Эмма Герштейн - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Эмма Герштейн
• Издательство: Инапресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-87135-060-7

 `Мемуары` выдающегося писателя и историка литературы Эммы Герштейн (1903г.р.) посвящены Осипу Мандельштаму, Анне Ахматовой, Борису Пастернаку, Льву Гумилеву, Николаю Харджиеву и другим литераторам и ученым, без которых мы не можем представить XX век русской культуры. Под полемическим пером Э.Герштейн возникают не только `картины литературного быта` Москвы и Ленинграда 20-60-х годов, полные драматизма, но и появляется ушедшая эпоха великих потрясений в своей трагической полноте.

---

2 марта.

«Очень много работал: посылаю тебе один листок с "Волком", это единственное умыкание. Спрячь его. Интересный вариант последней строфы»[32].

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей, —

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.

3 марта.

«К твоему приезду текстология будет (надеюсь) закончена».

16 марта.

«Как мало мы с тобой ценили, что я так упорно и, в сущности, хорошо работал здесь литературно: сейчас как-то и следа этой силы не осталось. Углубляется это состояние и тем, что чистая текстология почти кончена, а на большее сейчас не способен».

22 марта.

«Тетрадь уже раскрыта… буду работать… Занимаюсь "Разговором о Данте" (собственно "о Мандельштаме" — т. е. Данта там нет — очень мало, если есть)».

1 апреля.

«Сейчас лег рано (нет 12). На стуле рядом Оськин "Дант", его прочитываю, строятся к нему примечания. А насколько мне было бы легче это в живой беседе, в разговоре. С ним это немыслимо. Даже на Гришку был бы рад».

14 мая.

«С О. даже литераторствовали: записывал о нем суждения современников — в эпиграмматических локальных фразах — забавно».

10 июня.Перед отъездом Мандельштамов на дачу в Задонск и возвращением Рудакова в Ленинград он сообщает:

«С рукописями решили так: я отдаю сейчас отработанную часть, остальное проездом оставлю в Москве. Отдал 1908—1924. А поездка отложилась».

20 июня.

«Вчера по традиции был с ними весь день — сюда включились отправка багажом их вещей, отобрание мною еще кое-каких бумаг, его пометки и подписи на некоторых мате­риалах (в частности, на "Камне" 1913 года). В записях, что получил от них,— несколько Надькиных упоминаний обо мне (о нашей с О. полемике, время — сентябрь 1935). Вооб­ще сделано все, чтобы документальных доказательств моей роли не осталось».

8 июля (вернулся из Задонска, куда ездил прощаться с Мандельштамами).

«…В письме, данном для матери Надин, — просьба дать мне его (О. Э.) старые фотокарточки. Это и вчерашний Дант — просто чудные достижения… В Москве забрать можно нужные бумаги. И это, и общий тон встречи оставят лучшее, а не худшее ощущение».

Осенью Осип Эмильевич посылает Рудакову свое доверительное дружеское письмо из Задонска (см. выше, № 13).

Надежда Мандельштам описывает дружескую поддержку, оказанную Рудаковым Мандельштамам в 1937 году в Москве. Описана в «Воспоминаниях» Надежды Мандельштам. Тогда же, по словам Н. И. Харджиева, Осип Эмильевич представил ему Рудакова, светясь отцовской нежностью. «Я продиктовал ему "ключ" ко всем моим стихам», — объявил он и удовлетворенно закивал головой при напоминании Николая Ивановича о единственном предшественнике Мандельштама в этом жанре — Г. Р. Державине. Рассказывая об этой встрече, Николай Иванович добавил: «Оба они — и Мандельштам и Рудаков — выглядели так, как будто их связывает какая-то радостная тайна».

Увы! «Ключ», стоивший стольких трудов, восторгов и ссор, пропал. Утрачена и биографическая канва, составленная Надеждой Яковлевной, ее записи.

Зато в авторском экземпляре «Стихотворений» 1928 года остались поправки, сделанные в результате пересмотра, затеянного совместно с Рудаковым. Они сделаны Осипом Эмильевичем тушью, несомненно взятой из рук Рудакова (его любимая принадлежность письма) Неизвестно, осуществилась ли задуманная Рудаковым «Тетрадь № 2». Но для неё содержится богатый, хотя и сырой, материал в письмах Рудакова. Просачиваются в них и некоторые элементы «ключа». Попытаемся же собрать их воедино.

III. ОТГОЛОСКИ «КЛЮЧА» Неизвестные стихи О. Мандельштама. Авторские толкования

Выделим из писем Рудакова неизвестные стихотворные тексты Мандельштама. Тут встречаются двустишия, обрывки забытых стихотворений, шуточные басни, сочиненные совместно с Рудаковым, но одна принадлежит только Мандельштаму. В письмах приводятся также варианты напечатанных стихотворений, тогда еще неизвестные, но теперь уже опубликованные в издании стихотворений О. Мандельштама «Библиотеки поэта» и отчасти в американском собрании его сочинений. Разночтений с копиями Рудакова нет, поэтому здесь они не приводятся.

Незаурядный историко-литературный интерес представляет изложение Рудаковым выступлений Мандельштама о своих новых стихах. Это — живой комментарий к только что написанному. Среди таких авторских высказываний, возникавших независимо от готовящегося «ключа», выделяются беседы о стихотворениях «Чернозем», «День стоял о пяти головах», о реалиях стихотворения «Мне кажется, мы говорить должны», указание на поэтику стихотворения «Да, я лежу в земле» и творческая история стихотворения «Не мучнистой бабочкою белой».

В одном из ранних писем Рудакова, 17 апреля 1935 года, читаем: «Сегодня опять о рельсах, что видны с балкона, и о том, скоро ли нас повезут поезда. А он говорит:

Я семафор со сломанной рукой
у полотна воронежской дороги

(у него сломана правая рука выше локтя)».

Стихи, известные с некоторыми разночтениями по мемуарной литературе, Рудаков цитирует 21 мая 1935 г. с комментарием Осипа Эмильевича. Ирония Рудакова обращена здесь на бурное отречение Мандельштама от акмеизма, вызванное ежедневными спорами на эту тему: «Проклятый акмеизм в 1912 году у него выковал такие стихи о бедном художнике, живущем на чердаке и имеющем специфические "легкие", "тяжелые", "упрямые" etc. вещи даже в быту.

…художник.
Чтобы кофе варить на спирту,
Он купил себе легкий треножник.

Стихи писались серьезно, но потом отвергнуты и стали анекдотом».

В припоминаниях и разговорах Мандельштама с Рудаковым немалое место занимал Гумилев. С этим связаны и два стихотворных текста. Вот уже упоминавшийся выше осколок забытого сонета 1915 года, записанный 18 августа 1935 года:

Автоматичен, вежлив и суров
На рубеже двух славных поколений,
Забыл о бесхарактерном Верлене
И Теофиля принял в сонм богов…

…………………………………………..
И твой картонный профиль, Гумилев,
Как вырезанный для китайской тени.

С воспоминаниями о Гумилеве связано еще одно четверостишие, приведенное в письме от 3 апреля уже 1936 года:

«В публичной библиотеке достал "Гондлу" (поэма Гумилева, напечатанная в "Русской мысли" № 1 за 1917 г. — Э. Г.), "Аполлон", где "Америка" Гумилева ("Открытие Америки". — Э. Г.) и его и Кузмина портреты… С О. все это смотрели, читали.

Жильца-соседа (из "Коммуны") зовут "карлик", как и всех культработников газеты (в отличие от столичных "гигантов"). О. сочинил четверостишие, долженствующее паро­дировать Гумилева:

Карлик-юноша, карлик-мимоза
С тонкой бровью — надменный и злой…
Он питается только Елозой [33]
И яичной скорлупой.

Началось так. Он сказал: он питается Елозой (сказал в разговоре прозаически). А я:

Он питается Елозой
И яичной скорлупой.

несколько минут О. вопил четверостишие (сперва несколько иное — не запомнил его)».

12 июня 1935-го, очевидно, после каких-то прений, оба собеседника коллективно сочинили басню:

Случайная небрежность иль ослышка
Вредны уму, как толстяку одышка.
Сейчас пример мы приведем:
Один филолог,
Беседуя с невеждою вдвоем,
Употребил реченье «идиом».
И понаделали они друг другу челок.
Но виноват из двух друзей, конечно, тот,
Который услыхал оплошно «идиот».

Этот текст Рудаков послал вместе с текстом другой басни Григорию Моисеевичу Леокумовичу, добавив, что препровождает еще «…другие из жанра его "дурацких басен" и моих двустиший». Но в конверте, адресованном Леокумовичу и сохранившемся у вдовы Рудакова, оказались тексты только двух басен. Вторая сочинена Мандельштамом единолично. Она замечательна тем, что написана по дороге из Москвы в Чердынь, через две недели после первого ареста Осипа Эмильевича. Знаменательно, что она послана Леокумовичу 15 июня 1935 г., т. е. накануне того дня, когда Мандельштам вместе с Рудаковым отмечали годовщину их отъезда из Чердыни — 16 июня.