Анастасия Вихарева - Черная книга колдуна

• Название: Черная книга колдуна
• Автор: Анастасия Вихарева
• Жанр: Фэнтези

Мир Кирилла рухнул в одночасье, когда брата охватила странная болезнь — он стал чужим. Горе и боль близких людей перестали для него существовать. Воры и убийцы ликуют, празднуя победу — у их жертв нет ни единого шанса спастись. И никто не поймает их за руку. Теперь можно только смириться и начать жить заново… Но каково это, когда знаешь, что ничего из того не удастся сохранить?

Кирилл не верит, что знания древних, которыми поставили брата на колени, не имеют в себе спасения. Иначе пращуры, шифруя знания и придавая им иносказательный смысл, не приучали бы народ, среди которого притаился враг, передавать послания из уст в уста — чтобы тот, кто назовет себя потомком, обрел Богов и вошел в царство живых.

Да, пришлось многое потерять, ради спасения брата, но он и не подозревает, что та дыра, в которую им пришлось перехать, лишь начало пути, и судьба забросит его так далеко, как он бы не посмел себе представить.

---

— Нет! Кир, ты гений! — вдруг усмехнулась тетя Вера. — Все шаманы именно так изгоняют злых духов, я пару раз наблюдала за обрядом. Я, кажется, поняла смысл диких танцев и угрожающих криков, а галлюциногены, чтобы он видел обратную сторону луны. На наших это не срабатывает, потому что кричат они на своем, — она вооружилась веткой и ножом. — Мы дадим ему опору, на которую он сможет встать! Ну что, поехали, Кир!

— Поехали! — засмеялся Кирилл, намазывая лицо боевой раскраской из грязи, поднимая здоровенную дубину. — Ты, Мирка, соперницу свою все это время могла бы иметь во все щели!

— Ладно, поверю вам на слово! — с мрачной задумчивостью согласно кивнула Мирослава.

Приступ в этот день длился минут тридцать. Заметив, что Славка приходит в себя и пытается вспомнить, где он, остановились, разговаривая ни о чем. Точно так, как показывали в фильмах. Знать о том, что произошло, ему было необязательно. А на следующий день заметили, что он все время о чем-то думает и хмурится.

Вечером того же дня произошло еще одно знаменательное событие — он вдруг отчетливо осознал, что болен, и болен давно. И пожалел об этом, впервые усомнившись в своей настойчивости обладать тем, что пыталось от него избавиться. Переживал, но осознавая тщетность и безнадежность своей «любви». И снова вспомнил мать, внезапно испытав чувство горечи и вины. Работать стало легче. Сам момент, когда ему делали лоботомию, вытащить не получилось. Но он вдруг начал чувствовать тени, и то, с чем они приходят, словно бы разделившись в себе. Думать об Ирине объективно он еще не мог, но не терял сознание. До полного выздоровления было далеко, но, наконец-то, сдвинулись с мертвой точки.

— Я думаю, у него есть что-то кроме бессознательности, — рассудила тетя Вера. — Если бы только лоботомия, он не реагировал бы так, — она повертела в руках справочник по травам средней полосы России, с которым не расставалась. — Что-то, типа внушения, гипноза. Предположим, колдуны Вуду. Они убивают человека ядом рыбы, проводят ритуал захоронения, а потом откапывают — и получите зомби. Совершеннейший раб, который сделает все, что ему прикажет колдун. Не кто-то посторонний, а именно колдун, человек для других закрыт. Почему?

— Колдун не любого травит, а того, кто пришел к нему сам, — не задумываясь, ответил Кирилл. — Предположим, что он до этого отравил бабу… Пардон, женщину. Наговорил ей кучу нежных слов, обласкал, полапал… Вот так же, в бессознательности. Позвал. Общеизвестно, что вампиры умеют наложить Зов, когда жертва сама на него идет. А когда пьют кровь, человек испытывает удовольствие — и умирает! И у Сани и у Славки жизнь покатилась под откос, а им от этого не холодно, ни жарко — они спят и видят сон, как вампир прижимает их к себе, целует, радуется им. Проснулся — умер.

— Кир, этого мало! Тогда любой врач был бы как колдун Вуду. Есть что-то еще, более существенное.

— Он зовет его со стороны души. Почему люди бежали за Иисусом? Что у него было, что не было у других? Он долго жил в семье, никто и не думал на него молиться. И вдруг, он возлагает руки, плюет в землю, мажет грязью глаза, говорит с человеком из тьму, шепчет на ухо, чтобы тот проповедовал на кровлях — и знал, что проповедовать. И людей, которые его слушают, не как люди, как зомби, становится все больше и больше. Чем больше он проповедует, тем больше людей видят в нем нечто иное, когда другие люди, в то же время и рядом, судят о нем трезво, обращая внимание на тот факт, что изгоняет он нечистого и болезни силою Везельвеула, то есть — демоном!

— Я так понимаю, что началась цепная реакция. Они получили праведника, вошли в его дом, и вскоре вся семья разделилась сама в себе. Стоп, что он, говоришь, делал?! Возлагал руки и плевал в глаза? Славка извивается, будто его чем-то придавили — и все время царапает глаза!

— В то время, когда одержим или болен… Священники и сейчас делают то же самое. А если это не акт милосердия, а часть ритуала? Ну, Иисус еще кое-что делал, но история об этом умалчивает. На тайные ритуалы, когда поднимал впавших в коматоз, он брал лишь Симона Петра, Иоанна и Иакова, остальные ждали на улице. Если смысл ритуала заключался в том, чтобы простереть руку и приказать «встань» — к чему делать из этого тайну? И когда рассуждал, что будет, не говорил всем, но лишь тем, кто ясно представлял себе, чем он занимается. Их некоторые откровения были, скорее, хвастовством, что мы будем жить, пока вы подыхаете от голода, болезней, войн и глада. Они знали, к чему приведет массовое зомбирование.

— Ужас… Никогда больше не пойду в церковь… — передернулась Мирослава.

— И не надо, и не ходи. Есть множество других религий, более продвинутых и рассматривающих человека, как частицу Бога, — одобрительно посоветовала тетя Вера. — Попробуем поставить вопрос по-другому. Скандалы происходят в любой семье, всем нам приходилось несладко. Почему у одних это выходит наружу, как одержимость, а другим не мешает? Что делают священники, когда изгоняют беса? И почему чаще всего одержимость проявляется во время молитвы, когда одержимые в церкви? Если уж на то пошло, то и больных гладят по головке.

— Не возлагают рук, не плюют в глаза, не читают молитвы, — не задумываясь ответил Кирилл. — Скандал он и есть скандал. По большому счету, все люди в той или иной мере чем-то да одержимы. Много ты знаешь людей, которые оставляли бы после себя яркий след, не вставая на колени? Выставить одержимость невозможно — это бессознательность. Она осталась, но если одby и тот же человек проник в бессознательность человека и носителя матричной памяти — на нее наложили замок. У нас есть четыре ярко выраженных типа, и смешанные. Сангвиник, холерик, меланхолик, флегматик. Бессознательность бывает двух видов — или скандал, или гладят по головке. Первая чаще связана с травмами, с нападением. Вторая с болезнью. Если рассматривать в двухсторонних проекциях, то получается как раз четыре типа. И смешанный тип, когда присутствуют и те, и другие. Следовательно, любая бессознательность еще как работает! Но как и где она работает у Славки?!

— Так, стоп! Ты хочешь сказать, что моя память имеет копию, которая хранится в другом человека, а я, в свою очередь, являюсь носителем его памяти?

— Ну да! — кивнул Кирилл. — Сама память как таковая закрыта. А бессознательность не только работает на обе стороны, она вызывает своего рода ступор во времени, ложные воспоминания, невралгию, неврастению, блуждающие боли. И бог знает что еще. Посмотри на Славика и вспомни нашего Саню.

— Ясно, бес приходит со стороны ближнего, а его изгнание третьим лицом выйдет на той стороне еще одним бесом — над ним встал тот, кто его не боится. Теперь еще один бес получил в пространстве прописку. Психологическое его состояние более или менее восстановилось, но теперь он начинает болеть, потому что под любым бесом лежит или физическая травма, или болезнь.

— Теть Вер, ты потрясно разбираешься во всем, на лету схватываешь! — восхитился Кирилл.

— Это оттого, что я относительно здорова, и если на то пошло, то твоя идеи не нова. Ее высказывали многие философы и мистики. А египетские знания полностью подтверждают твою теорию.

— Это что же, мы навредили Славику? — испугалась Мирослава.

— В какой-то степени да. Но пока другого выхода у нас нет, — кивнула тетя Вера. — Нам нужно заставить Славку вспомнить, что с ним произошло. А он не может, с той стороны поднимается какая-то муть, которая его вырубает. Кир, что там по твоим схемам?

— Попробуем искать то, на что упирал Иисус — уши, глаза, бред из тьмы…

— Если ты прав, это прорыв в психотерапии.

— Как бы ни так! Не скроешь следы преступления! Тем же Штернам такая психотерапия — кол в сердце. Даром она им не нужна. А что начнется, если всемирная организация по сбору пожертвований вдруг почувствует угрозу?! — Кирилл внезапно понизил голос, воровато оглянувшись. — Сидим тихо, мирно, никого не трогаем, самим бы спастись!

— Славик, ты понял, что нужно искать? — обратилась тетя Вера к Славке, показывая ему схему. — Позволь голове думать об Ирине, а сам смотри, как я тебя учила. Ты — пограничный столбик, ты — суслик на стреме, ты — Всевидящее Око. Будет больно, не паникуй, мы должны понять, кто и что с тобой сделал. Понял? Кивни.

Славка кивнул, о чем-то задумавшись.

— Надо признать, мы все же продвинулись, — успокоил себя Кирилл. — Посмотрим, что будет через три дня.

— Почему через три? — удивилась тетя Вера.

— Спасителю виднее, он на этом собаку съел, — усмехнулся Кирилл, пожимая плечом. — Наверное, должна произойти какая-то ломка, укрощение строптивых.

Славик хватался за голову и выл, катаясь по земле. Боль была сильной. Слезы лились из его глаз ручьем, и он снова отключался, впадая в беспамятство, но уже не в припадке, а засыпая мертвым сном, когда его невозможно было привести в чувство. Работу пришлось отложить, камни вдоль ручья собирала лишь Мирослава, которой не хватало сил слушать стоны и перебранку. Нервы ее не выдерживали. А кроме того, она и сама вдруг начинала находить у себя то одно, то другое. Что-то прочитать в информационном поле не получалось, разве что кот иногда вытаскивал слово или фразу, снимая боль на секунду другую.