Николай Гарин - Таежная богиня

• Название: Таежная богиня
• Автор: Николай Гарин
• Жанр: Современная проза

---

— Нет, ну ты представляешь, каков нахал?!

— Подожди, Аркаша, я пришел по поводу выставки, что ты заявишь, количество, размеры...

— Да погоди ты о выставке, во мне кровь кипит от возмущения, а ты про выставку. Вот полюбуйся, притаранил мне две работы и выдает за свои!

Гость подошел к картинам, скрестил руки на груди и, покачиваясь с пятки на носок, долго рассматривал Никитины работы. Потом повернулся к Аркадию Сергеевичу и тихо проговорил, словно отдал приказ:

— Извинись, Аркаша, перед молодым художником.

Затем подошел к Никите и протянул ему руку:

— Замечательные работы! Давно я ждал нечто подобное, смело и откровенно. У вас что-то еще написано? — Никита кивнул. — Ну, так давайте несите все. Я помогу вам выставиться. Как ваше имя?

— Никита Гердов, — совсем растерявшись, проговорил юноша, не сводя глаз с внезапного покровителя. Он стал догадываться, что это один из самых авторитетных художников Свердловска.

— Вот и отлично, Никита Гердов. Завтра же прямо на Куйбышева, девяносто семь в Дом художников ко мне, — он опять протянул руку, — Коротич Виталий, будем знакомы. А ты, Аркадий, не будь смешным, извинись, пока не поздно, перед Никитой Гердовым.

— А то что? — набычившись и оттопырив губу, проговорил тот обиженно.

— А то, что скоро он станет знаменитым и тебя не будет замечать, — и, бархатисто смеясь, гость важно вышел из мастерской.

Региональная выставка в Доме художника была плановой и поэтому не очень многолюдной. В основном была местная богема, завсегдатаи подобных мероприятий. Выцветшие, слегка увядшие дамы усиленно демонстрировали свою утраченную стать, то и дело поправляли или теребили украшения в ушах, на груди и на шеях. Они ходили, как правило, одни. Перед каждым произведением в изумлении вскидывали брови, замирали на несколько секунд, потом делали шаг назад, смотрели, слегка поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, потом торопливо делали шаг вперед и, чуть присев, щурясь, читали название работы и фамилию автора.

Мужчины ходили группами по два, три и более человек. Среди них обязательно был ведущий, который первым давал оценку работе, знакомил с авторами. Молодежь, как правило, быстро пробегала по выставке, иногда задерживаясь у неожиданных и необычных работ, и неслась дальше.

Никита волновался. Еще бы — первая выставка и сразу три полотна! Он прохаживался немного в стороне от своих работ, на случай, если кто-то им заинтересуется.

— О, Никита-живописец, привет! Слушай, старик, я что-то не совсем понял твои шедевры, если честно. Ты уж прости нас, журналистов. У нас что на уме, то и в... газете... — Перед Никитой вырос корреспондент местной газеты “На смену”, что летал с ними на поиски Жени с Игорем. “Кажется, его зовут Андреем”, — с трудом вспомнил он имя журналиста. Парень был симпатичным, но чрезмерно суетливым и разговорчивым. — Слушай, Гердов, а тема Севера, видно, тебя сильно задела, а?

Никита сдержанно поздоровался.

— Кстати, как здорово, что я тебя встретил! На неделе мне звонили из Ямало-Ненецкого округа. Им художник нужен, портретист. Какого-то то ли чиновника, то ли председателя колхоза рисовать. У тебя как со временем? Может, слетаем?

— Надо подумать.

— А что тут думать! Проезд, суточные, гостиница — за их счет, что тут думать! Ну и гонорар северного масштаба, — толкнул он в бок Никиту.

— Ну хорошо, уговорил. А когда ехать? — Никита слегка заволновался, увидев, что в его сторону направляется группа солидных людей во главе с Коротичем.

— В августе, Никита, в августе. Ты мне скажи, как тебя найти.

Но Никита уже ничего не слышал...

— Ну вот, уважаемые коллеги, перед вами Никита Гердов, в некотором роде сюрприз выставки, прошу любить и жаловать, — проговорил Коротич, подходя к Никите и здороваясь с ним за руку.

Однако, кроме Виталия Михайловича, с Никитой больше никто не поздоровался и даже смотрели на него равнодушно и вскользь.

А вот работы рассматривали долго и внимательно. Повисла напряженная тишина. Лица далеко не молодых экспертов долго оставались невозмутимыми. Коротич улыбался и подмигивал Никите, мол, все нормально, парень, мы-то с тобой знаем, что к чему, а эти пусть пыжатся, ломают комедию.

— Я что-то не пойму, что за стиль использует... э... молодой человек? — наконец проговорил один из них.

— На мой взгляд, чересчур много агрессии, — безапелляционно заявил другой.

— А по мне, здесь больше философии, чем живописи, — повернулся к Коротичу третий.

Вечером, когда Никита рубил топором свои работы во дворе бабушкиного дома, ему все время казалось, что из них вот-вот брызнет кровь. Ему даже слышались с каждым ударом тихие стоны и приглушенные вскрики.

Маргарита Александровна, стоя у окна и наблюдая за внуком, тихо плакала. В глубине души она понимала, как с каждым ударом топора ее внук становится взрослее, правильнее, становится настоящим. “В деда, в деда пошел Никитушка, — думала старушка. — Видно, пока не его время, не его час...”

Часть вторая Полярный Урал

В аэропорту города Салехарда Никиту и Андрея встретил худощавый парень лет тридцати, который представился фотокорреспондентом местной газеты “Красный Север” Юрием Пилипенко. Он должен был сопровождать свердловчан до поселка Белоярский, заснять то, что гости попросят, и обратно. Познакомившись, ребята уселись в редакционный уазик и минут через двадцать были в речном порту. А еще через час любовались панорамой полярного городка с борта двухпалубного теплохода “Механик Калашников”.

Никите повезло с компанией. Андрей с Юрием непрерывно что-то рассказывали, спорили, в чем-то убеждали друг друга. На столике мелко подрагивала батарея пивных бутылок, среди которых огромными золотыми слитками лежала копченая рыба муксун. За окнами проплывали плоские берега.

К месту и не к месту Никита кивал то одному рассказчику, то другому, думая о своем. На этот раз он был уверен, что его ждет открытие, которое изменит его отношение к искусству и приоткроет завесу сокровенного. Но проскакивали и довольно простые мысли — может, судьба всего-навсего дарит ему возможность передохнуть, окунуться в полярную экзотику, залечить рубцы в душе.

Часов в восемь утра судно мягко ткнулось носом в берег и стихло. Ставшая привычной вибрация прекратилась, наступила тишина, которая и разбудила ребят.

— Эй, командировочные, просыпайтесь, Белоярский, — засуетился Пилипенко, собирая недопитое пиво и оставшуюся рыбу.

Несмотря на ранний час, казалось, весь поселок пришел встречать очередной рейс “Механика Калашникова”. Стайками носились с места на место дети, не шелохнувшись, обелисками стояли старички с палочками. С бигуди на головах, в пальто с меховыми воротниками и домашних тапочках пришли барышни. Отдельной группой совсем в стороне присели на полянке аборигены — ненцы.

Никита сразу обратил на них внимание и загорелся интересом, ему хотелось рассмотреть их получше, поговорить.

— Здравствуйте, Николай Андреевич! — еще с трапа прокричал и помахал рукой Юрий кому-то из пестрой толпы. Как потом оказалось, это и был сам директор зверо-оленеводческого совхоза “Белоярский” Бабкин — довольно молодой, невысокого роста, с белозубой улыбкой во все лицо.

После приветствий и представлений Бабкин повел гостей сначала в контору — низенькое длинное здание рядом с пристанью. Показал знамена, грамоты, кубки, призы, завоеванные в соцсоревнованиях. Сводил гостей и на звероферму, где выращивались сотни чернобурых и платиновых песцов. Зашли в пошивочную мастерскую, где шились меховые шапки, унты и другие изделия из оленьего и песцового меха. Лишь к обеду Бабкин повел гостей к себе домой. За время экскурсий поспела баня, которую ловкий паренек лет семнадцати, сын директора, успел истопить. После бани началось застолье.

Пилипенко еще по дороге с легкой иронией и завистью называл его князьком, наподобие дореволюционных туземных властителей, что правили в этих краях.

И теперь, сидя за длинным столом, распаренный и обласканный радушием и вниманием хозяев Никита не верил своим глазам. Стол ломился от яств. Три тазообразных блюда до краев были наполнены икрой. В одном была черная осетровая, в другом оранжевая икра щекура и в третьем опять черная, но со сливками. На длинных деревянных тарелках лежали два запеченных осетра длиной в добрый метр. Две высоченных горы оленьих языков дымились между блюдами. Груда ароматнейших свежекопченых оленьих ребрышек, нежных и хрупких, от одного вида которых текли слюнки.

— Не стесняйтесь, гости дорогие, как говорится, чем богаты... Горяченькое, пироги и прочее будет позже. А сейчас говорите, что пить будете? — Бабкин не переставал широко улыбаться и излучать самое искреннее радушие.

— Может, водочки? — предложил Пилипенко, оглянувшись на товарищей по командировке.