Екатерина Минорская - Женского рода

• Название: Женского рода
• Автор: Екатерина Минорская
• Издательство: «Издательство ACT»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-17-033894-5

Екатерина Минорская

Женского рода

Если в ком-то из героев вы случайно узнаете себя, значит,

мы с вами знакомы или кто-то просто рассказал мне вашу историю…

Их мир совсем другой. И они — Другие. Но живут рядом с нами, среди нас, и мы редко можем выделить их лица в толпе.

Их мир пугает нас и манит одновременно. Он — забавное при­ключение для тех, кто не знает о нем ничего. Он — ад для тех, кто хоть ОДНИМ глазком смог заглянуть внутрь.

Лесбиянки… Что нам известно о них? Что правда и что вымысел в рассказах об их «красивой» и «модной» жизни?..

Книга взята с сайта http://temaknigi.ru/ - Блог тематической литературы.

---

Кирш звонила старому «героиновому» приятелю Паше-Полю, у него была часто пустующая мастерская на чердаке, и никто из нынешних знакомых Кирш с Пашей-Полем никак не пересекался.

— Можно какое-то время погостить в твоей мастерской?

— Ну да, почему нет… — Поль относился к жизни фи­лософски и никогда не задавал лишних вопросов. Он и сам никому ничего не объяснял, за что расплачивался одино­чеством.

Поль был из той же среды, что и отец Максимки, он жил с мужчиной, но не верил ни в мужскую, ни в женскую любовь; к лесбиянкам относился с презрением, но Кирш была исключением: ее он уважал еще со студенческой ска­мьи. Отношение, проверенное не временем, а одним про­исшествием.

Откуда ни возьмись налетели тогда «маски-шоу» с ду­бинками; была псевдооблава на наркоманов. Их — чело­век десять — затолкали в «газель» и везли куда-то, надев на головы мешки; сильно били — боли они почти не чув­ствовали, но Поль плакал, а Кирш возмущалась. Им зада­вали вопросы; это была охота за одним человеком — близ­ким другом Паши-Поля.

Вопросы задавали почему-то только Кирш, и все без­результатно. Тогда она чудом осталась жива. И, навещая ее в больнице, Паша прослезился:

— Кирш, спасибо тебе, я не знал, что ты так к нему относишься!

— Как?

— Ну что не заложила!

— А кого б я «заложила»? А друг твой — так себе пас­сажир, смертью торгует, которую мы покупаем.

С тех пор как родился Максимка, Паша-Поль и все, что их связывало, отошло от Кирш так далеко, что пере­стало быть похожим на реальность. Теперь это прошлое оживало вместе с приближающимися шагами за дверью…

Когда смолкло лязганье многочисленных замков и Поль наконец открыл дверь, Кирш почувствовала, как ее начал обволакивать теплый горький воздух.

— Кофе варили? Какой на этот раз? — спросила Кирш и неохотно подставила щеку манерному поцелую.

Чмокнув се, Поль окинул Кирш взглядом любопыт­ной подруги и, исчезая на кухне, ответил со вздохом:

— А, без затей, Кирюш: просто по-турецки, с солью…

Поль был большим любителем кофе; ему нравилось все, что требовало специального ритуала. Хитроумная кули­нария, этап интриг в завязывающихся отношениях, почти маскарадные свадьбы и в чем-то театрализованные похо­роны были для Поля тем, что придавало его жизни если не смысл, то осмысленность.

Во всем обычном, не нуждающемся в продумывании — как приготовление растворимого кофе, — не было зада­чи, потому что не могло быть разницы в результате. По­этому Поль сам молол кофе, варил его в турке (то на огне, то на песке) и пользовался не одной сотней рецептов ко­фейной алхимии.

Он родился в далеком и угрюмом городе с названием Ленинское-586, конечно не нашедшем места на карте. Отец его был бывшим зеком, приросшим к Забайкальской зем­ле, мать — безграмотной буряткой, оба родителя работа­ли на урановых рудниках и почти всегда молчали. Долгое время Паша думал, что Москва находится на другой пла­нете, а столицей Земли является Чита, в которую то и дело удирали старшие соседские мальчишки. Карьеры-помой­ки, закоптившие весь обозримый мир котельные и вечно пьяный отец с ремнем в руке— от такого детства не хо­чется иметь фотографий на память, их и не было.

Но Пашке посчастливилось вырасти симпатичным юношей. Однажды отец решил избить сына в очередной раз, тот впервые взбунтовался и сбежал в Читу; мест­ный комсомольский активист оценил прелести смазливо­го беглеца и взял под свое идеологическое покровитель­ство. С этого «трамплина» Паша и попал в Москву, меняя покровителей и жадно впитывая их манеры, знания и лю­бовь к красивой жизни. Паша стал художником, он попал в «общество», но, когда в его жизни появились наркоти­ки, он понял, что это, как и мужчины в его постели, — не дань богемной жизни, а вечное «Ленинское-586» с его бе­зысходностью и отцовскими побоями.

О своем прошлом Поль молчал, как о тяжком преступ­лении, но однажды в порыве откровенности поведал его Кирш; по безмолвному соглашению они ни разу больше не вспомнили тот разговор. Но Кирш перестала раздра­жать любовь Поля к ярким нарядам, куртуазным манерам и портретам красивых людей в ажурных рамочках.

Хорошо зная старого приятели, Кирш догадывалась, что до того момента, как Паша вручит ей связку ключей от мастерской, пройдет не меньше двух часов.

— Ты один?

— То один, но не одинок, то одинок, но не одни,..

— Блин, Палыч, ты все такой же зануда, умничаешь все! — Кирш сняла ботинки и прошла по мягкому ковру в комнату, где на антикварном столике возлежала толстая персидская кошка.

— Я не умничаю, я философствую… — В голосе Поля было больше снисходительности, чем упрека. Только так мог разговаривать с взбалмошной и хамоватой Кирш че­ловек, читавший «Опыты» Мишеля Монтеня и полюбив­ший мысль, что «философствование есть приуготовление к смерти».

Выдержав, насмешливый взгляд гостьи, сидящей на полу под ядовитым деревом суара, Поль грациозно опус­тил поднос на столик, присел в кресло и потянулся к каль­яну. Кирш поняла, что пришло время расспросов.

— Ты собираешься скрываться от надоедливой сожи­тельницы и вести двойную жизнь? — спросил он.

Кирш в это время пыталась расшевелить сонное пер­сидское созданье игрой, но кошка лениво развалилась пе­ред ней на ковре и томно урчала.

— Мои вот тоже так… Что ты сказал?.. Паш, ты ж по­мнишь: «надоевших сожительниц» я не мешкая выставляю пинком под зад — если дуры; умные сами уходят. Зачем трахать свою душу… — Спустя секунду ухмылка у Кирш исчезла, и она спокойно добавила: — Я ненадолго в твою мастерскую, я же знаю, что ты работаешь. Просто мою девочку убили, хорошую девочку, жалко. Найду кто — голову пробью, а пока – на меня катят…

Поль сокрушенно пожал щуплыми плечами, умоляю­щим жестом остановил Кирш от продолжения: «Все, все: подробности меня не касаются!» — и начал теребить де­ревянную пуговицу на просторной кофте.

— Надеюсь, это была не твоя судьба, не твоя единствен­ная…

По дороге к старому дому, вместившему мастерскую Паши-Поля, Кирш не поднимала головы и старалась не смотреть на людей.

— Эй, парень, закурить есть?

Двое подвыпивших мужиков у забора с ожиданием смотрели на Кирш.

Она хмуро протянула им пачку, но никто из них не сде­лал к ней навстречу ни шага.

— Давай-давай, сюда тащи, не сломаешься! — Один из мужиков сплюнул и сунул руки в карманы.

— Да пошли вы! — Кирш сунула пачку обратно в кар­ман.

Ей вслед полетела такая брань, что у нее свело скулы. Мужики побежали ей вслед и ухватили за руку:

— Слышь ты, борзый!..

Кирш выдохнула и с размаху сбила с ног сначала од­ного, потом, увернувшись от замахнувшегося на нее с ре­вом второго, повалила и его.

Руки почему-то дрожали, драться не хотелось, как не хотелось вообще видеть людей и произносить слова.

Утром, уже в мастерской Поля, Кирш лежала, завернув­шись в плед, на кушетке и с тоской разглядывала холодные пейзажи, расставленные по углам. А в наушниках голос Свет­ланы Сургановой пел картину, которая постепенно перехо­дила в сон Кирш: «Солнце выключает облака, ветер дунул, нет препятствий; и текут издалека вены по запястью…»

— Сурганова, Бучч, «Снайперы» — двести! — почти выкрикнула диджей очередной девушке, вставшей на стул перед ее окошком, чтобы заказать песню. Девушка попы­талась возмутиться:

— С чего это? Всегда же по сто?!

— Любезная, я не могу только «тематическую» музы­ку крутить, одно и то же целыми днями! Поэтому двести!

Воздух в «Перчатке» уже был синим от дыма.

Поскольку девушка на стуле неохотно, но достала из кармана джинсов две смятые бумажки, вскоре все услы­шали слова: «Солнце выключает облака…» — и танцпол, как картинка в калейдоскопе, за несколько секунд вместо хаотично двигающихся людей заполнился одними лишь парами. Длинноволосые, бритые наголо, коротко стрижен­ные, стройные, угловатые, мужеподобные, нежные, грубо­ватые — девушки смотрели друг другу в глаза, клали го­лову подруге на плечо, нежно грели руку в своей ладони или прижимали к себе спутницу с грубостью и силой пья­ного тракториста.

Ада — хрупкая миниатюрная девушка с красивым во­сточным лицом — сидела за своим столиком одна и с оби­дой смотрела сквозь танцующие пары на долговязую фи­гуру Кот у барной стойки. Кот то и дело увертывалась от рук сидящей сзади на высоком табурете Феклы, которая норовила обнять ее то за шею, то за талию.

— Да пошла ты!

— Ох, ох, ох!

Ко т сделала шаг в сторону и кивнула кому-то, навстре­чу ей из-под динамика вынырнула девушка-«милитари», и они обменялись рукопожатиями.

— Ничего так в тот раз погуляли, да? Слушай, а я все спросить хотела: вот та мышь серая, что тут маячит рядом с Кирш периодически, буксует в основном, это правда, что ли, ее девушка? Я думала, она с той шикарной из стриптиза­ затусила, с длинноногой…