Лютер Блиссет - Кью

• Название: Кью
• Автор: Лютер Блиссет
• Издательство: Махаон, Иностранка
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-448-8

В конце XX века большая компания радикально настроенных литераторов, художников, университетских профессоров объединилась в литературную группу, взяв себе в качестве коллективного псевдонима имя чернокожего футболиста Лютера Блиссета. Их шумные, протестные художественные акции быстро привлекли внимание европейской общественности, но серьезный успех к проекту «Лютер Блиссет» пришел, когда несколько его участников, о которых достоверно известно лишь, что они жители Болоньи, создали роман «Кью», практически сразу же переведенный на множество языков.

Религиозные войны, потрясавшие Европу в XVI веке, вовлекают в свой водоворот героя-рассказчика. В течение десятилетий он, один из вождей восставших протестантов, меняет имена, обличья, страны, встречая победы и поражения, находя любовь и теряя друзей. И все это время за ним следит всевидящее око, неуловимый шпион кардинала Караффы, будущего Папы Павла IV. Лишь перед тем, как навсегда покинуть Европу, герой узнает, кто он, этот загадочный Q…

---

Я замечаю это слишком поздно.

Лодка, транспортирующая первую половину груза, резко сворачивает в сторону прямо перед нами. Нос лодки уходит вправо, чтобы избежать столкновения с плотом, неожиданно выскочившим из камышей и направившимся к середине реки. У меня за спиной раздаются испуганные крики рулевого. Мгновение спустя плот исчезает в старице, вход в которую скрыт густыми зарослями. Плот — рядом с ней, справа, с тремя низко склонившимися силуэтами на борту.

Инстинктивно хватаюсь за аркебузу и пытаюсь прицелиться, но они уже исчезли. Командую рулевому:

— За ними!

Резкая смена курса, чтобы не отстать. Слышатся крики и всплески воды, мы входим в узкий канал лишь для того, чтобы столкнуться с двумя плавающими в воде лодочниками. Плот и лодка постепенно удаляются. Мы поднимаем их на оорт. У одного идет кровь из виска — голова разбита.

— Не упустить их!

Себастьяно Горбун ругается. Упираясь в дно длинным шестом, мы потихоньку продвигаемся вперед.

Перебинтовывая голову раненого тряпкой, я оборачиваюсь ко второму пострадавшему:

— Что за мудаки это были?

Он отвечает на одном дыхании:

— Разбойники, дон Лудовико, это была засада. Безбожные бандиты. Смотрите, что они с ним сделали!

Я тоже хватаю шест, перехожу на нос, чтобы направить корабль в незнакомое русло. Раздается гнусавый голос кормчего Микеша:

— Это похуже, чем лабиринт, ваша милость. Болота и змеи миля за милей. Оттуда никто не возвращался.

Я возражаю:

— Больше половины груза было на той лодке. У меня нет ни малейшего намерения потерять его.

Мне удается разглядеть корму лодки — они плывут не слишком быстро, возможно, не ожидают преследования. Еще одна излучина слева, а потом — вход в новый, очень узкий канал, и тут мы полностью теряем ориентацию. Полдень, солнце в зените — ландшафт совершенно незнаком. Мы по крайней мере на две мили удалились от реки.

Изо всех сил оттолкнувшись шестом, я ловлю себя на мысли, что вернусь в Феррару, лишь отобрав свой груз. Если я сконцентрируюсь на мысли, что утону здесь, то так оно и будет, и от этого я едва не смеюсь, но меня сдерживает то, что Себастьяно сзади ругается и обливается потом, отталкиваясь от илистого дна.

Я вижу, как две лодки исчезают прямо перед моими глазами, словно провалившись под воду. Ищу приметы: рассматриваю пейзаж на берегу протоки, чтобы вспомнить конкретное место, где я потерял их из виду. Так — засохшее дерево с ветками, погруженными в воду.

— Быстрее, быстрее!

Ругань Себастьяно ускоряет ритм наших судорожных бросков по воде. Вот и дерево. Я киваю Горбуну, делая знак остановиться. Обшариваю шестом противоположный берег, пока не нахожу место, где тростник растет чуть реже. С виду место совершенно непригодно для навигации, но они не могли уплыть ни в каком другом направлении.

— Вперед! Сюда!

Себастьяно гнусавит:

— Ваша милость, послушайте меня: оттуда нам не вернуться.

Бросаю взгляд на раненого. Кровь остановилась, но он попрежнему без сознания. Второй лодочник решительно смот рит на меня, сжимая в руках изящное весло:

— Идем!

Я расчищаю путь для лодки, раздвигая тростник, который смыкается сзади и у нас над головами. С помощью шеста исследую заросли пядь за пядью, в нескольких локтях перед носом суденышка. Этот тростниковый лес, должно быть, тянется перед нами еще много миль. Мы продвигаемся осторожно, в полной тишине. Трясина тянется вплоть до низкого и плоского песчаного островка.

Лодка. Пять человек: один защищает плот, остальные четверо тащат два ящика. Они уже добрались до узкой косы твердой земли. Оба моих гребца поддерживают ритм, в то время как я сосредотачиваюсь на аркебузе. Они нас не видят. Мы быстро скользим по стоячей воде. Он поднимает взгляд слишком поздно, когда я уже прицелился. Выстрел разгоняет тучи птиц в разных направлениях. Когда дым рассеивается, я вижу, как он ползет к своим подельникам. Одна коробка брошена — его грузят на плечи. Мы отважно вытаскиваем свою лодку на островок. Я беру дагу и прыгаю туда: в грязи по пояс, увязая, как бревно. И все же мне хочется смеяться. Себастьяно выбирается на землю чуть подальше и помогает мне.

— Быстрей, быстрей, ваша милость, они уходят!

Бросаю второму лодочнику:

— Заряжай аркебузу, оставайся здесь и стереги лодку!

Вперед по тропинке на узкой косе… Мы видим их, ковыляющих впереди с коробкой и с раненым. Я совсем выбился из сил, сбил дыхание, но по-прежнему страшно хочется смеяться.

Снова просвет и множество островков, заросших тростником. Если я пробегу хотя бы еще немного, у меня разорвется сердце.

Неожиданно они останавливаются.

Я замедляю ход.

Себастьяно рядом со мной сплевывает на землю. Делаю глубокий вдох, вытаскиваю пистолет. Мы идем в наступление — оказалось, они вооружены только палками. Раненый уже на земле, должно быть, он мертв. Бледные, испуганные лица, вместо одежды — грязные лохмотья. Все они тощие, со спутанными волосами, босые ноги… Теперь, когда мы приблизились вплотную, я навожу пистолет и встречаю взгляд раненого: он не потерял сознания — моргает. Крови не видно.

В этот момент и появляются они.

Легкое шуршание тростника, и возникает тридцать призраков, одетых в лохмотья, с заостренными палками и косами в руках.

Дерьмо.

Они повсюду вокруг, насколько простирается взгляд — какой же я набитый дурак! — Горбун Себастьяно показывает на громил, выступающих из зарослей.

Неужели именно так все должно закончиться?

Вот теперь я смеюсь. Смеюсь, чтобы выплеснуть усталость и напряжение. Должно быть, это их совершенно поражает, потому что они прижимают свои орудия к груди и в сомнении отступают.

Из гущи тростника вырывается настоящий смерч. Силуэт, заставляющий склониться все остальные. Ряса, облепленная грязью, две перекрещенные деревяшки, свисающие с цепи, образуют распятие. В руке он сжимает сучковатую палку, которую опускает направо и налево на плечи своих верноподданных, бормоча непонятные слова.

Он подходит к ящику и открывает его. Я вижу, как он возводит очи к небу. Он обращается к толпе с речью, в которой звучат уже укоризненные ноты.

Он приближается к нам:

— Perdono, perdone fratres, perdono[84] — Серая борода длиннее, чем у меня, покрыта коркой из грязи и насекомых. Глаза — два голубых угля между морщинами, в которых скопилась многовековая грязь. Волосы падают на плечи, напоминая птичье гнездо.

— Perdonate fraters. Simplici ingegni, sicut pueri. Для еды, еды solum. Nunquam libres viderunt,[85] они не понимают, что это.

В тот же миг я чувствую движение на всех окружающих островках. Тростник сплошь заполнен людьми — я повсюду вижу дыры, тени жилищ. Широкие гнезда, удерживаемые ремнями и палками на уровне воды.

Деревня. Боже мой! Тростник оказался деревней.

— Они не знают о вашей миссии. Они не умеют читать. Они не преступники, просто бедные невежественные. Я, — он прикладывает руку к груди, — брат Лючиферо, францисканец.

Он пытается подобрать слова:

— Не бойтесь, глубокоуважаемые братья, я все понимаю. Вы миссионеры из аббатства. — Он указывает на ящик: — Христианские книги. Они не понимают, что это.

Он обращается к собравшимся со словами, которых мы не можем понять, но звучат они очень убедительно.

— Идите, идите.

Как по сигналу, просвет на болоте оживает. Женщины и дети появляются из хижин и приближаются к болоту. Мужчины устремляются к жилищам, крича каждый что-то свое. Раненый поднимается, тоже что-то говорит, даже он пытается принять участие во всеобщей суматохе.

Себастьяно стоит с открытым ртом. Я тащу его за собой, приказав ему молчать.

Брат Лючиферо, несущий свет отверженному народу, скры тому в болотах вдоль старицы По, как в неприступной крепости. В болоте, тянущемся от дельты реки По до Эмилии-Романьи. Ничейная земля, далекая и дикая. Брат Лючиферо, посланный нести свет Евангелия этим забытым людям тридцать лет назад, был и сам, в свою очередь, тоже забыт здесь. Вдали от современного языка и мировой политики. Потерянный в болоте, нанесенном на карты, он следовал примеру святого Франциска Ассизского, словно вырыв крест Христов, чтобы вбить его в зыбучие пески этих земель, бросить вызов языческим суевериям.

Тридцать лет…

Почти невозможно представить. Тридцать лет вдали от судеб церкви. От Лютера и Кальвина, от инквизиции и Вселенского собора. Чтобы прививать веру, основанную исключительно на милосердии к униженным.

Совершенно не обратив внимания на наш вид, он принял нас за таких же миссионеров, как и он сам, брата Тициано и брата Себастьяно, посланных из аббатства Помопоза распространять христианскую доктрину и книги. Он благожелательно и сердечно принял нас и попросил отслужить мессу в его местечке. Отвертеться мне так и не удалось.