Андрей Дмитрук - Морская пена

• Название: Морская пена
• Автор: Андрей Дмитрук
• Жанр: Научная Фантастика

Индра, имперский стажер на полузабытом богом армейском посту, Арджуна, маленький абориген, пригретый солдатней и ненавидящий таких же как он, Вирайя, бывший архитектор, почти иерофант, будущий беглец... Всемогущий Орден, всевидящая глава религиозно-полицейского государства, ядерные грибы взрывов Сестер Смерти — такая-вот Атлантида, непоколебимая и бескопромиссная — да только летит к планете комета, и один из ее маленьких спутников обязательно упадет в океан, смывая копошащуюся людскую пену...

---

В пору великой жары, когда набухает завязь на плодовых деревьях, Вирайя увидел, как по дороге от холмов четверо воинов гнали связанного, зло огрызавшегося человека. Тощая собака бежала следом, обнюхивая следы.

- Это вор, - сказал Шаршу. Сидя рядом с архитектором на балконе, он потягивал молоко из кружки. За отсутствием льда молоко охлаждали в колодце. - Он уводил и поедал царских коз, теперь ему отрубят голову.

Воины свернули на широкую полевую тропу. Встречные водоносы с кувшинами на шесте через плечо возбужденно залопотали, сторонясь. Один из них плюнул на связанного.

Затылку Вирайи вдруг стало холодно. Он обернулся. В дверном проеме стояла Ориана с вазой в руках - она ходила за водой для срезанных цветов.

...Ведомый бессознательной тревогой, Вирайя догнал Ориану ночью по дороге к заливу. Одетая в мешковатые брюки и непомерно широкую куртку со множеством карманов,- подарки Шаршу,- женщина быстро шла, повесив на плечо брезентовую сумку. Под неестественно крупными и чистыми звездами, будто рыдая, перекликались гиены. Морская свежесть охлаждала пустыню.

- Я хочу жить одна, - сказала Ориана, не вырываясь из рук Вирайи, но и не трогаясь в обратном направлении. - Много ли мне надо? Буду ловить рыбу. Заведу козу.

- Но почему, почему ты так решила?

- Я становлюсь плохой. Плохой! - упрямо повторяла она. - Мой отец был Избранный, его казнили за то, что он имел ребенка с коротконосой... моей матерью... и ее тоже... Наверное, это от отца. Мне начинает нравиться, когда мне кланяются, подают еду, стелют постель. Скоро мне захочется наказать кого-нибудь... а ведь я такая же, как эти люди.

- Не оставляй нас,- сказал ей Вирайя. И добавил неожиданно для себя:-Может быть, скоро мы уйдем. Вместе.

Главный разговор состоялся у Вирайи с Шаршу позднее, в бывшем кабинете командующего сектором. Шаршу собрал сюда все уцелевшие книги, полированный, крытый замшей стол о восьми ящиках, трюмо с инкрустированным подзеркальником, широченный диван с зеркалом в деревянной спинке и невинно-лазоревыми валиками.

К тому времени произошли важные события. Аштор, смерти которой ожидали со дня на день, начала потихоньку поправляться. Появились даже новые волосы, редкие, как младенческий пушок. Не проходили только безволие и вялость. Все так же механически ела она из рук Орианы, гуляла, едва переставляя ноги и опираясь на чье-нибудь плечо, вокруг дворца, почти не разговаривала. Зато бедняга пилот стал жаловаться на боли в груди, слег и угас за время, меньшее, чем требуется богу-разрушителю на превращение из тоненького серпа в серебряное блюдо. Шаршу знал, чем болен Вестник,ужасная опухоль в легком,- но не мог помочь. Его аптека была убогой и состояла в основном из местных трав.

Говорили они глубокой ночью, выколачивая пепел из трубок на бронзовую пепельницу в виде виноградного листа - память о невозвратных временах. Чадящим, рыжим, пахучим светом пятнала комнату масляная лампада. Аккумуляторы предназначались только для вездехода. Шаршу невесело шутил: "Когда будет на исходе последний аккумулятор, мы зажжем все лампы в доме, попрощаемся с электричеством".

- Ты себе представляешь, что это такое - новое плавание?

- Представляю,- кивнул Вирайя. Мгновенной вереницей пронеслось перед ним пережитое в море: палящие полудни и горячие капли из опреснителя, неожиданно хлесткий, как пощечина великана, удар штормового гребня, отчаянный скрип и пляска баржи в котле ночных бурь и те невообразимо жуткие минуты, когда кажется, что двигатель захлебнулся. Собравшись с духом, он сказал как можно беспечнее:- Конечно, представляю.

- Ну, и куда же ты поплывешь, сумасшедший человек?

- Вот этого не знаю. Но здесь мне тяжело. Мы опять стали Избранными нашим именем правят, присваивают себе стада и поля, рубят головы непокорным. Извини, но я не могу сидеть здесь до самой смерти, считать оставшиеся спички и куски мыла и принимать дань от племен...

- А чего же ты хочешь, Вирайя? Ты знаешь, я сам всегда был за равенство, за человечность, но... Мы пока что самые образованные, самые развитые люди на Земле. Значит, именно мы дадим коротконосым понятия о законах, морали. Чтобы они больше не убивали друг друга, не угоняли скот и женщин, вместе вспахивали поле. При их вопиющей дикости, которой хватит еще на тысячелетия, что иное, кроме религиозного запрета и крепкой власти, заставит их работать на пользу всей общины?

- Но ведь так рассуждает и Черный Орден, Шаршу! Конечно, гораздо легче управлять, когда тебя чтут, как божество, а твоих ближайших помощников наделяют правами царей.

- А почему бы и нет, если божество старается творить только добро, если оно учит царей справедливости? Орден стремился сосредоточить всю власть и знания в своих руках - мы же будем делиться всем, что знаем сами, и поможем племенам устроить самоуправление.

- Неубедительно, Шаршу. Поначалу они станут выбирать правителями тех, кто угоден нам. А после нашей смерти власть захватят самые сильные и жестокие, и объявят свои кровавые прихоти волей богов, ушедших на небо, и будут приносить человеческие жертвы перед твоим алтарем. Ты не воспитаешь народ, а приучишь к слепому повиновению, твои помощники научатся безнаказанным расправам. Стоит убрать твою личную, собственную справедливость - и останется тирания. Новый Орден, ранги посвящения...

- Ты очень повзрослел, друг мой.

- Возможно. Но первые слова правды, которые заставили меня задуматься, я услышал от тебя. В твоем столичном доме. Когда ты защищал человеческое достоинство раба.

- Я и сейчас его защищаю. Каждый будет находиться под охраной закона. Вместо рабовладельцев и рабов - отцы и дети!

- Отцы с топором и плахой... У твоих "детей" появятся рабы, Шаршу. Они начнут покорять другие народы. Когда-нибудь они додумаются до Сестры Смерти. И, может быть, истребят все живое на Земле.

- А можно узнать, что собираешься сделать ты, Вирайя?! - как когда-то в своем салоне на горе Висячих Садов, загорелся, стал повышать голос Шаршу.- Приплыть куда-нибудь в другую страну, найти некое первозданно-наивное племя и сделать его людей совершенными? Чтобы они не знали ни власти, ни собственности, ни преступлений, порождаемых ею? Чтобы ими руководили только любовь, и совесть, и не знаю, что еще?! Ну да, они затвердят, как молитву, твои благородные фразы и будут делать все так, как нравится белому богу из-за моря, и напишут священные Книги для потомков. А позже? Как ты сказал мне - после твоей смерти? Через сто лет, через пятьсот? Разве сильным той страны не захочется иметь побольше стад, и хлеба, и слуг, чтобы удовлетворять капризы плоти, жить на зависть соседу? Разве они не начнут войны и не станут казнить непокорных; не будут досыта кормить умных рабов, чтобы те придумывали для них наслаждения и новое оружие? И возвышенный дух твоих законов будет растоптан, а буква - заучена наизусть, и лицемеры будут цитировать тебя, оправдывая любую гнусность!

- Вероятно, ты прав,- после долгой паузы сказал Вирайя.- Но все-таки что-нибудь уцелеет, я уверен. Хотя бы некоторые справедливые законы. И это даже не самое главное. Наши лучшие слова, Шаршу, будут завещаны детям и внукам. Деды расскажут о добрых временах, когда было меньше слез и насилия. Эти сказки повторят на каторжных работах, на солдатском привале. Приукрасят собственными вымыслами и передадут дальше, дальше... Пока не исполнится мера зла на Земле; пока нашим бесконечно далеким потомкам не удастся построить лучший, святой мир. Я не знаю, как они это сделают, но они обязательно сделают, и их будут вдохновлять мифы... пересказы наших с тобой дел и мыслей. Значит, и мы будем участвовать в строительстве нового мира.

Вирайя встал и выбил горячий пепел из трубки. Шаршу, как завороженный, следил за искрами. Вот умерла и последняя...

- Когда-то я думал, что человек - это мягкий воск, - задумчиво сказал архитектор. - Можно лепить из него что угодно. Это в общем правильно. Только человеческий воск твердеет и становится прочнее любой стали. Помнишь, как умирал наш пилот? Его мучило одно, только одно. Нет, не собственная судьба: он понимал, что обречен. Другое. Он держал меня за руку и лихорадочно твердил, чтобы я покаялся. Он, повидавший гибель мира, обожженный и отравленный Сестрой Смерти, так ничему и не научился и молил меня отправиться назад, в Меру, припасть к стопам живого бога. Всемилостивый Круг простит! Да, нельзя, Шаршу, нельзя делать из человека раба!

- А как с ней? - спросил из полутьмы печальный высоколобый Энки.

- Я любил ее... и люблю... Но моя теперешняя дорога - не для нее. Может быть, тебе удастся ее полностью вылечить, вернуть былую красоту. Аштор будет доброй богиней...

Шаршу потупился, словно не в силах был смотреть в глаза друга. Архитектору почудилась мелькнувшая на лице Энки смущенная радость. Вирайя растроганно вздохнул. Не было ни огорчения, ни ревности. Как хорошо, что, невзирая на самые кошмарные испытания, живет сердце человеческое.