Алексей Грачев - Кто вынес приговор

• Название: Кто вынес приговор
• Автор: Алексей Грачев
• Жанр: Детектив

---

- Когда в кружок мне. То обход, то засада, то командировка в уезд. А живу я за Волгой, на краю города. Пошлепаешь по грязи. Дома у меня жена да сын. И оба на моем иждивении. Ждут меня то с крупой, то с хлебом, то с какой-нибудь чашкой. Есть вот не из чего даже стало. И сейчас, поди-ка, все глаза просмотрели в окно, слушают, не идет ли кормилец. Пойду-ка я, и верно, Костя, - проговорил он, подымаясь, стаскивая с дивана пальто.

- Давай, Федор, - ответил Костя. - Не опаздывай завтра...

Барабанов, кивнув, заторопился к дверям.

- А помнишь, Костя, - проговорил Саша, - как-то Яров обещал нам: вот кончится гражданская война, а с ней кончатся и все эти особо опасные, тогда уж и отдохнем. А мы сегодня с шести на ногах, и завтра то же самое.

Он заломил на затылок картузик с лаковым козырьком, присвистнул с огорчением. За ним ушли Рябинкин и Леонтий. Кулагин потоптался немного, вроде как хотел спросить о чем-то инспектора, но лишь махнул рукой. Каменский, бросив окурок в печь, стал застегивать пуговицы плаща, да вспомнил тут:

- Ты, Костя, отпусти завтра меня на часок на автозавод. Хочу сына устроить в школу ФЗО. Пусть там на слесаря обучится.

- Ладно, - кивнул Костя, - сыну тоже профессия нужна. К нам не пожелал?

- Робкий больно он, - виновато улыбнулся Каменский. - Тихоня, неуклюжий. Побоялся я за него. Все время в дураках ходить будет у нас.

Каменский откашлялся, хотел еще что-то сказать, но отдумал, видно. Костя остался один в комнате, по стенам которой плескались розовые и желтые мазки - отсветы горящих в печи дров. Пора бы и ему домой. Но он все сидел возле печи, все грел руки, обжигая их, и все прислушивался к щелчкам сосновых поленьев, тянул носом сладковатый и пожигающий аромат сгоревшего дерева. Все же сегодня они здорово устали. С утра "летучка", потом обход по шалманам, по подвалам, по чердакам возле Мытного рынка. Там же, на Мытном, съели по пирожку с мясом.

Вечером с обходом...

Вошел дежурный, постукивая каблуками, вытягиваясь с излишним усердием.

- Там Миловидов просит вас, товарищ инспектор.

Уж не заговорить ли решил Миловидов? Костя пошел следом за дежурным, прислушиваясь к четкому шагу недавно демобилизованного красноармейца.

- Что он хочет?

- Кто его знает, - ответил дежурный, глянув с любопытством на Костю. - Все лежал на нарах. Потом попросил пить, а попил - попросил вас.

- Воды, значит, ему не хватало...

Едва Костя вошел в камеру, как задержанный поднялся. Одернул быстро рубаху под распахнутым полушубком, торопливо застегнул верхнюю пуговицу.

- Ну что, Миловидов?

Костя присел на нары, отодвинул пятки какого-то храпящего задержанного. Кивнул Миловидову на место рядом с собой.

- Признаюсь. Этот самый в белых бурках приезжал ко мне...

- Так бы и сразу...

- Но я понятия не имею, кто он такой, - быстро начал Миловидов. - Он приезжал и уезжал. Вчера должен был приехать за ордером на миткаль...

- За ордером на преступление... Ну да, - добавил еще Костя, увидев, как опустил голову Миловидов. - Этот миткаль пошел бы к частным торговцам. А частный торговец три цены возьмет с крестьянина и рабочего... Вот и посмотрите, что за ордер выписали вы какому-то мошеннику.

Задержанный вздохнул - в тяжелом взгляде его мелькнуло что-то непримиримое, угрюмое и исчезло, сменилось снова угодливостью попавшего в беду человека.

- Он мне про спекуляцию ничего не говорил...

- Ну, понятно...

- Клянусь вам своим сердцем. Ах, божежки...

Миловидов перекрестился, опустил руки на колени, погладил их, точно они заныли у него вдруг с неистовой силой.

- Какой он из себя?

Вопрос словно бы обрадовал Миловидова - он даже двинулся поближе к Косте, зашептал заговорщически:

- Невысокий. Лицо чистое. Усы. Шапка кривая, украинская. Короткое пальто. Под ним френч. Как на духу я вам, как на духу.

Он сложил руки на груди, посмотрел виновато на Костю.

- Еще что?

- Насчет приметки если? - попытался быть догадливым задержанный. Могу и это сказать. Левый глаз косит. Да и потом... Смотрит он всегда в пол. В глаза не смотрит. Опасный это человек, боюсь я таких. Всегда жди от них неприятности.

- А вы прямо смотрите?

Миловидов хмыкнул, погладил усы, промолчал.

- Так кто его послал к вам?

Тот улыбнулся, даже тихо рассмеялся, но умолк, заметив на себе строгий взгляд инспектора.

- А сам приехал, предложил денег...

- И вы так просто выписали фиктивный ордер?

Миловидов помолчал, ответил уже сухо и отрывисто:

- Попробуешь раз, как говорят, захочется еще...

Костя встал:

- Так где же нам искать этого в бурках?

Миловидов тоже встал, развел руками, укоризненно простонал:

- Клянусь вам своим сердцем. Ах, божежки!

7

Может быть, именно в это же время Вощинин перебегал площадь. На углу он остановился и оглянулся. В метельный вихрь мчались санки извозчиков, редкие пешеходы несли на своих спинах эту снежную непогоду. Куда идти? Домой?

Стучат часы, в определенное время звеня колокольчиками, от толстых монастырских стен тянет сыростью и холодом. Он войдет, снимет пальто, повесит на вешалку, а из комнаты выступит какой-нибудь из губрозыска. Спросит:

- Ну что же, Вощинин, рассказывайте про ордера на мануфактуру! И кто вы такой, Вощинин? Один или еще с кем?..

Обойдя несколько кварталов, быстро и не глядя ни на кого, Вощинин прошел в пивную "Бахус". Несколько посетителей пили пиво за столиками, закусывая его моченым горохом, сухариками. Слышался негромкий говор. За стойкой шелестел коленкоровым передником буфетчик. Толстое лицо его было сонно. В следующем зале, куда спустился по деревянным ступенькам Георгий Петрович, было гулко от грохота бильярдных шаров из слоновой кости. Огромные столы, обтянутые зеленым сукном, обступили те, кому нечего было делать в этот вечер на улицах или в домах города. Два настенных фонаря, изогнутых хищно к головам завсегдатаев, выжигали желтым пламенем лица, отчего они казались лицами больных, попавших сюда из палат милосердия Красного Креста.

Вощинина заметили, из толпы шагнул навстречу высокий красивый мужчина с бакенбардами на щеках. Положил приветливо руку на плечо. Это был Мухо. Казался он Вощинину баловнем судьбы - одет по моде, всегда в ресторанах, всегда разговоры о попойках, о женщинах. Катается в автомобилях, на лихачах, домой возвращается часто на утре.

- Фору не желаете, Вощинин?

Нет, не до игры Георгию Петровичу. Качнул головой, отступил в сторону, присел на лавку. А рядом широколицый парень, неизвестно и кто, в ухо:

- Хозяин-то "Бахуса" повесился вчера вечером, не слышал, Жора? Вот тебе... Как сыр в масле катался. А веревку на шею. Пятьдесят четыре года...

Вощинин подумал невольно: "А мне вот тридцать всего".

Кто-то из сидящих тоже на скамье, словно бы в ожидании у доктора в амбулатории, проговорил, зевая:

- Петля ныне не в моде. Уксусная эссенция да наган...

Георгий Петрович поднялся и снова очутился в пивном зале. Протолкался к стойке, попросил папирос, пива. Налив стакан, здесь же, у стойки, стал глотать холодное и кисловатое пиво с жадностью и поспешностью.

- "Смычки" пачку, - услышал он рядом голос. Буфетчик тут же склонил голову с улыбкой и учтивостью:

- Не имеем, Леонтий Николаевич. Вот "Зефир", пожалуйста...

- Не курю... По карману нэпманам эти папиросы.

Вощинин оглянулся. У стойки стоял боком высокий парень в короткой куртке, от карманов свисали кисти. Под бараньей шапкой крупный нос, какие-то выпуклые, редко мигающие глаза. Щеки темны от холода. Шея окутана башлыком, и весь он - точно чеченец или там дагестанец, неведомо как, этой, может, метелью, занесенный в пивную "Бахус". Вот он откачнулся от стойки, вышел неторопливо в черноту улицы.

- Агент, - прошептал тут же торопливо буфетчик. - Из губрозыска...

Бросив деньги на стойку, к коленкоровому переднику буфетчика, что-то шепчущего посетителям об этом агенте, Георгий Петрович метнулся к выходу.

Город яростно дохнул на него мозглой испариной, запахом конского пота, кислыми щами столовок, хлестнул в лицо снегом. Площадь, сжатая с трех сторон - деревянными стенами магазина бывшего чайного купца Перова, двухэтажным бруском гостиницы "Кокуевка", багрово-черной глыбой гостиницы "Европа", церковью, похожей на огромный колпак с прорехами, - была слабо освещена редкими фонарями. Прохожие, попадая в снопы жидкого света, были похожи на диковинных рыб в дрожащих зябко ячеях рыбачьих сетей. Визжали по-дикому колеса трамваев, заворачивающих нехотя за стены перовского магазина; в мудрой задумчивости, опустив головы, несли по воздуху тонкие ноги легковые лошади, трубно храпели ломовые битюги. Сани скрежетали полозьями о камни, обнаженные и чернеющие чечевично...

Мимо лился поток людей, будто гонимых кем-то из тьмы, нависшей над крышами города. Вот женщина в осеннем саке, в кашемировом платке глянула на него пронзительно, вот мужчина, хорошо одетый, вытянул шею, окинув с ног до головы Вощинина, старик с кошелкой остановился, затоптался за спиной. Не следит ли он за ним, не товарищ ли тому, с кистями на карманах?