Дмитрий Бондарь - Чужая мечта

• Название: Чужая мечта
• Автор: Дмитрий Бондарь
• Жанр: Научная Фантастика

Мой вариант S.t.a.l.k.e.r.

Люди по разным причинам оказываются в Зоне: одни ищут богатства, другие приключений, есть и такие, кому в любом другом месте выжить невозможно. Иногда их пути пересекаются. Но даже когда они идут в одном направлении — каждый ищет решения только своих, чаще всего привезенных с Большой земли, проблем. И очень немногие находят то, за чем пришли.

---

— Так чего далеко ходить? Давай бюро пропусков взломаем, там и остановимся часа на четыре.

— Бюро? — Корень посмотрел на зеленую дверь, оставшуюся за спиной. — Это дело. Там и список телефонов должен быть и номера кабинетов абонентов. При вдумчивом подходе можно от лишней беготни избавиться. Найдем коменданта, начальника охраны или еще какого-нибудь АХО-шника. У этих по штатному расписанию должны планы помещений быть. Полные, а не наши куцые обрывки. Повезет, так и эвакуационные выходы найдем. А, Белыч, ты, как эксперт по Зоне, что скажешь?

— Знаешь, брат, я по подземным объектам как-то не очень. Говорил же — не люблю я их. Тоскливо здесь, аж выть хочется.

Проводник уже стоял возле двери, которую предстояло взломать. Он подергал ее за ручку, полотно осталось неподвижным.

— Сволочь, она наружу открывается, не продавить. Ну что? Выбиваю?

— Нет, стой! Она целая нужна. С той стороны грузом подопрем — хрен какая собака влезет. Аккуратно нужно. — Корень присел, посветил в замок, довольно хмыкнул, — Макс, там где-то возле вахты моток стальки валялся. Будь добр, посмотри.

Я искал проволоку, пока не наступил на неё. Петрович скрутил из неё какую-то фигушку, сунул в замочную скважину, немного покрутил, заставил при этом меня то приподнимать дверь за ручку, то придавить её к полу. Не знаю, помогли ли мои танцы без бубна, но через минуту Петрович поднялся, отступил чуть в сторону — так, чтобы между ним и дверным проёмом оставалось полотно, приказал нам приготовиться и легко открыл дверь.

Корень стоял в тени, и его не было видно, Белыч сидел подо мной на одном колене, сжимая в здоровой руке свой видавший виды ПМ, а я, возвышаясь над ним, вскинул на прицел Сайгу.

Из ярко освещенного проема на нас вывалилась черная мумия! Рот её был перекошен в страшном крике, руки вытянуты вперед, скрюченные пальцы, казалось, вот-вот ухватятся за ствол моей Сайги, длинные светлые волосы, перехваченные резинкой в «конский хвост», лохматым опахалом махнули перед моим носом и мы открыли беспорядочную стрельбу. Скорее от испуга, чем по необходимости. Вспышки выстрелов добавили света, а звуки больно ударили по привыкшим к безмолвию барабанным перепонкам. Краем глаза я успел заметить, как колобком за наши спины выкатился Корень, сразу принимая позицию для стрельбы с колена. Расстреляный из двух стволов мертвец отлетел внутрь помещения, и только потеряв его из вида, мы прекратили стрельбу.

— Н-дя, — протянул за спиной Петрович, — не повезло бабенке. Померла страшно, да еще и после смерти отморозки над телом надругались.

— Чего? — мы с Белычем одновременно повернулись к нему.

— Ничего, бойцы! Когда в следующий раз будете мертвых гасить, делайте это потише, ага? А то ушам больно.

Раздвинув нас локтями, он прошел в бюро пропусков. Мы с проводником смотрели друг на друга и глупо улыбались.

— Эй, вандалы! — послышалось изнутри, — Уберите её отсюда. И вообще, пока стрелять не научитесь — занимайтесь чистотой!

В помещении обнаружилась еще одна мертвая тетка — судя по обвисшему на усохшем теле пиджаку пятьдесят шестого размера — обладавшая при жизни солидным запасом подкожного жира. Теперь-то они обе выглядели одинаково: черные, тощие. Только та, которая «напала» на нас, лишилась одной руки и сломалась пополам. Пришлось смирить свою гордыню, унять отвращение, и выносить обеих и укладывать их у лифта.

Эти усилия были вознаграждены обладанием уютным помещением с многочисленными цветочными горшками, заполненными сейчас какой-то трухой вперемешку с пересохшей землей и песком.

Пол ровным слоем покрывали мелкие клочки изорванных документов, рассыпавшихся при прикосновении в мерзкую бумажную пыль — самоотверженные тетки уничтожали перед смертью секретные документы. Во всяком случае, так этот феномен объяснил Корень. Но вот до уложенных под стекло на столе бумажек их проворные пальчики не добрались! А там были: внутренние телефонные номера лаборатории с графами «отдел», «офис №», «Лицо»; короткий список ответственных лиц — от заведующего до телефониста; инструкции по выписке пропусков; календарь за 2009 год; два образца выписанных пропусков на имя Иванова Ивана Ивановича; расписание дежурств лифтеров грузового лифта; пространная статья о способах похудания; пара ксерокопий развернутого паспорта с подчеркнутыми строчками, обязательными к внесению в пропуска и десятидолларовая купюра.

Корень от радости потер руки, а Белыч незаметно — как ему казалось — смахнул червонец в карман.

В остальном обстановка внутри бюро ничем не отличалась от многих сотен других государственных лавочек. Традиционные два стола: на одном из них семнадцатидюймовый монитор с ЭЛТ, занимающий добрую его половину; компьютер, напрочь лишенный всех приводов и USB-разъемов; два крутящихся черных — уже немного порыжевших — кресла на колесиках, засыпной сейф, шкаф, ранее забитый очень важными бумагами, которые ныне имитировали ковер под ногами. Все очень функционально и просто. В дальнем углу нашелся китайский термоспот с разбитыми кнопками. Внутри — ни капли воды. Два телефона, висевшие под окошком, молчали.

Петрович на правах босса присел за стол изучать подстекольные списки, велев мне с Белычем навести порядок.

Когда выбрасывали цветочные горшки, я негромко спросил проводника:

— Когда срываться будешь?

Он остановился и непонимающе уставился на меня:

— Чего?

— Мы с тобой у ручья договаривались, что когда доведешь нас до лаборатории, можешь уходить, я мешать не буду.

— А! Вспомнил! — он уселся на пол, — Нет, брат, никуда я не пойду. Смотри сколько причин: я ранен, мне капает хорошая зарплата, с вами интересно, ну и главное — на выходе ждет Балдерс, который наверняка захочет со мной побеседовать. А у говоривших с ним будущее как-то не задается. Вот и получается, брат, что пока вы с наёмником не разобрались — нет мне резону одному оставаться.

— Логично, — а что я мог еще сказать?

И мы продолжили наш незапланированный субботник.

В нагрудном кармане пиджака мумии—«толстушки» я обнаружил полупустую пачку «Вог», с ментолом, зачем-то, о чем сразу позабыл, сунул ее во внутренний карман своей кожанки.

Через двадцать минут комнатка сияла казарменной чистотой, дверь снова была закрыта и подперта сейфом.

Я расположился на свободном столе, проводник, изображавший смертельно раненого — на втором кресле. Петрович заметил, что его распоряжения выполнены, оторвался от бумаг и сказал:

— Бинго! Эврика! Как там еще? Короче, судя по нумерации, администрация располагалась на третьем уровне. Охрана со своими начальниками — на втором. Значит, распорядок дня такой: сейчас отбой, спим четыре часа, потом подъем, оправиться, зарядка, пробежка, умывание и завтрак… Чего сморщились? Что-то не то говорю?

— Петрович, у тебя там политзанятия не предусмотрены? Может, вместо всего этого накатим? — Белыч поставил на колени свой рюкзак, и ласково его погладил по зеленому боку.

— А есть?

Белыч застенчиво улыбнулся и, извлекая из недр своего сидора бутылку с прозрачной жидкостью, заявил:

— И снова у нас нет повода не выпить! За явленные нам чудеса, за сохраненное здоровье, за удачу, до сих пор не изменившую нам, за здоровье… Чтоб спалось хорошо!

Мы расположились за столом, который я уже всерьез рассматривал как свою лежанку и Корень, наполнив разнокалиберную посуду, произнес:

— Чтоб радиация вышла вся без остатка! — мы сдвинули свои «бокалы», — И чтоб другая не всосалась!

Выпили. Удивительно, но никаких неприятных ощущений подозрительная водка не вызвала. Закусив первую дозу подсохшей булкой, Корень распределил остатки жидкости из бутылки по стаканам. Теперь Белыч посчитал, что настала его очередь тостовать спутников:

— Желаю вам, братья, тонну здоровья, километр удачи, сто пудов счастья и тысячу лет беззаботной жизни! За вас, короче!

Моя очередь произносить тосты так и не наступила. Ладно, переживу как-нибудь!

С голодухи и от нервного напряжения вокруг меня как-то вдруг поплыли стены, я еще недолго слышал, как о чем-то переговаривались мои собутыльники, потом, неловко повернувшись, я уронил единственный светивший фонарь, наступила полная темнота и я начал отрубаться. Забытье, однако, наступило не внезапно, я погружался в него как в топкую трясину, иногда выныривая на поверхность, чтобы услышать очередную белычеву сентенцию: «нет, Иван Петрович, так себя в Зоне вести нельзя! Не прощает она этого!», или Корнеевский монолог о жизни: «…не понимает он, что я для него же стараюсь и жилы рву!», на что слышался ответ: «А представь, Петрович, мы ведь сидим в самом центре Зоны! Вокруг запредельная радиация, сумасшествие разных физических полей, чудовища и аномалии! А мы в такой глубокой заднице, километр под землей, темнота, как в Марианском желобе — он вдруг попытался очень фальшиво напеть: