Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 2

• Название: Мир без лица. Книга 2
• Автор: Инесса Ципоркина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010

---

Глава 6. Цирцея

Места здесь странные, в Утгарде. Есть в реальном мире места, где земля миллионы лет назад исторгла из себя каменные столбы-тепуи[51], взмывшие над миром километрами отвесных стен. И пускай рассказы о затерянных мирах с динозаврами и дикими племенами, оторванными от грешного мира и вознесенными заживо на небеса, оказались выдумкой, планета все равно показывает нам эти уголки, точно пожилая дама — школьные фотографии: смотрите, какой я была!

Но если настоящие тепуи — это маленькие выцветшие фотокарточки из семейного альбома, то Утгард — картинная галерея, запечатлевшая юную землю во всех видах. Здесь все какое-то незнакомое — земля и растения, звуки и запахи. Здесь нет времени. Здесь нет ни прошлого, ни будущего. Чтобы отсчитывать время, нужны знакомые цифры, стрелки — ну хоть что-то знакомое, точно маяк в немом и равнодушном океане.

Нет маяков, нет. Трава, деревья, цветы, всплывающие в памяти по единому слову «лес», «поле», «луг» — все исчезло, растворилось в мареве над скудной землей. Только нелепые шишковатые палки торчат из мокрой гнили да высоченные кактусы-не кактусы трясут возле самого неба листьями, похожими на лезвия мечей. Это древний мир, сам воздух здесь другой, он входит в глотку заточенным шилом и пахнет не то грозой, не то смертью.

— Ложись! — Нудд швыряет меня лицом в опавшие листья, огромные, больше моей ладони, коричневые и подгнившие, на первый взгляд похожие на брошенные лодочки мелких эльфов, а на второй — фу! — на спинки гигантских тараканов. Эльфийская лодочка вдруг отращивает ноги и улепетывает у меня из-под носа с дикой скоростью. Так и есть. Таракан. Гигантский, каменноугольный, по-своему совершенный. Как хорошо, что я не боюсь тараканов! — старательно думаю я, чтобы не взвизгнуть, не заметаться под тяжелой рукой Нудда, все еще держащего меня за шкирку, будто щенка… А времени-то прошло не больше секунды. Над нами проносится чья-то стрела размером с небольшое копье. Прекрасная, словно превращенное в молнию павлинье перо. Я наблюдаю за ней с полагающимся случаю гибельным восторгом: ну вот, этот стрелок нас и положит. Рядышком. Такой стрелой и сильфа убить можно.

Стрела зависает в воздухе, обнаруживая радужно-стеклянный вертолетный эллипс неостановимых крыл над узким сине-переливчатым телом. Стрекоза?

— Меганевра[52]! — облегченно вздыхает Нудд и поднимается на локтях. Супертараканы, придавленные его иллюзорным, но отнюдь не невесомым телом, обалдело встряхиваются и разбредаются в разные стороны, проклиная нас обоих на древнетараканьем языке. Какие еще сюрпризы нас ожидают, сын Дану?

Нудд с неопределенным выражением лица сгибает и разгибает ладонь. На ладони вспухает красная полоса. Ссадина. Может, даже заноза. Вот неженка! И тут до меня доходит: у сильфа не может быть ссадин. У сильфа нет тела. У сильфа нет кожи — тонкой, нежной человеческой кожи, через которую так легко добраться до средоточия нашей жизни и погасить все это мельтешение крови в жилах, мыслей в мозгу и сердца в груди. Сильф — это выдох воздушного океана, а не выброс смертной плоти.

Он смотрит на меня и беспомощно разводит руками. Переменчивый сильф отныне прикован к этому телу, точно сошедшему с египетской фрески, высокому и широкоплечему, с узкими бедрами, с длинными, как у оленя, ногами, — могло бы быть и хуже!

— Почему? — вполголоса спрашиваю я.

— Воздух другой, — поясняет Нудд. — Это не моя стихия, это стихия, бывшая до нее. Старше. Равнодушнее. Она как будто спит. Наверное, ее любопытство, ее жажда знать и ощущать еще не проснулись. Спящий мир. Здесь у меня нет магии. Только телесная мощь.

По его лицу пробегает мгновенная судорога. Ему страшно. Может быть, впервые в жизни. Легко быть храбрым, когда ты неуязвим, всемогущ и бессмертен. Труднее быть храбрым, если ты всемогущ, но не бессмертен — и все-таки довольно легко. А уж если между тобой и смертью нет ничего, кроме меча, отличного, заговоренно-заколдованно-зачарованного меча, который, тем не менее, можно не успеть вытащить из ножен…

— Нудд, — зову я его, тяну руку к красивому хмурому лицу с резкими чертами, — Нудд, неужели мы с тобой только сильф и норна — и больше никто? Ты прожил такую длинную жизнь среди людей, ты видел род человеческий во все времена, ты воевал, убивал, выживал, женился и болел. Ну хоть раз, ну хоть изображая болезнь! Я тоже прожила целых три десятка лет, я кое-что умею, давай вспомним, каково это — быть людьми, а? Всё не так страшно, как быть никем…

— Храбрые вы существа, женщины, — вздыхает Нудд, садится на корточки, помогает и мне угнездиться на подстилке из толстых листьев — ужаснувшие меня протокозявки давно разбежались и разлетелись, мы одни среди хвощей и плаунов, в каменноугольных лесах — другое небо, другая земля, другой воздух. А огонь?

— Может, костер разжечь? — радостно вскидываюсь я.

Нудд смотрит на меня, как только мужчина может смотреть на женщину, предлагающую запалить дом с четырех углов, чтобы согреть пару комнат. Мне немедленно становится стыдно. Да, да, я вспомнила: каменноугольный период, высокое содержание кислорода, если чиркнуть спичкой, весь этот перелесок взлетит на воздух до того, как спичка зажжется. Что за палеонтологический кошмар тут творится? И это всё Я намудрила? Когда? Как?

— Слушай, — взвешенно, с интонациями психотерапевта объясняет сильф, — это же мир твоего воображения. Когда-то, может, когда ты была маленькой…

— Мне безумно нравились гигантские тараканчики и крохотулешные динозаврики, — с отвращением договариваю я.

— Нет. — В голосе моего спутника — бесконечное, поистине божественное терпение. Может, боги отличаются от человека не столько могуществом своим, сколько терпимостью? — Когда-то ты нарисовала себе образ древнего мира. Мира в котором нет ни порядка, ни смысла, ни стройности. Мира, существовавшего до возникновения порядка. Вот, — Нудд скупым жестом обводит окружающее нас, — это он и есть. Утгард. Пустыня Хаоса.

— Да какая ж это пустыня? — недоумеваю я. — Конечно, хорошо, что воды тут хоть залейся и кругом эти… древовидные папоротники. Но чем мы питаться-то будем? Папоротниками? Сырыми насекомыми… ой, нет, не могу… меня сейчас…

— Тихо-тихо-тихо-тихо… — не то шепчет, не то напевает Нудд, перехватывая мое резко согнувшееся тело, придерживая его за плечи и похлопывая по спине, словно заупрямившуюся скотину. — Это все страхи. Обычные человеческие страхи. Они всегда набрасываются стаей, едва лишь хаос приоткроет дверь. Мы там, где хаос всевластен, но это ТВОЙ хаос. Ты жила с ним все эти годы. Ты держишь его в узде с детства. Ты его знаешь, просто растерялась слегка. Вспомни, кто ты, и тебе станет легче.

А кто я здесь? Не последняя выжившая норна, не демиург, которого вот-вот лишат его детища, не спасительница вселенной от Армагеддона, я — просто я. Даже Нудд в Утгарде — просто крепкий мужчина средних лет, застрявший посреди каменистых полей многомиллионолетней древности с нервной неумехой на руках. Его сильфийский возраст — ничто по сравнению с возрастом любого из этих протокактусов, любой стремительной кусачей меганевры. Утгард — их дом. А для нас он — ловушка.

— Давай поговорим, — прошу я своего спутника. — О чем угодно — из того, что будет потом, после Утгарда. Чтобы мне не забыть о своих мирах, чтобы не завязнуть в Хаосе насовсем…

И тут мимо моего виска, разгоняя наползающий туман, пролетает очередная суперстрекоза — пролетает и… вонзается в мясистый ствол. О! А вот это уже не стрекоза. Это стрела, цвет — синий металлик, оперение из слюдяных крылышек, толщиной почти с мое запястье. Кто-то из местных обитателей решил поохотиться на нас, чужаков. Или просто — упреждающий выстрел?

«Упасть бы в обморок, как все нормальные барышни…» — лениво ползут мысли в голове. — «Выключиться из реальности, поваляться в сером нигде, в котором ничего не существует, даже тебя, потом вернуться в тело, но в другое, земное, настоящее, в комфортной обстановке, среди снисходительных врачей и опытного медперсонала…» Нет. Сдаваться нельзя, нельзя бросать Нудда, нельзя проигрывать, нельзя позориться, я не смогу жить с мыслью, что хаос меня одолел, распахнул дверцу в моем мозгу — и затравил меня страхами, как собаками.

— Поговорить? Хорошая мысль! — раздается из тумана, немедленно вызывая в памяти «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…». — Заодно и нам расскажешь, из каких миров пожаловал!

Итак, мы нашли вас, великаны Хаоса. Или это вы нашли нас?

* * *

Теперь, когда моим друзьям не требуются провожатые, и цель их ясна, и мощь их непобедима, и победа их неотвратима, моя безопасность висит на волоске. Помба Жира, демон секса, не может попросту отдать меня моей свите. Как я, однако, загордился в этих выдуманных мирах, тоже мне Bondieu, Добрый Боженька, создатель и вседержитель, воинства духов предводитель.