Дмитрий Вересов - Загадка Белой Леди

• Название: Загадка Белой Леди
• Автор: Дмитрий Вересов
• Издательство: Издательский Дом «Нева»
• Жанр: Детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-7654-4593-4

Хотите узнать, что стало с героями популярного сериала Дмитрия Вересова «Черный Ворон»? Им всем придется начать свою жизнь заново, с чистого листа…

На пустынном побережье острова Кипр находят женщину, чудом спасшуюся из морской пучины. Вода не приняла ее, подарив Жизнь. Значит, ее миссия на этом свете не завершена… Но кто она? Она не помнит ничего о своем прошлом.

Таинственную незнакомку помещают в лучшую клинику. Теперь ее зовут миссис Хайден. Пытаясь восстановить свою утраченную личность, она начинает писать роман. И мистические сюжеты ее книг таинственным образом воплощаются, неся в жизнь гибель и разрушения

---

Тем временем Фоконье догнала Морена уже у самого входа в столовую и сама подхватила его под руку.

– Как приятно увидеть в таком месте человека, словно сошедшего со страниц старинного романа!

Морена приподнял тирольку.

– Симон Морена к вашим услугам, – пропел он, кланяясь и не по-стариковски живо едва не тыкаясь крючковатым носом в щедрое декольте. – Стану вашим покорным слугой. Но только при одном условии.

– Каком же? – кокетливо прищурилась Фоконье. – Кстати, меня зовут Джина.

При этом имени Морена вдруг оживился и даже забыл рассказать про свое условие.

– Джина? Прелестно! Чудесно! Замечательное имя! Его носила одна из лучших моих собак, дивный фокстерьер, обладавший даром телепатии. В принципе, фоксы – собаки неуравновешенные и упрямые, как дьяволы, и шерсть у них никуда не годится, но Джиночка…

– Ах, что вы такое говорите! – перебила его Фоконье. – Ведь я страдаю острой формой дорафобии!

Морена даже поморщился от ее звонкого голоса.

– Да, вам, мадам, с вашей, как я вижу, импульсивностью, я, конечно, никогда не посоветовал бы ни фокса, ни сеттера, а исключительно ретривера.

– И поэтому я совсем не могу носить свитера, знаете, такие просторные, как парка, что вошли в моду в этом году. И потом, собаки – это же грязь, а у меня аутомисофобия. Слава богу, здесь такая чистота…

Но Морена, увидев, что его рассказам о псах не уделяется никакого внимания, неожиданно рассердился и топнул сухонькой ножкой по гравию.

– А вообще говоря, я посоветовал бы вам завести далматина! Как известно, во время оно они бегали за каретами, как пажи или грумы, и нервничавшие лошади столько раз били их копытами по лбу, что вышибли из них все мозги окончательно. Так что вам, милая, эта порода, пожалуй, будет в самый раз!

Старик плюнул и демонстративно пошел прочь от столовой, гордо вскидывая голову и зовя своего Кадоша.

Жак, как обычно, грелся на солнышке неподалеку от дверей, ведущих в кухню. Там у него стоял шезлонг, выпрошенный у Робертса еще в незапамятные времена, и потрескавшийся пластмассовый столик. Место было совершенно уединенное, никому из пациентов и в голову не пришло бы заглянуть сюда, а сестры, развозившие пищу пансионерам, не желавшим или не способным посещать обеденный зал, давно не обращали на Жака никакого внимания. Благодаря этому он всегда точно знал, кто и когда ест в коттеджах, кто что заказывает и у кого какая диета.

И сейчас он лениво жмурился, предвкушая остатки кефтедес[19], приготовленных для сладкой парочки, которая всегда заказывала на четверых, а не съедала и половины. Кроме того, на столике лежала затрепанная книга, на обложке которой готическим шрифтом было выведено: «Die Harmonie oder Grundplan zur besseren Erziehung, Bildung und…»[20] – дальше разобрать было невозможно из-за ветхости.

Но только он расположился в шезлонге, как кусты вербены со стороны парка раздвинулись и на поляне появился русский дипломат. Как всегда, на его лице была застывшая маска мученика. Не спрашивая разрешения, он подошел и сел прямо на траву по другую сторону столика. Заинтригованный Жак молчал, боясь спугнуть столь неожиданного гостя, и даже оставил недоеденные биточки.

Русский обвел вечно печальными глазами Жака, шезлонг и столик, увидел книгу и вдруг оживился. Взяв ее в руки, он медленно прочел название и легко закончил, словно читал по писанному:

– Versorgung des weiblichen Geschlechts, aus den Englischen von Karl, Reichsgrainen von F. 1788.[21] Это же план возрождения Ордена Розы Гроссингера. Этот малый читает такие книги? Почему? – спросил он тихо, видимо, с усилием заставляя себя говорить в присутствии другого человека не на своем родном, а на французском языке. – Как я и думал, он не так прост, как кажется. Вы знакомы с делами Ордена Розы? – обратился он уже к Жаку.

– Интересно, только читать трудно: такой шрифт, да еще и немецкий…

– Но почему именно Rosenorder? Это было всего лишь мошенничество. А, понимаю! – внезапно улыбнулся, но тут же нахмурился русский. – Это вы из-за миссис Хайден, алой розочки – росляйн, росляйн, росляйн рот? Я прав?

– Да, – согласился Жак, только благодаря этим словам русского по-настоящему осознавший причину своего выбора.

– Он говорит, что сам не понимал, почему взял именно эту книгу, но теперь согласен со мной, – перевел себе Балашов. – Но где вы берете столь уникальные книги?

Жак смутился. Наличие в пансионе колоссальной и редкой по подбору книг библиотеки было закрытой информацией для пациентов. Ею могли пользоваться лишь сотрудники. Разумеется, мало кого из сестер и обслуги интересовали те книги, которые там преобладали, но и сам Робертс, и другие врачи из тех, что нередко посещали клинику, могли найти там многие уникальные издания, собранные с середины прошлого века. Жак, находившийся на положении некоего приживала, впрочем, тоже не без определенных психических отклонений, не сразу добрался до библиотеки. Узнав о ней случайно, он долго выклянчивал у Робертса разрешение, и тот в конце концов согласился, первое время тщательно просматривая заказанное. Но потом, видя, что выбор Жака никак не вредит никому, махнул рукой.

К счастью или к несчастью, первой книгой, случайно попавшейся на глаза Жаку, было сочинение о неотамплиерах 1848 года на француз-ском языке – и бедняга пропал. С тех пор он начал читать исключительно оккультную литературу, всю подряд, создавая свой собственный причудливый мир.

– Откуда у вас эта книга? – снова мягко, но настойчиво повторил Балашов. Вдруг он улыбнулся. – Послушайте, если вы так сведущи в подобного рода делах, то вы должны знать, что столь любимая вами роза есть символ не только красоты, но и молчания. Помните, у греков во время пиршеств с потолка свешивался венок, в середине которого, дабы напомнить о необходимости хранить в тайне все беседы, красовалась роза. А неофиты многих учений носили розы как символ молчания, обет которого они давали. Видите, я никому не разглашу вашу тайну.

И Жак сдался, рассказав этому странному русскому о наличии библиотеки.

– Но ведь вы правда ничего не расскажете… никому?

Глаза русского вспыхнули.

– Он просит не рассказывать о его служебной халатности доктору Робертсу, но в этом никто не заинтересован. – А мне, чтобы проверить определенные умозаключения, необходимы книги. В таком случае, может быть, в следующий раз вы возьмете книгу и для меня? Это никак никого не насторожит – мне нужен Макс Ринг, «Розенкрейцеры и иллюминаты».

Жак, словно впав в манеру русского, медленно повторил название и автора, и сам не зная как, выпалил:

– А нельзя ли, господин Балашов, по этим книжкам узнать, кто прикончил маленькую мадмуазель Волендор?

– О чем он спрашивает? Что значит прикончил? – Вы говорите, уважаемый Жак, что кто-то убил маленькую мадмуазель Волендор? Стройную девочку, которая… которая отличалась чем-то от всех местных женщин? Ах да, она не носила платья, да…

– Да, именно ее. Мне так нравилась эта малышка…

– Но как он думает узнать это по книгам? Гадать, что ли? – Нет, термин «гадать» здесь, кажется, ни при чем. Это занятие бесполезное, да и он не об этом. – Милейший Жак, тут нужны факты.

– Да какие там факты, уважаемый?! У нас тут, сколько живу, никогда не бывало ничего подобного, и вдруг – на тебе…

– Он утверждает, что здесь никогда не было ничего подобного, и вдруг… – Русский неожиданно перешел, видимо, на родной язык: – Это является фактом уже само по себе, условием необходимым, но недостаточным. – Балашов мучительно потер лоб ладонью и поднял на Жака пронзительные серые глаза. Тот даже поежился и на мгновение подумал, уж не с убийцей ли он сейчас разговаривает. – А чего еще здесь никогда не было? – вдруг тихо, но настойчиво спросил русский. – Или кого…

– Кого-кого? Последним привезли этого безумца Фредди с его бредом про лишние ноги…

– Он говорит, что привезли некоего безумного Фредди, и при этом спрашивает еще о чем-то. – Вы, милостивый государь, не умеете связать вместе два конца, а беретесь по научным книгам разгадывать, кто убийца, – неожиданно зло проговорил дипломат. – Едва только здесь появился этот, как вы выразились, «безумец Фредди», как сразу же произошло убийство.

– Но…

– Ему кажется, что это слишком просто. Он, как и все, думает, что настоящие убийцы действуют с изощренной силой ума. В то время как на самом деле всегда происходит ровно наоборот. С изощренной силой ума действуют следователи. – Балашов произнес эту тираду по-русски, но, увидев лицо уже окончательно сбитого с толку Жака, повторил ее на французском, добавив: – Милейший, вы знаете, у нас, русских, есть такая поговорка: один дурак спросит, сотня мудрецов не ответят.