Ника Ракитина - Ясень

• Название: Ясень
• Автор: Ника Ракитина
• Жанр: Фэнтези

В этом мире ждут Избавительницу: одни — чтобы вместе одолеть врагов, другие — не позволить исполнить предназначение…

---

Итак, Морталь требует и требует денег, а взамен сообщает, сколькими гвоздями принято прибивать в Ясене подковы. Я не знаю, сердиться мне или смеяться. Впрочем, описания клейм на подковах и бляшек на упряжи могут многое сказать сведущему уму. И мой соглядатай, к его чести, никогда не тратит деньги понапрасну. А когда можно — прекрасно обходится без них.

В конце концов, Морталь сменяет гнев на милость и сообщает действительно важное: Золотоглазая с еще одной из бывших Избранных, Наири (дочерью златокузнечного старшины Герсана), побывала в Казанном Святилище, главном и наиболее чтимом в Ясене. Морталь точно называет время посещения, но даже ему не удается проведать, о чем волхвы говорили с Керин.

Самое невероятное, отмечает Морталь, что ее — женщину — допустили к кощунам и что она оттуда вернулась. Он расценивает это доказательством избранничества куда более верным, чем даже истребление ящера. Впрочем, старшины Ясеня все равно недовольны. Повод у них есть.

Меня весьма позабавила история про то, как купеческая дочь Наири прибрала к рукам драконьи сокровища. Старшины только в очередной раз зубами скрипнули: цена крови — она цена крови, не отберешь. На снаряжении войска выгадали, по крайней мере.

Очередная птица приносит весть, что войско Керин Освободительницы вышло из города. По дорогам окрест Ясеня конные движутся быстро. Со дня на день перейдут рубеж.

Но… войско это тянет едва-едва на хоругвь — пять десятков мечей.

Но… в отряде ни одного толкового полководца, ни даже опытных кнехтов.

И с этим вот она собирается освобождать нас от Незримых?

Похоже, старшины перехитрили самих себя. Уж если город сменил Дракона на Избавительницу, то зачем тут же посылать ее с горсткой новобранцев на верную гибель? Какая в том выгода?

Да один Мелден (несмотря на свой бунтующий рельм) съест девчонку за раз — настоящая она там или нет!

Просто зло берет, когда видишь драгоценный меч в навозной куче.

А с другой стороны… Если это действительно меч, а не изукрашенная игрушка, — он сам о себе позаботится. Время есть. Я должен увидеть меч в деле, прежде чем браться за рукоять.

В конце концов, в моем противостоянии с Ясенем мне на пользу послужит как живая Золотоглазая, так и мертвая. Девчонка уже совершила такое, что даже погибни в первом бою, старшин кинутся резать за вероломство благодарные ей горожане…

Не сообразят сами — надоумит мой посланник, Илло. И возглавит дело святой мести в роли безутешного жениха. Да, именно так. А Морталь и дама Тари присмотрят, чтобы Мэннор не помешал. По описанию Морталя, сам торгаш слишком осмотрителен, чтобы сгодиться на это, так пусть не путается под ногами.

Хорошо!

Я хлопаю по письму до боли в ладони. Пора давать новое задание Морталю. И, заменяя кем-то менее приметным, возвращать домой Илло. Потому что вот уже четвертый день, начиная от кануна летнего солнцеворота, войско Избавительницы идет по землям Мелдена.

Глава 9

У юноши по имени Илек из хоругви Золотоглазой захромала кобылка. Он спешился и стал осматривать ее ноги, полагая, что управится как раз до появления хвостовой сторожи — отряд ушел вперед.

Когда Илек, держа пегушку за левое переднее копыто, уже выцарапывал камешек из-под подковы, она вдруг осела на зад, по-заячьи закричала и стала проваливаться в воздух. Илек отлетел и упал на дорогу. В последних рядах отряда кони тоже ржали, вставали дыбом, смешивали ряды.

Придя в себя, Илек понял, что изо всех сил тянет за недоуздок, упираясь ногами и ерзая в пыли, кобылка тоже упирается и ерзает, и все равно проваливается, как в хлябь, исчезнув по репицу хвоста, а над дорогой, над зеленым молодым сосняком, несмотря на ржание и крики, висит колокольная тишина.

Кто-то успел схватить пегушку за недоуздок, кто-то тянул за пояс ее хозяина, подскакала от головы отряда со свитой Керин, а за спиной кобылки — или это помстилось от усилий и жары? — мельтешил слюдяными искорками воздух.

И тут полыхнуло в этом месте, словно разлетелась пыльца, и Илек, и помощники, и свободная и, как он потом узнал, совершенно целая пегушка попадали, где стояли. А в сосняке негромко цвыркнула какая-то птаха, и немедленно заголосили в разнотравье кузнечики.

И тогда сгрудившиеся на дороге молодые воины поняли, чего мучительно недоставало им с того мига, как подковы отряда прогремели по деревянному настилу мостков сторожевой вежи на границе Ясеня.

Леська уговаривала пегушку, что-то шептала в дрожащее ухо, оглаживала. Тума помог Илеку подняться:

— Ага! Не схарчил тебя Незримый.

И после неосторожных этих слов Илек опять бухнулся на песок.

Керин совсем белая сидела в седле.

— Худо тебе?! — ахнула Наири.

— Х-холодно…

Велем закутал Керин в свою овечью куртку, а Гино из бочонка, притороченного к седлу, нацедил густого меда, протянул Золотоглазой чашку. Она выпила залпом.

— У-ух! — сказал Велем, вдыхая медовый запах. — В седле-то удержишься?

Керин облизнулась:

— Ага. Удвойте сторожи. И ищите место для дневки.

Место выпало славное: лысая горушка, взметнувшаяся над окоемом. С трех сторон обрыв, с четвертой — пологий спуск к лесу, а под обрывом в овраге речка. Споро наладили тын, перекопали канавкой от края до края, землю подсыпали к наклоненным наружу кольям, а пониже разложили валежника, чтобы никто не смог подкрасться тихо.

Паренек-ясенец из десятка Велема попробовал вскинуться: к чему огород городить — мол, коннице в остроге воевать несподручно… Велем, с одного удара перерубив толстую, толщиной в свое плечо, лесину и аккуратно ее заостряя, хмыкнул:

— Ага, в седле оно спать всю ночь веселее, и рысь, того, и не прыгнет… да и лошади трое суток под седлом куда как приятно. А уж какой ты, Фари, с утра свеженький будешь…

Парни, что работали рядом, покатились. Изругав несчастного степенно и основательно, как он делал все, и вогнав его в краску, Велем отвернулся. Паренек схватился за топор: через какие-то два с четвертью часа все было справлено.

Над костерком среди плоских белых камней булькало в котле варево. Леська то и дело подсыпала травки, лазила в котелок большой деревянной ложкой, не переставая ее облизывать так, что у народа слюнки текли.

Керин сидела там же, на подстеленных одеялах — улыбалась и раскраснелась — и Леська, Велем, и другие, взглядывая на нее, тихо радовались: ожила.

Медленно кончался день. От речки внизу тянуло парной свежестью, и было не разглядеть: то ли гибкие ветки ракит наклоняются над водой, то ли косы берегинь…

Обойдя дозорных и уняв Леську, набросавшую в костер ромашки от комаров (комарам ничего, а дружинники от дыма стали кашлять и задыхаться), Керин позвала Велема и пошла с ним к лесу.

Несмотря на свою медвежеватость, Велем ступал легко, сторожко — ни одна лесина не хрустнула под сапогами, да и Керин словно плыла по колено в тумане, в запахах росной травы.

Свечерело. Лес впереди выделялся неясной громадой. И между засекой и опушкой остановилась Золотоглазая и словно бы позвала: звук был неясный, тонкий, будто лопнула серебряная нитка, или птица плеснула крылом по озерной глади. Зов этот наполнил душу Велема тоской. Он даже стиснул рукоять меча.

Долго ничего не происходило. Только небо на заходе из алого и оранжевого делалось смутным, розово-лиловым, а по правую руку от стоящих зажглась зеленоватая звездочка.

Керин положила ладонь на запястье Велему: стой, молчи, не двигайся — огромная тень скачками неслась от леса, и остановилась невдалеке, поводя большой головой.

Серый матерый волчара стоял, пригнувшись, зарывшись передними лапами в траву, шерсть дыбилась на загривке. Золотые волчьи зенки вспыхивали и пригасали. Потом волчара словно выдохнул, шерсть опустилась, и он ткнулся лбом в руку Керин.

Золотоглазая опустилась на колени, утопив руки в густом меху, трепала волка туда-сюда, как малый ребенок, терлась головой, и он терся об нее, словно пропитываясь запахом, друг другом, делаясь одним. Потом волк, не вырываясь из рук Керин, обернулся к Велему. Велем догадался, тоже встал на колени, чтобы оказаться глаза в глаза. В горле у волка забулькало…

"Как у сытого кота на их печке" — некстати подумалось парню.

Волк обнажил зубы, лениво зевнул и повернулся, больно шлепнув Велема хвостом. Стал что-то ворковать на ухо Керин.

Это было так нелепо — воркующий волк — что Велем, ухватясь за свой оберег, лег от беззвучного хохота.

Волк тоже фыркнул, оскалился, точно издеваясь, — и растворился в темноте.

— …И что ты ему скажешь?

Румяный, кровь с молоком, Гино, откинувшись на плоском камне, покусал ивовый прутик.

— Скажу. Мол, недобрый ты человек. Мол, распускай, Мелден, своих наемников и иди домой, потому как нечестно все это и неправильно, и подвладные твои…