Александр Гейман - Митюкова и Сидоров

• Название: Митюкова и Сидоров
• Автор: Александр Гейман
• Жанр: Научная Фантастика

Про любовь. Для лиц от 7 до 107.

---

— Да, да — побегать! Куда побегать, Мура?

— Ну… Например, по комнатам… или от края крыши до другого… или по чердаку…

— Или подвалу, — добавила Марфа Пяткина и вздохнула. — Да… Не ты одна бегала, Митюкова.

— Мура, не слушай ее! Ну, а потом, потом?

— Ну… — томно отвечала Мура. — А кстати, не хотите китеката? — прервалась она, потому что прислуживающая дамам чела очень вовремя принесла лакомства.

Через день после женского заседания обитатели Соснового переулка, а также иные случайные наблюдатели могли усладить свое зрение следующей странной картиной: через двор наискосок, не таясь, торжественно и даже несколько фасонно прошло гуськом двое представительных котов. Каждый нес по крысе в зубах. Крысы были большими. Одна — огромной. Коты — мужественными, сильными, уверенными в себе и полными собственного достоинства. От одного слегка пахло валерьянкой. У клена — да, того самого — коты разделились: один, с запахом валерьянки, полез вверх по дереву, а другой, с огромной крысой, направился к Митюковскому подъезду.

Причиной этому параду котов-победителей были кое-какие другие предыдущие события. А именно, в то самое время, пока у дам происходили прения по злободневным вопросам брачного поведения, мысли Сидорова вертелись вокруг сходной темы. Правда, в отличие от Митюковой он не вдавался в теорию общения с дамами, а все более склонялся к конкретному действию. Практическому шагу. Поступку. Жениться на Митюковой Сидоров решил, вот что. Вот ведь дурак!

— Значит, это, — размышлял Сидоров, — поселиться есть где. Вариантов даже несколько. Кладовка в подвале, две квартиры. Хотя квартира Митюковой — там собаки и преподавательша, ну её. Ее уж котятам оставим. А вот у меня…

Воображению Сидорова ярко представилась картина семейного счастья: в уютном полумраке кладовки на связке метел полулежит Мура Митюкова бок о бок с Сидоровым. Он, привстав, наблюдает за тем, как котята выполняют домашнее задание — отрабатывают навыки охоты на принесенной Сидоровым мыши.

— А этот-то, с пятнышком у носа, весь в меня, — вполголоса говорит Сидоров.

— Мяу, — нежно соглашается Митюкова и лижет Василия в ухо.

От представленного сладко засвербило в носу и даже чихнулось. Сердце таяло. Медлить долее было решительно невозможно. Сидоров снялся с места и отправился делать официальное предложение.

— Конечно, — размышлял он дорогой, — годы мои уже немолодые, и семью заводить поздновато. Да и не принято это у котов. Не по правилам оно как-то. Но ведь из каждого же правила есть исключения, так ведь? Так почему бы Митюковой не заполучить исключительного кота — она же сама вся такая странная!

О том, что еще совсем недавно Сидоров считал себя самым обычным, а вовсе не исключительным котом и сомневался в своем праве составить женское счастье Митюковой, Сидоров уже не вспоминал. Конечно же. Совсем был заморочен кот. Одно слово, любовь. Это стихия бурная — и не такие коты голову теряют. Не то что коты — даже бегемоты. Ну и остальные тоже — волки, ондатры, козодои и прочие чижики.

Но даже потеряв голову, Сидоров не перестал быть ответственным положительным котом. Он и теперь хотел обставить все с надлежащей обстоятельностью. С пустыми руками идти было нельзя — надо было принести что-нибудь такое… внушительное. Чтоб сразу было ясно — вот, серьезный кот с серьезными намерениями. После недолгих раздумий Василий отклонил такие варианты как ломтик стерляди или ветчины. Сытно, конечно, но нет королевского шика. Такое и Фельдман может преподнести. А вот если приволочить крысу… Тут сразу будет видно — в семью идет охотник. Добытчик! Беркут!

С крысой, однако, была та загвоздка, что на территории, подведомственной Сидорову, этого племени не водилось. Случайно только, проходом забегали. А полагаться на случайность в таком деле было нельзя. И долго! Этак полдня можно прокараулить, а время-то не ждет. Вот в домах Атамана Кошкина крыс было пруд пруди, но территория-то чужая. А Кошкин — это вам не Фельдман. Кошкин был кот боевой, грозный и по-настоящему исключительный. Он держал четыре двора, включая смежный с Сидоровым. И как держал! В одиночку отвадил всех троих братьев Жигановых от помойки. Что Жигановы — Кошкин и кавказского овчаренка шуганул как-то. Да так шуганул, что тот бежал от Кошкина два квартала и с перепугу запрыгнул на дерево. А уж то, как Кошкин отбился от стаи столовских собак, было и вовсе легендой — взятый сворой в кольцо, он молнией метнулся на голову вожаку и ушел по спинам, как волк из стада коров. После такого подвига к нему и братья Жигановы не совались, и даже окрестные челы уважали. Нет, без слова Кошкина в его владения соваться было не след.

Из-за всех этих обстоятельств и адмиральских соображений маршрут сватовства Сидорова вел не прямо к Митюковой, но делал крюк — сначала за крысой, а до этого к Кошкину.

Атаман Кошкин сидел на крыше заброшенной голубятни и занимался обучением ворон. Сидорову он обрадовался — они друг другу этак издали симпатизировали.

— Василий, до чего ж ты кстати! Ну-ка, залезь сюда, оцени.

Запрыгнув, Сидоров увидал напротив Кошкина двух тощих ворон.

— Ася и Дуся, — небрежно кивнул в их сторону Кошкин. — Мои папарацци. Репортаж обо мне готовят. По конкурсу. Вот, на твой вкус полагаюсь — которая лучше справится, той и литературная премия будет.

Кошкин зацепил когтем и приподнял немаленький кусок сыра. При виде главного приза глаза Дуси и Аси загорелись огнем вдохновения, и перебивая друг друга, труженики пера наперегонки пустились представлять жюри свои репортажи:

— Кошкин — это супер! — во все горло каркнула Дуся — и глаза Кошкина тотчас замаслились, будто он увидел где-нибудь в соседском окне незакрытую банку сметаны.

— Кошкин — это высший класс! — тотчас перехватила Ася.

— Он в одиночку отбился от стаи дворовых собак! — заспешила Дуся.

— Он загнал на дерево кавказскую овчарку!

— Он ударом когтя рвет двухмиллиметровую леску!

— Кошкин — суперкот!

— Кошкину — карр-р! кар-р! ур-ра!..

— Ты знаешь, Атаман, — рассудил Сидоров, прослушав репортажи, — по-моему, им лучше выступать дуэтом. Тогда это будет супер. Высший класс.

— Да? — спросил Кошкин — а морда его уже лоснилась от удовольствия, как начищенный сапог. — Ну, так тому и быть.

Он разломил надвое кусок сыра и катнул к воронам.

— Я, Сидоров, твое мнение уважаю — ты правильный кот. Не как некоторые. Мышей ловишь, на собак м-мя делаешь, Жигановых, гадов, во двор не пускаешь. Все по понятиям! А то, к примеру, до чего доходит — знаешь Барсика из третьего подъезда? Его же на поводке на улицу водят. Смотреть противно, чистый пудель. И ведь трепку не задашь — рядом охрана ходит. Эх!.. Ты, наверно, насчет помойки ко мне потолковать завернул?

— Да нет, Кошкин, насчет помойки я не возражаю — хотя она наша, ее мой чел убирает, но ты лазай там когда надо, не жалко. Я тут, понимаешь, посвататься затеял. Крысу хочу поймать.

И Сидоров изложил свою нужду поподробней — он умолчал лишь о личности невесты.

— Я ж говорю — правильный кот! — одобрил Кошкин. — Придешь с крысой, как положено — сразу будет видно — боец! Тут любая кошка выскочит за порог. С лапочками!

— Крысу не всякая кошка ловит! — гаркнула Ася.

— С крысой только бойцовый кот сладит! — подхватила Дуся.

— Такой, как Кошкин и Сидоров!

— Кошкин — супер!

— Во, вишь как навострились, — похвалил Кошкин. — Моя школа. Только, знаешь, им бы художественности добавить, как считаешь? Ты ведь поэт, разбираться должен. А кстати, Сидоров, — загорелся он, — может, ты им какой текстик нарисуешь? А?

Сидоров кашлянул. Отказывать было не с руки. Очень кстати на память пришел стишок про шустрого котишку. Заодно Сидоров вспомнил и критику Митюковой — насчет среднего рода. Не очень-то любил Василий стихи, но отступать было некуда — вдохновение влюбленного пришло на подмогу. Переделанный с ходу стишок получился таким:

На вольной воле у помоек

Кот героический живет.

Он свое ухо лапой моет.

О нем вороний хор поет.

От восхищения Атаман Кошкин вылупил свои разбойничьи глаза и даже рот разинул:

— Ну, Сидоров, ну, талант… Поэтище! Ну, за такой-то стишок ты хоть каждый день ходи в мои подвалы крыс ловить. Ладно, пойдем сходим, место покажу — они там толпами шастают. Враз поймаешь кого-нибудь.

Пока шли, Кошкин откровенничал:

— Я, Сидоров, жутко тщеславен. Как подумаю, что через четыре улицы никто Кошкина не знает, у меня даже печенка болит. А мне хочется, чтоб меня каждая собака знала, не говоря о кошках. Понимаешь, хочется после себя что-нибудь оставить. Светлое такое, нетленное… А то потом никто и не вспомнит — был такой Кошкин, не было Кошкина, кому какое дело. Хоть бы мне памятник во дворе поставили, что ли… Я вот все думаю — какой бы мне подвиг совершить, чтобы запечатлели? Слушай, у тебя нет на примете знакомого скульптора?