Юлия Зеленина - КС. Дневник одиночества

• Название: КС. Дневник одиночества
• Автор: Юлия Зеленина
• Издательство: ООО «Альбус»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91927-002-7

Увлекательная книга о становлении и взрослении женщины, оказавшейся родом из несчастливой среднестатистической семьи. «Дневник одиночества» поведает чистую правду о внешней силе и внутренней слабости современной эмансипированной стервы. Кто она, идущая по головам к намеченной цели? Какова цена, которую приходится платить за возможность иметь «свое лицо» среди серой массы окружающих?.. Перед нами, как на исповеди, обнаженное сердце нашей современницы. Все понять – значит простить. И именно к пониманию и любви призывает каждое слово и каждая буква в непростом и неоднозначном романе. В романе длиною в воспоминание, которое снова и снова возвращает героиню на круги ее личного ада. Смелая и решительная, знающая себе цену, – если вы ощущаете себя такой, то эта книга именно для вас. «Дневник одиночества» поможет не размениваться по мелочам, а выбрать главную дорогу к своему идеалу…

---

Макс замер. Мне было интересно, что именно его озадачило в данный момент: присутствие дома папы или отсутствие совместных перспектив.

– Напоследок? Мы расстаемся? – спросил он растерянно.

– Да. А что?

– Для тебя это игра?

– Нет. А для тебя?

– Я пойду.

Макс резко встал с дивана и направился в прихожую.

– Уходишь? А секс? – вонзила я ему в спину.

– Не надо. Спасибо. И он ушел…

Я выключила свет и снова уставилась в темноту.

Глава 17 Борьба за территорию

Когда я была ребенком, бабушка научила меня молиться. Нужно зажмурить глаза и очень искренне обратится к Богу, попросив Его о чем-то сокровенном. И еще нужно хорошо вести себя. И мне всегда это помогало. Честно. Все мои желания сбывались. Я решила прибегнуть к моему верному способу и, зажмурив глаза, тихо шептала свою эксклюзивную молитву: «Дорогой Боженька, я очень хочу еще раз поговорить с мамой». Я произнесла фразу раз двадцать, вдруг зазвонил телефон. Громкий звук ввел меня в оцепенение. Я медленно подошла к аппарату, не сразу решилась взять трубку. Наконец, пересилив себя, я дотронулась до телефона, прекратив раздражающее тишину дребезжание.

Алло! – произнесла я взволновано, ожидая услышать голос мамы, но омерзительный голос Голубевой прервал мою попытку связаться с потусторонним миром. Новая пассия папы требовала его к аппарату.

– Тьфу на тебя, Голубева, ты знаешь, который час? Он спит! – воскликнула я, разозлившись. – Нет, я не буду его будить!.. Утром позвонишь… Голубева, ты знаешь, какой у нас день был, постыдилась бы… Я не читаю нравоучения, я тебя просто прошу: будь человеком!.. Нет, я не буду будить его! Все, пока!

Бросив трубку, я еще с минуту смотрела на телефон и с горечью думала о том, что моя молитва не сработала. Наверное, я плохо себя вела…

Из моих раздумий меня вывел стук в дверь. «Кто это может быть посреди ночи?», пронеслось в моей голове, я затаилась. Забрезжила надежда, словно маленький маячок, что там, за дверью, стоит моя мама… Еле дыша я двигалась по коридору, очень медленно приблизилась к входной двери. В глазок посмотрела не сразу – страх сковал мои конечности. Более настойчивый повторный стук заставил меня резко открыть дверь. На пороге, к моему разочарованию, стоял Макс.

– Боже! Какой бесконечный день, – простонала я. – Зачем вернулся? Что-то забыл?

– Просто я подумал…Ты говорила, а меня задело… Я не смог уехать вот так… Сидел в машине и думал. Я думал про то, что можно умереть, если не чувствовать, что тебя любят. Наверное, ты права – это действительно страшно. И я решил, что просто обязан сказать, что люблю тебя, Алена.

Я округлила глаза и уставилась на Макса.

– Зачем? – непонимающе вопрошала я.

– Это не по заказу. Как-то само собой. Не разбивай мне сердце.

Я внимательно всматривалась в мужчину, которого старательно пыталась стереть из своей скучной летописи – жизни. «Пьян» – решила я, изучая потрепанного Ромео, но тут же вспомнила, что подержанная в молодости печенка дяди Максима не воспринимает алкоголь и в его меню отсутствует спиртное. Я быстрым шагом вернулась в гостиную, залезла на диван с ногами и укуталась пледом. Он вошел следом и остановился в проеме. Его бледное лицо слегка дрожало от напряжения. Максим, словно преступник, ждал вердикта. Звенящая тишина терзала его, бедный Макс корчился в мучениях. Я испытующе смотрела на него. Устав от долгих и мучительных отношений, я решила торжественно поставить на них крест.

– Я не люблю тебя, Максим, – спокойно подытожила я свои ощущения. – И никогда не любила. И никогда…

Он прервал приговор, видимо все-таки рассчитывая на совместное будущее, несмотря на все мои протесты.

– Не вычеркивай меня из своей жизни, – попросил он жалобно, чем вызвал смешок. – Господи, я стою здесь, директор солидной фирмы, и перед какой-то соплюхой унижаюсь!

Я почувствовала, что разговор наш затянулся и я тону в вязком болоте соплей Макса. Понимая, что точки в наших взаимоотношениях пока не предвидится, я внесла конструктивное предложение перенести разговор на завтра, чем вызвала его возмущение:

– Ведь завтра ты не будешь разговаривать. Опять начнешь избегать меня.

Я заверила его, что обязательно сделаю над собой усилие и удостою своим вниманием сердобольного мужчину. Надеясь, что наша встреча подошла к финалу, я демонстративно зевнула и улеглась на диване, закрыв глаза.

– Выходи за меня замуж, а? – дрожащим голосом произнес Макс, чем обескуражил меня.

Я удивлено открыла глаза и уставилась на него. Покрутив пальцем у виска, обвинила Макса в слабоумии. В следующую секунду мой бывший сексуальный партнер встал на колено и стал горланить изо всех сил песню «Я люблю тебя до слез». Голос его звенел, нарушая покой скорбящей квартиры. Я резко вскочила и попыталась прикрыть его рот, низвергающий громогласные звуки, но сватающийся жених прибавил звук. Естественно, проснулся папа, он испуганно выкрикнул из моей комнаты:

– Кто там, Алена?

– Ну вот, папу разбудил! – злобно процедила я сквозь зубы Максу и громко ответила на папин вопрос: – Это мой любовник пришел признаться мне в любви.

Конечно, Иван Павлович тут же появился в зале, потому что дикие крики, вырывающиеся из глотки Макса, были слышны до первого этажа.

Взлохмаченный папа поздоровался с моим рыцарем, который наконец заткнулся и строго сказал:

– Вы знаете, который час?

– Я люблю вашу дочь. А она меня не любит. Мне плохо.

– Может, завтра все решите? Уже ночь.

– Нет. Не хочу завтра, хочу сегодня, – капризно произнес Максим. – Я сделал предложение Алене, а она меня послала.

– Алена, как некрасиво, – сказал папа и покачал головой, как старая бабка, живущая в соседнем подъезде. Она вечно недовольно и качает головой, словно китайский болванчик.

– Некрасиво, папа?! – возмутилась я. – А являться среди ночи и мучить людей красиво, да? Ты также будешь делать предложение Маринке?

– Прекрати, – прикрикнул родитель.

Это была последняя капля перед бурей. Столбик моего внутреннего истерического термометра подскочил до наивысшей точки.

Я набрала в легкие воздуха и заорала, что есть мочи:

– Вы прекратите! Вы оба!

Мужчины обомлели. Макс вылупил глаза и медленно встал с колена.

– Простите, как вас по имени? – заикаясь обратился отец к жен и х у.

– Максим.

– Так вот, Максим, у нас был очень сложный день и…

– Но я люблю ее!

– Я понимаю и искренне желаю, чтобы все было хорошо…

– Я ее старше, вас это не смущает?

– Совсем нет. Даже наоборот. Алена так ветрена. Рядом с ней должен быть только человек постарше.

Старички так дружно общались, что мне показалось, будто я лишняя в этой компании.

– Я вам не мешаю, – спросила я гневно.

Строгий отеческий взгляд совсем не смутил меня. Папа переминался с ноги на ногу, больше от усталости, чем от смущения. Он подбирал слова:

– Алена, здесь двое мужчин, которые тебя очень любят. И жестоко отталкивать нашу любовь. Мы тебя очень любим, – внушал мне отец, как сердобольный врач душевнобольному. – И я, и Максим.

Слова о любви ко мне двух мужчин звучали бесстрастно, словно папа говорил о том, что любит съедать за завтраком бутерброд с колбасой. Новая волна желчи поднялась во мне, и я безжалостно хлестала двух чурбанов за то, что они не в состоянии сделать меня счастливой, за их равнодушие и эгоизм.

– Двум любящим меня мужчинам в пору дедушками становиться, а они стоят и беседуют о любви. Объясните мне, – требовала я, – почему вы, отцветая, хватаетесь за юбки молоденьких девчонок? Вы же просто пользуетесь! Причем тут любовь?

– Я люблю Маришу, как Максим любит тебя, – начал оправдываться папа. – Дело не в молодости…

– А супруга? На нее наплевать?

– Майи больше нет, а я… Я не должен отчитываться среди ночи перед своим ребенком. Прими Марину как данность, разговор окончен!

Макс наконец-то понял, что в его присутствии нет никакой необходимости. Более того, он даже смутился, став свидетелем грустной семейной драмы. Попрощавшись, неудачно сватающийся престарелый жених исчез. Папа закрыл дверь за ночным визитером и, вернувшись обратно в гостиную, принялся отчитывать скандальную дочь:

– Устраивать допрос при незнакомом человеке. Причем тут Марина? Есть вещи, которые тебя не касаются. Поняла? Майи больше нет! Все! Она ушла, на этот раз навсегда!

– Я разговаривала с ней, – робко призналась я.

– С кем? – удивленно спросил папа.

– С мамой. Я заснула здесь, на диване. Даже не то чтобы заснула… задремала. И появилась она. Красивая, в платье, в котором ее похоронили.

Папу затрясло. Он сказал, что видение мамы – всего лишь плод моей фантазии. Иногда разум свершает с нами подобные дивертисменты – мало ли что померещится со сна. Мои доводы его не интересовали. Поставив точку в разговоре, Иван Павлович ушел спать, а я осталась одна со своими мыслями. Мне стало тоскливо и одиноко. Я хотела заплакать, но слезы не катились. Я сжалась от странного ощущения: мое сердце мерзло! Оно сжималось в комочек, как будто в нем дыра и сквозь нее со свистом проходит воздух: «с-с-с-с». Маму я больше не видела. А мне так хотелось с ней поговорить по-настоящему, по-женски. Хотелось понять, разгадать этот дурацкий ребус: что же было не так в нашей семье и почему мы пустили нашу жизнь на самотек? Кто виноват в том, что мерзнет сердце? На антресолях я нашла ее фотографии и долго их рассматривала. Когда человек уходит, его снимок становится как будто плоским. Раньше я на это не обращала внимания, а теперь могу определить: жив или нет тот, кто изображен на фото.