Анастасия Вихарева - Повернуть судьбу вспять

• Название: Повернуть судьбу вспять
• Автор: Анастасия Вихарева
• Жанр: Фэнтези

Если ты родился отмеченный Богами, это не значит, что путь твой усыплют розами. Как раз наоборот — объявят вне закона, вырвут сердце, закроют тварью из Бездны и выставят вон из мира…

Так и случилось. Но если ты отмечен Богами, вряд ли Боги забудут о тебе.

Маленькая девочка, лишенная памяти и способностей мага волею судьбы попадает в наш мир, в котором обретает семью, друзей, любовь. И однажды узнает, что это не ее мир, и где-то там осталась частица ее самой…

---

До Нового года оставалось минут двадцать. Разбредшиеся парочки уже снова собирались в зале с накрытым столом, чтобы проводить Новый год. Так было принято, посидеть за столом до и после.

Любка бежала так, как не бегала никогда. По дороге она вспотела, расстегнув пальто.

Света в доме не было. Стучать она не стала, пролезая через узкую щель наверху ворот, в которую могла пролезть только без пальто. Открыла ворота, подобрала пальто и снова закрылась, быстро поднимаясь по ступеням.

— А?.. Что?.. Любка?.. Ты откуда?! — испуганно уставилась на нее мать, проснувшись. — Что-то случилось?!

— Новый год надо встречать дома! — решительно заявила Любка, раздеваясь на ходу, включив для точности радио и бросившись собирать на стол. — Нет, не случилось, встретим, я потом снова уйду.

— А-а… — мать вроде как даже обрадовалась, внезапно избавившись ото сна и помогая ей.

Стол собрали быстро, как будто мать готовилась, а потом решила не выставлять угощение. А пока собирали, проснулся Николка. Получилось скромно, пироги, шаньги, маринованные яблоки и мороженная засахаренная рябина. Но конфет было много, и чай стоял на еще не остывшей буржуйке горячий.

Любка едва успела выключить свет и зажечь свечу, поставив ее на чайную тарелку — в вазе теперь лежали яблоки и апельсины, которые собрали из всех кульков. Она заметила, что мать достала и тот кулек, который ей подарили волшебники. Конфеты в нем были необычные: «Волчья ягода», «Мухоморные шляпки», «Лесная сказка», «Шарик», «Звездное танго», «Хрустальная туфелька», «Ведунья»…

— Ну, мам, с Новым годом! — Любка подняла граненый стакан с соком. — Всего нам… и спасибо!

— За что? — не взглянув на нее, мать отпила глоток сока и сунула в рот конфету, с любопытством разглядывая фантик «Приворотное зелье». Он немного светился в темноте, словно был из холодного огня.

— Ну, за дом… за то, что ты и Николка есть… За стол этот… За меня…

— Я спать пошел, — Николка допил сок, икнул и сонно зевнул.

— Иди, — разрешила мать. — Никогда таких конфет не видала… Что там, мухомор положили?.. Теперь обратно пойдешь? — поинтересовалась она.

— Посижу немного, — кивнула Любка, и вдруг тряхнула головой, потерев глаза.

За столом они были не одни. Стол вдруг самым неожиданным образом снова растянулся, и на столе лежала та самая скатерть-самобранка… Духи уплетали богатое угощение, так что трещало за ушами. Она растерянно взглянула на мать, которая как будто ничего не заметила, продолжая сидеть, как ни в чем не бывало, положив себе в тарелку салат из соленой капусту с вареным картофелем, заправленный сметаной.

«На закаате, ходит паарень, возле дома моево… Поморга-ает он глазаами и не скажет ничего! — затянул один из духов. И песню сразу подхватили: — И ктоо его знает, чего-о-он моргает, чего он моргает, на что намекает…»

Мать вдруг тихонько подхватила песню, напевая негромко, под нос.

Любка замерла, брови ее удивленно поползли вверх. Она минуты две наблюдала за веселыми духами и за матерью, прямо не зная, что и думать. По матери не скажешь, что она решила подпевать, сама по себе сидела спокойная, даже расслабленная, что с нею случалось редко. Словно сбросила груз со своих плеч.

— Ты… ты их видишь? — Любка повернулась к матери.

Мать посмотрела на нее странно и обеспокоено.

— Кого? — всполошилась она, несколько недовольно.

Любка запнулась, внимательно изучая открывшееся пространство. Она только сейчас заметила, что между местом, где сидела она, и местом, в котором пребывали духи, была какая-то граница. Когда она смотрела на мать, духи как будто отодвигались, а когда смотрела на них, ей вдруг начинало казаться, что они реальнее, чем мать, а она одновременно была и там. Или, вернее, в двух местах сразу, и, наверное, больше там, чем здесь.

Любка повеселела.

— А можно я спою? — лукаво спросила она у матери, заметив, что песня подходит к концу и скоро начнется новая.

— Ну… пой, — удивилась мать вопросу.

Духи сразу приободрились, пошушукались, подстраиваясь под Любку.

И Любка запела.

Песня была грустная, но красивая… Сама песня как-то сразу приходила на ум и становилась словами, точно рвалась наружу из клетки, которая была закрыта где-то в низу живота. Мать раскрыла рот, заслушавшись. Теперь Любка понимала, как неосознанно мать начала подпевать духам.

Я замерзала на дороге, в крови лежала на снегу,

И смерть мя за руку держала, та, с кем я к Богу подойду

А кони бьются, кони скачут, душа летит во весь опор,

Здесь лишь цари живут богато, для народа плеть и забор.

Забери Род-боженька, ой да домой,

Забери меня, забери в Ирий-сад,

Там, где Лада-любовь и духи шумят,

Забери Род-боженька ой да домой!

Положи у колодца с водой ключевой,

Брошу в ту воду червленый клубок

Как умру — умоюсь водицей живой,

И развяжет Макошь тогой узелок.

Заспорит Батюшка с Царем, и вновь готовят мне беду,

До крови сечь иль огнем — боюсь, до сада не дойду.

А кони бьются, кони скачут, душа летит во весь опор,

Здесь лишь цари живут богато, для народа плеть и забор

Забери Род-боженька, ой да домой,

Забери меня, забери в Ирий-сад,

Там, где Лада-любовь и духи шумят,

Забери Род-боженька, ой да домой!

Положи у колодца с водой ключевой,

Брошу в ту воду червленый клубок

Как умру — умоюсь водицей живой,

И развяжет Макошь тогой узелок.

Ой да по крепостному праву, помещику на забаву,

Ой да в острог ведут, на шею надели хомут,

Я до землицы припаду, помолюсь на четыре стороны,

Отведи ты Боженька беду, закрой лицо мое от воронов.

Я замерзала на дороге, в крови лежала на снегу,

Марена за руку держала, та, с кем я к Богу подойду…

— Ты где такую красивую песню услышала? — изумилась мать.

— Они поют, — кивнула Любка на стол.

Мать молча уставилась на стол, перевела взгляд на Любку, напугавшись и побледнев.

— Они не совсем здесь… Как бы здесь, но за стенкой, а я вижу, — объяснила Любка. — А кто такая Макошь? В конце они спели вместо «смерть» «Марена»…

Мать раскрыла рот, пялясь на нее во все глаза, потом испугалась еще больше, но не накричала, как обычно, а лишь сглотнула и переборола себя. Позади матери стоял тот самый дух, который частенько бил ее плеткой и ездил на отчиме — он гладил ее по голове, слезно каялся и просил прощение за всех обижающих ее духов. Любка усмехнулась. Мать вдруг словно проснулась, оживилась, проявляя тревожное любопытство, но без агрессии — видимо, пока не решила, как относиться к ее словам.

— Это богини такие раньше были, одна судьбу прядет, а вторая… Смерть она есть. Жена Кощея Бессмертного, поэтому ни добра, ни справедливости от нее не жди, — объяснила она. В голосе ее прозвучала обида. — Раньше…

— А ты откуда об этом знаешь? — удивилась Любка. Ничего подобного она в библиотеке не находила.

— Ну как, — развела мать руками с осуждением за незнание истории. — Деды и прадеды наши-то не сразу приняли христианство, бежали мы, когда крещение началось, к Уралу. Кержаками нас стали звать, когда мы перешли через речку Кержу. Была такая. Я уж и не знаю, которая, переименовали многие. Среди беженцев, кроме колдунов, были старообрядцы. Не насилием к вере пришли, мы и молимся до сих пор перстом, а не щепотью, — мать сложила пальцы, выставив два вперед, соединив большой и два последних. — И с язычниками легко уживались. Наверное, больше язычниками и были. В духов верили, в чертей, с колдунами, которые считали себя язычниками, старались не ссориться, праздники все их чтили, и клубок в колодец бросали, и ленту навязывали на дерево, и на игрищах через огонь прыгали, и на венок гадали….

— Да-а?! — заинтересовалась Любка, проявляя повышенный интерес. — Ты мне про колдунов расскажи-ка…

— Ну, уважали их, всегда завали на свадьбу посаженным отцом. Совета спрашивали, — задумалась мать. — Колдун скажет этих надо поженить, поженят — будут жить душа в душу. Не согласятся, жизнь ни у того, ни у другого не заладится. У колдунов своя вера, духов видят, а Макошь и Марена как бы заведующие… Это не всем дано, поэтому побаивались их. Человек против него ничего сделать не может, а им целую толпу в оборотней оборотить, тьфу… Скажут колдуну что-то плохое на свадьбе, а он волками всех в лес отпустит — и не помнят потом ничего, или помнят, что по лесу бегали, но смутно. Вернутся, конечно, но страху-то, кто их видел…

— Ну, это уже сказки! — рассмеялась Любка, не поверив.

— Сказки не сказки, а я сама видела много раз, как они друг другу доказывали, кто из них сильнее. Прикажут друг другу — кто сильнее, тот и побеждает.

— А что они заставляли? — продолжая скептически не верить, спросила Любка.

— Ну, — мать напрягла память. — Например, по зиме отправят в клозет и мороженное дерьмо есть заставляют. И кто слабее, давится, но ест. У нас они и сейчас есть, трое в селе и четверо по деревням. Не такие сильные, как раньше, но Максима слабым не назовешь. Один умер недавно, около больницы жил. У Таньки дедушка был колдуном — бабушка сожгла его книгу и с ума сошла. У Катьки, подружки твоей, мать подозревают, у Марамыгиных дед был колдун.