Игорь Мусский - 100 великих мыслителей

• Название: 100 великих мыслителей
• Автор: Игорь Мусский
• Издательство: Вече
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3976-6

«100 великих мыслителей» — очередная книга серии «100 великих» освещающая жизнь и творческие поиски самых известных титанов человеческой мысли. В их ряду читатели встретят Конфуция и Пифагора, Платона и Аристотеля Маркса и Канта, Розанова и Вернадского, Фрейда и Жан-Поля Сартра.

---

АВИЦЕННА (ИБН СИНА)

(ок. 980–1037)

Ученый, философ, врач, музыкант Жил в Средней Азии и Иране, был врачом и везиром при разных правителях.

В философии продолжал традиции арабского аристотелизма, отчасти неоплатонизма. Основные философские сочинения «Книга исцеления», «Книга указаний и наставлений», «Книга знания», энциклопедия теоретической и клинической медицины «Канон врачебной науки» (в 5-ти частях).

На Востоке его называли «аш-Шейх» Мудрец, Духовный Наставник, или «ар-Раис» Глава, Правитель, более же всего он был известен под именем объединяющим оба эпитета, «аш Шейх ар Раис». У него было еще одно почетное звание «Худжат аль-Хак», то есть Авторитет Истины. А на Западе, в средневековой христианской Европе, он прославился под латинизированным именем Авиценна.

Абу-Али аль-Хусейн Ибн Абдаллах Ибн Сина — полное имя великого ученого и философа.

Родился аш-Шейх ар-Раис в 980 году в одном из селений близ Бухары Его отец — чиновник по финансово-податной части был не лишен научных и философских знаний и был связан с исмаилитскими кругами. По своему философскому содержанию исмаилитское учение представляло собой синтез античной мудрости и религиозно-философских воззрений Востока. По разговорам дома с приезжавшими из фатимидского Египта исмаилитами, он, по его словам, еще в детском возрасте приобщился к некоторым философским понятиям.

Об этом он рассказывал своему ученику так «Отец был среди тех, кто откликнулся на проповедь египтян, и стал считаться исмаилитом. Он, а с ним и мой брат, слушал их рассуждения о душе и разуме как об этом говорят и как это понимают они сами. Иногда, бывало, они обсуждают эти вопросы между собой, а я прислушиваюсь к ним, понимаю, о чем говорят, но душой не принимаю, и они начинают меня убеждать. Заводили они также разговоры о философии, геометрии и индийском счете».

Беседы эти происходили в Бухаре, когда переселившийся сюда вместе с семьей Абу-Али уже получил первоначальное образование, изучив, в частности, Коран и словесные дисциплины к десяти годам столь основательно, что ему «диву давались». Овладев затем основами мусульманского права и математики, Абу-Али приступил к занятиям с приехавшим в Бухару ученым Абу-Абдаллахом ан-Натили. Учеба подвигалась быстро, и вскоре одаренному ученику пришлось самому растолковывать учителю некоторые слишком тонкие для того вопросы. После этого он взялся за самостоятельное штудирование книг по физике и метафизике.

«Вскоре, — вспоминает Ибн Сина, — во мне пробудилась склонность к медицине, и я взялся за изучение посвященных ей сочинений. Врачебная наука отнюдь не относится к разряду трудных, а потому я преуспел в ней за самый короткий срок настолько, что учиться у меня медицине начали почитаемые всеми врачи. Пока я пользовал больных, мне открылись такие дающиеся опытом способы лечения, которые нигде не были описаны. И было мне в ту пору от роду шестнадцать лет».

Работа над первоисточниками и комментаторскими сочинениями по логике, физике и математике шла в очень напряженном ритме.

«За это время не выпало и ночи, чтоб я вдоволь отоспался, и не было случая, чтоб я в течение дня занимался чем-нибудь посторонним. Я клал перед собой стопкой листы бумаги и, разбирая доказательства, каждый раз записывал, какие у оных силлогистические посылки, каков их порядок, какие выводы из них могут следовать, и при этом старался не упустить из виду условий, коим должны отвечать их посылки, и так до тех пор, пока наконец вопрос не становился мне ясен.

Если с тем или иным вопросом у меня не ладилось и мне не давался в нем средний термин силлогизма, я отправлялся в соборную мечеть и молился, взывая о помощи к Создателю Вселенной, пока мне не отмыкалось то, что было замкнутым, и облегчалось то, что было многотрудным. Возвратившись домой, я ставил перед собой светильник и вновь принимался читать и делать записи.

Всякий раз, как одолевала меня дрема или чувствовалась усталость, я обращался к кубку с вином и пил, чтоб ко мне вернулись силы, и затем возобновлял занятия, а всякий раз, как мною овладевал сон, мне те же самые вопросы являлись в сновидении, и немало их мне прояснилось во сне. И так продолжалось до той поры, пока я окончательно не окреп во всех науках и стал разбираться в них в меру человеческих возможностей. Все, что было познано мною тогда, таково, будто я познал это только теперь, по сей день к тому не прибавилось ровно ничего», — рассказывал философ многие годы спустя.

Впрочем, именно при штудировании Аристотелевой «Метафизики» у молодого Абу-Али возникли неожиданные затруднения.

«Замысел сей книги оказался для меня столь неясен, что она была вот уже сорок раз как перечитана и запомнилась мне наизусть, а я все равно не мог уразуметь ни самой ее, ни ее назначения. Отчаявшись, я сказал себе вот книга, к постижению которой нет ни единого пути».

Но помог случай, приведший его на книжный базар и столкнувший с книгопродавцом, который уступил ему за три дирхема некую книжку по философии.

«Покупаю, — вспоминает он, — и оказывается, что это сочинение Абу-Насра аль-Фараби о целях книги «Метафизика». Вернувшись домой, я тотчас принялся за чтение, и предо мною разом раскрылись цели этой книги, ведь она еще прежде мне запомнилась наизусть. Возрадовавшись, назавтра я щедро одарил бедных во благодарение Всевышнего Аллаха».

Из двух работ аль-Фараби, посвященных «Метафизике», в руки Абу-Али вероятнее всего попала та, что известна под названием «Книга букв». Тем временем об Ибн Сине уже распространилась слава как об искусном враче. Молва эта дошла и до правителя Бухары Нуха Ибн Мансура, страдавшего от болезни, с которой не в силах были справиться его врачи. Эмир вызвал к себе семнадцатилетнего Абу-Али, и тот, после участия в его лечении, «служением ему удостоился отличия», получив, в частности, доступ к редчайшему собранию книг в эмирской библиотеке (библиотека вскоре сгорела, и злые языки говорили, что это дело рук Абу-Али, стремившегося таким путем монополизировать почерпнутые из уникальных книг знания).

К восемнадцати годам, вновь подчеркивает Абу-Али, «со всеми этими науками уже было покончено. С тех пор у меня ровно ничего не обновилось». Годы учения сменились годами странствий, когда у Абу-Али умер отец и он более не мог оставаться в Бухаре, перешедшей еще до этого под власть Караханидов. В период между 1002 и 1005 годами Ибн Сина переехал в Гургандж — столицу Хорезма, которая, оставаясь в стороне от политических бурь, переживала тогда период расцвета.

Научная жизнь города концентрировалась вокруг «академии Мамуна», объединявшей ряд известных ученых, среди которых выделялись аль-Бируни, аль-Масихи, аль-Хаммар и аль-Аррак. К этому ученому сообществу примкнул и Ибн Сина, который по прибытии в Гургандж был принят на службу хорезмшахом Али Ибн Мамуном.

По сведениям, содержащимся в «Четырех беседах» Низами Арузи, Ибн Сина и другие ученые при дворе хорезмшаха «имели полную обеспеченность в мирских благах», жили дружно, наслаждаясь научными дискуссиями и перепиской. Но около 1008 года эта безмятежная жизнь сменилась для Ибн Сины серией скитаний по Хорасану и Табаристану.

О причине своего вынужденного отъезда из Хорезма Ибн Сина предпочитал не говорить, но она раскрывается в сочинении Низами Арузи.

Дело в том, что Махмуд Газневид направил к Али Ибн Мамуну посла с письмом, в котором приглашал (а фактически требовал) к себе находившихся при дворе хорезмшаха прославленных ученых. Вызвав их, хорезмшах признался, что не может ослушаться приказа грозного завоевателя, но решение вопроса о принятии «приглашения» оставил на усмотрение самих ученых Аль-Бируни, аль Хаммар и аль-Аррак были вынуждены принять его, а Ибн Сина и аль-Масихи отвергли. Велев последним немедленно покинуть город, хорезмшах объявил послу султана, что приглашение его повелителя принято тремя учеными, а Ибн Сины и аль-Масихи в Хорезме нет.

Дерзкий поступок Абу-Али привел султана в ярость, он повелел размножить его портрет в «сорока экземплярах» и разослать их во все края с предписанием найти строптивца и доставить к нему в Газну. Но эти меры ничего не дали.

Скитания Ибн Сины, в самом начале которых он похоронил в песках Хорезмской пустыни умершего от жажды аль-Масихи, завершились в Гургане (Джурджане). Здесь один из местных поклонников науки поселил ученого в специально купленном для него доме, где ежедневно навещавший его аль-Джузджани записывал под диктовку учителя создаваемые им трактаты.

В гурганский период творчества (1012–1014) Ибн Сина, в частности, начал работать над «Каноном врачебной науки». Преследования Махмуда не прекращались, и Абу-Али вновь пустился в путь, который привел его на этот раз в Рей город, ставший при буидском правителе Фахр ад-Дауле крупным научным центром с богатой библиотекой.