хотел, мог идти смотреть. Футбольная площадка в нескольких минутах ходьбы от лагеря, сопровождение — всего несколько солдат. И во время игры часовых почти не было видно; может быть, среди зрителей, в гражданском? Хорошая была игра, без грубостей, и местный русский судья умело держал обе команды в рамках. Футболисты из другого лагеря пошли после игры к нам, вымылись в душе, походили по лагерю, ужинали у нас.