Эдуард Говорушко - Садовник

• Название: Садовник
• Автор: Эдуард Говорушко
• Жанр: Путешествия и география

---

Мой друг Виктор эмигрировал в Америку в более "юном" возрасте и "распределился" в маленький городок Буффало, на границе с Канадой. Виктор, "человек-сердце", как мы его называли за сострадание и готовность прийти на помощь друзьям, чувствовал себя очень одиноким и никому не нужным. Никто не звонил, не приходил, не обращался за помощью. И он затосковал, да так, что пережил два инфаркта и жил в постоянной готовности к третьему. Тогда Виктор решил во что бы то ни стало бежать из Буффало. Куда угодно! Обратный путь ему был закрыт новым латвийским законодательством. Оставался Нью-Йорк, а там Квинс или Бруклин, где все говорят по-русски. В Квинсе Витя так преуспел, что переехал в Манхэттен, в прекрасную трехкомнатную квартиру очень престижного дома (вытянул счастливый билет в лотерее на муниципальную квартиру). Сейчас он гражданин Америки и вполне счастлив. Но недавно, прожив здесь уже восемь лет, решил на всякий случай обратиться в российское консульство... за русским паспортом для жены. Консул заговорил с ним по-английски и был несказанно удивлен тем, что гражданин Америки, проживающий в Манхэттене, по-английски не говорит. И видимо, проникся такой искренней симпатией к человеку, не предавшему русский язык, что оформил российский паспорт без всяких проволочек. Такой вот хеппи-энд, который может поднять настроение любому эмигранту! А ведь едва не погиб без общения и дружества.

...Мой американский велосипед (подаренный, кстати, Юлей и Брюсом, ее американским мужем) непривычный, многоскоростной. Повернул ручку, поменял передачу, как на мотоцикле, и можешь взобраться на довольно крутую горку, даже в мои "за шестьдесят". А к сожалению, именно на горку (так уж устраивается на новом месте мой маршрут, да и жизнь) надо крутить педали, возвращаясь с работы.

Америка напомнила мне о Белоруссии и любимым детским лакомством: вареной кукурузой. Помню, под осень мама посылала кого-нибудь из нас в огород "наломать кияхов"  - такое здесь было у нее название. Мы выбирали початки, которые побольше, раскрывали их чуть-чуть, чтобы убедиться в молочной спелости, и укладывали в дырявую корзину из ивовых прутьев. И полдня ждали, пока мама достанет из печи громадный прокопченный чугун и сольет воду... Ничего вкуснее вареных кияхов мы тогда не знали и жалели, что этот праздник не длится целый год. Здесь такие праздники можно устраивать каждый день - и зимой, и летом. Юля, моя дочь, отведавшая в детстве бабушкиных кияхов, с удовольствием наблюдает, как их грызет мой внук, четырехлетний американец Андрюша. Готовые початки в здешних супермаркетах и небольших овощных армянских лавках  - круглый год и довольно дешево. Когда-то Хрущев хотел "окукурузить" всю нашу необъятную страну и... потерпел неудачу. Похоже, подошел не с той стороны. Лучше было бы поначалу приучить к кукурузе горожан, а потом уже выращивать. Глядишь, и интерес к ее культивированию появился бы сам собой...

Из Вотетауна, где мы живем, надо попасть в Бруклайн, где я пересяду в небольшой грузовичок с надписью "Hidden GARDEN" на борту. Вотетаун и Бруклайн  - небольшие самостоятельные городки, спутники Бостона, их у него десяток, а то и больше. И почти в каждом живут клиенты Али Кричевской. Есть богатые владельцы особняков и усадеб с бассейнами и громадными ухоженными садами, но в большинстве своем  - средние американцы, живущие в приобретенных на банковский кредит двухэтажных деревянных коттеджах с небольшими участками. Такие в Белоруссии и России называют палисадниками. Ухаживать за ними здесь принято доверять специалистам. Американцы считают, что на садовника проще заработать, чем тратить на садик время и силы. Что, согласитесь, правильно с точки зрения садовника и его помощника, которому платят аж восемь долларов в час. Кроме того, это вполне соответствует принципу хозяйствования, сформулированному еще президентом Рейганом: trickling down eсonomy. Что означает: "от богатых каплет и бедным". Этот бизнес не только позволяет Але довольно сносно жить, но и доставляет, по ее словам, творческое удовлетворение. Похоже, не лукавит. Работает с удовольствием, отказывается от рутинных, хотя и денежных заказов  подстригать газоны, засаживать скучной геранью балконные и подоконные ящики.

От остановки к кирпичной трехэтажке из трех подъездов, где в недорогой односпальной квартирке живет Аля Кричевская, еще около двадцати минут пешком. Несмотря на неспешный шаг, чаще всего приходил на пять-семь минут раньше условленного срока и поднимался на второй этаж к Але. Когда она вдруг стала встречать меня внизу, у своего пикапа, с чемоданчиком для ланча и термосом с водой, я понял свою бестактность. Аля  - трудоголик, работает, что называется, от зари до зари. Встает в полшестого, чтобы до моего прихода съездить на "йогу" или пройти "от инфаркта" вокруг пруда. Потом еще надо переодеться, утрясти заказы, а после напряженного рабочего дня еще запастись рассадой или сделать дизайн очередного садика. Неудивительно, что именно на обустройство собственного быта времени не хватает...

Але около шестидесяти (я вычислил: родилась, по ее словам, спустя три месяца после гибели отца в первые же дни войны). В Америку Аля приехала с четырнадцатилетним сыном, оставив в Москве мужа, довольно известного и преуспевающего архитектора. Большинство эмигрантов из постсоветских стран объясняют, что "пошли на это из-за детей": знаем, дескать, нам будет плохо, зато детям хорошо. Аля не скрывает, что приехала из-за себя.

Вполне сносно выучила английский, но оказалось, что надо было учить американский английский. Переучивалась с помощью студента русского отделения Гарвардского университета. Теперь у нее хороший американский, что позволяет самой заключать контракты и работать не только у русских, но и у американцев. Это денежнее и спокойнее. Аля признается, что в общем-то заранее знала: Шемякиной или Неизвестной ей здесь не стать, картинами не прокормиться. Жила на пособие беженца в бесплатной квартире, как и сейчас живут сотни тысяч эмигрантов. Однако ее такое прозябание не устраивало. Пошла на муниципальные курсы рабочих для лэндскейпинга, увидев объявление в газете.

Аля хорошо чувствует себя в Америке, хотя далеко не все ей здесь по душе. Но она решительно пресекает мои критические высказывания об этой стране: "Ты пока лишь наблюдатель, а не житель. Не спеши судить".

Из Москвы

Вписываю в толстенный блокнот письма Э. Наступит время - дорога в Россию будет не по силам. Перечту, вспоминая...

Получила второе письмо, океан они преодолевают долго. Такие перерывы не идут общению на пользу или прекращают его совершенно. И много лет дружившим потребуются терпение и любовь друг к другу.

Как постепенно ты удалялся... Сначала вместе с любимой мною Латвией. Не понимаю, отчего латышам так хотелось прижаться, прильнуть к Западу старому, уставшему на земельных ухоженных клочках? Когда я смотрю на западноевропейскую карту, мне представляется камзол-реликвия в заплатах дорогих, но стертых материй, пропитанный душным запахом прекрасных, но застоявшихся духов. Ему не поможет химчистка, его следует вывесить на палубу корабля, идущего на просторы, и предоставить резвому ветру. А это и есть Россия, с которой Латвия соседствует. И ее сынам, крепким, высоким, красивым  (помнишь, я всегда восхищалась латышскими рыбаками!), есть смысл не смотреть волком на русский лес, а идти туда другом, сотоварищем, напарником. Но Латвия переживает обиды и пытается втиснуться и в без того тесное пространство, отодвигая не только русских от латышей, но и русских от русских, потерявших в ней малую свою родину. Я, просматривая переписку своего любимого К. Р. с писателем И.А. Гончаровым, натолкнулась на такие строчки последнего о Латвии (1884  год): "...чего им хочется? Слиться с Германией: Боже сохрани! Они и руками, и ногами от этого! Баронов там скоро бы привели к одному знаменателю! Они это очень хорошо знают  - и не хотят. Им хочется сохранить status quo своего угла, жить под крепкою охраной русской власти, со своими феодальными привилегиями, брать чины, ордена, деньги, не сливаясь с Россией  - ни верой, ни языком, сохраняя за собой значение, нравы и обычаи... и презирая русских,  - будто бы за некультурность! Неправда, это не презрение, а нерасположение слабых к сильным, что нередко бывает... Мне кажется, есть надежда, что они со временем... забудут всякий антагонизм  - и взамен всех получаемых от России и из России благ  - научат нас, русских, своим, в самом деле завидным... качествам, недостающим славянским расам  - это perseverence во всяком деле (настойчивость, упорство, твердость, стабильность) и систематичности. Вооружась этими качествами, мы тогда и только тогда покажем, какими природными силами и какими богатствами обладает Россия!"

От сменившихся времен слова не заржавели. А ты вот добился латвийского гражданства и отбыл с ним еще дальше  - в Америку.

Я рада, что у тебя есть работа, и представляю, как на чистом, легком велосипеде ты мчишься по чистым, солнечным улицам. Ты в новом городе, в новом доме, и сам немного другой. Думаю, со своим початком кукурузы чувствуешь себя чуть-чуть пацаном. А я сейчас выйду в самом центре Москвы из старинного, прошлого века дома, где бывали Чайковский, Андрей Белый, Зайцев, где Бунин познакомился с Верой Николаевной Муромцевой, где жили актеры театра Мейерхольда, и на меня глянет грязная коммерческая автостоянка, устроенная на территории великолепного дворца XVIII века князей Бобринских, где бывал Пушкин. Об этом свидетельствует мемориальная доска, она же сообщает, что дворец охраняется государством, чиновники которого, узаконив стоянку, вместо охраны предпочли уничтожение дворца.