Игорь Мусский - 100 великих мыслителей

• Название: 100 великих мыслителей
• Автор: Игорь Мусский
• Издательство: Вече
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3976-6

«100 великих мыслителей» — очередная книга серии «100 великих» освещающая жизнь и творческие поиски самых известных титанов человеческой мысли. В их ряду читатели встретят Конфуция и Пифагора, Платона и Аристотеля Маркса и Канта, Розанова и Вернадского, Фрейда и Жан-Поля Сартра.

---

Из трех возможных «разделений человечества» («по племенам», «по государствам» и «по верам») наиболее значимым оказывается последнее, но для того, чтобы понять веру народа во всех ее аспектах, необходимо изучение первичного этапа народознания «племени», концентрирующего «физиологию» данного народа. Анализируя первоначальные движения племен, Хомяков приходит к выводу: «Каждый народ имел свою исключительную страсть, то есть был одностихиен. Рассматривая «исключительную страсть» древних народов, Хомяков выделяет две антиномичные стихии, определявшие облик первоначального существования людей на Земле «народы завоевательные» и «народы земледельческие».

В дальнейшем развитии своем эта антиномия осложнилась множеством вариантов, но развитие всемирной истории Хомяков мыслит как своеобразную реализацию драматического конфликта двух противоположных духовных «начал». Символ веры в стихии «иранства» — божество в виде свободно творящей личности. «Кушитство» противопоставляет этому символу свободы стихию необходимости. Соответственно этой антитетичной паре (свобода — необходимость) в «кушитских» религиях (наиболее яркими из них становятся пантеистические религии буддизм, шиваизм и др.) основным символом становится Змея (связываемая с плодородием, землей и водой, женской или мужской производящей силой, временем, мудростью и т. п.).

«Иранская» мифология враждебна Змее. Геркулес побеждает Гидру, Аполлон — Пифона, Вишну — Дракона. При наличии в «иранстве» примеси «кушитства» непременно побеждает последнее. Духовная свобода должна быть абсолютной, любая же уступка необходимости ведет к гибели духовной свободы.

Этот процесс Хомяков иллюстрирует, разбирая историю Древней Греции и Рима, историю победы «кушитства» у изначально «иранских» народов европейского Севера. Появление христианства представляло героическую попытку противостояния мировому «кушитству», которое в христианских странах перешло «в логику философских школ». И отрицаемое Хомяковым гегельянство стало своеобразным триумфом «кушитства» в веке девятнадцатом.

Н. Бердяев назвал антиномию «иранство» — «кушитство» «самой замечательной, наиболее приближающейся к гениальности, идеей Хомякова». Рассуждая о православии, католичестве, протестантизме, магометанстве, буддизме, конфуцианстве и т. д., Хомяков отталкивался от «веры» как явления многозначного. В основу положительной программы философа положены поиски путей воссоздания духовности при осознании изначальной «сущности» каждого народа, которая может быть определена только при уяснении законов и факторов исконной народной веры. «Нигилизм» так же, как и «фетишизм», приводят к нравственному тупику, выход из которого (как внутри стихии «иранства», так и в «кушитстве») лежит в осознании общих исторических путей дальнейшего единого движения вперед.

Таким образом, прогресс оказывается невозможен без «возвратной оглядки», — это еще один из хомяковских «парадоксов». Хомяков был знаком и дружен со многими выдающимися людьми своей эпохи с Пушкиным и Гоголем, Лермонтовым и Веневитиновым, Аксаковыми и Одоевскими, Чаадаевым и Грановским, Шевыревым и Погодиным, Белинским и Герценом, Самариным и Языковым, Бартеневым и Гильфердингом.

В юности он полемизировал с Рылеевым, доказывая лидеру декабристов несправедливость замышлявшейся им «военной революции» и обвиняя его в стремлении к «тирании вооруженного меньшинства». В зрелых летах он много полемизировал с западниками и гегельянцами, один из которых — Герцен, — не согласившийся со своим оппонентом, записал, однако, 21 декабря 1842 года: «Я рад был этому спору. Я мог некоторым образом изведать силы свои, — с таким бойцом помериться стоит всякого ученья».

В 1850-е годы Хомяков стал своеобразным символом философской мысли «консервативной Москвы», незыблемым, непоколебимым и неизменно оппозиционным к правительству, к революционерам, пытающимся свергнуть его насильственно, к либералам стремящимся к «золотой середине». На склоне лет Хомяков не пленялся уже славою поэта. Ему хотелось быть не только мыслителем и ученым, и он положительно считал себя всеведущим. Не было такого вопроса, по которому он не высказывался. Книги он словно проглатывал. Его друзья говорили, что ему достаточно одной ночи, чтобы усвоить себе самое глубокомысленное сочинение. Наделенный от природы могучим здоровьем, он умер почти «по-базаровски».

В сентябре 1860 года Алексей Степанович отправился в свои рязанские имения, где, в частности, лечил крестьян от холеры. Заразился сам — и вечером 23 сентября опочил в своей деревне Ивановское. Его хоронили в серый осенний день, в Даниловом монастыре, пять или шесть родных и друзей, да два товарища его молодости.

После него остался ряд публицистических статей по самым разным проблемам несколько французских брошюр богословского содержания и много рукописей, частично разобранных и опубликованных его учениками. Русская мысль начала осваивать наследие Хомякова много лет спустя после его кончины — и лишь к концу XIX столетия, когда были, хотя и в относительной полноте, изданы основные его сочинения, когда отшумели бури «шестидесятнической» революционности и начала формироваться русская религиозная философия, — выявились действительные масштабы этой фигуры московского спорщика, щеголявшего в европеизированных салонах в зипуне и мурмолке. Но и здесь, в позднейшем осмыслении, не обошлось без парадоксов.

ДЖОН СТЮАРТ МИЛЛЬ (1806–1873)

Английский философ и экономист. Идеолог либерализма. Основатель английского позитивизма, последователь О. Конта. В «Системе логики» (т. 1–2, 1843) разработал индуктивную логику, которую трактовал как общую методологию наук. В этике соединял принцип эгоизма (утилитаризм) с альтруизмом. В сочинении «Основания политической экономии» (т. 1–2, 1848) положения классической политэкономии объединял со взглядами Ж. Б. Сея и Т. Р. Мальтуса.

Джон Стюарт Милль родился 20 мая 1806 года в Лондоне в семье Джеймса и Гарриет Милль. Он был старшим из девяти братьев и сестер. Такие большие семьи не были редкостью в Англии того времени, и, хотя не все дети доживали до зрелого возраста, многочисленность потомства обрекала мать на пожизненные тяжелые домашние и семейные заботы. Это большое семейство дало истории две личности, ярко выделяющиеся на общем фоне многочисленных предков и потомков. Джеймс Милль и его сын Джон Стюарт Милль.

Замечательный по своим интеллектуальным качествам отец воспитал не менее выдающегося сына — пример, не часто встречающийся в истории. Джеймс Милль был сыном бедного шотландского священника. Он рано отказался от духовной карьеры и собственным трудом пробил себе путь в научную и культурную элиту Англии. Среди тех, с кем он поддерживал постоянные научные и дружеские связи, были философ И. Бентам, политэконом Д. Рикардо, историк Д. Грот.

Сам Джеймс Милль вошел в историю экономической мысли как «малый классик» английской буржуазной политической экономии, на которого ссылались многие последующие ученые. Вынужденный заботиться о многочисленном семействе, Джеймс Милль лишь в конце жизни достиг относительного материального благополучия, став видным чиновником Ост-Индской компании. Он не просто любил своих детей — он посвятил свою жизнь их воспитанию. Прежде всего это относилось к его старшему сыну, Джону. Последний стал объектом уникального в истории педагогики эксперимента.

Он не знал ни школы, ни университета, ни домашних учителей. Единственным его учителем был отец, а с восьми лет уже сам Джон Стюарт приступил к обучению своих младших братьев и сестер. Оценивая результаты этого эксперимента, нельзя не учитывать, что его объектом был исключительно одаренный ребенок, в полном смысле слова вундеркинд. Джон Милль впоследствии писал, что его первые воспоминания относятся к трехлетнему возрасту, когда он уже умел читать и писать по-английски и когда отец начал преподавать ему древнегреческий.

Время обучения английскому он просто не запомнил — в столь раннем возрасте это происходило. Начиная с двенадцати лет мальчик перешел в основном на самообразование — в объеме, значительно превышавшем любые университетские курсы того времени. К четырнадцати годам это был блестящий, необычайно широко эрудированный юноша, обладавший глубокими познаниями в таких областях, как история, математика, логика, философия и политическая экономия. Кроме того, он владел древними и новыми языками (древнегреческим, латынью, французским, немецким), был начитан в древней и новой литературе.

Некоторая разбросанность и несистематический характер, уклон в сторону так называемого классического образования (древние языки и т. д.) искупались тем, что эти знания были добыты самостоятельным трудом и усвоены критически. Будучи человеком чрезвычайно скромным, никогда не переоценивавшим своих достижений, Милль тем не менее считал, что к четырнадцати годам обогнал своих сверстников в объеме познаний на четверть века!