Ника Созонова - Сказ о пути

• Название: Сказ о пути
• Автор: Ника Созонова
• Издательство: Млечный Путь. Сверхновый литературный журнал
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Добренький он, ваш Создатель, — усмехнулся промир.

— Не богохульствуй, чужеземец! — возвысила голос правительница. — Иначе не пришлось бы тебе пожалеть. Создатель справедлив: послав нам кару за грехи, он проявил и великую милость, наделив даром прозорливости моего мудрого предка, благодаря которому избранный им народ выжил.

— Прости! Не осмеливаюсь дальше спорить, — Дийк резко поднялся с холодного и жесткого каменного сидения. — Спасибо за беседу! Я бесконечно рад за твой народ, надежно защищенный лабиринтом и стенами, сытый, радостный и благополучный. Мне он представляется скопищем трусов, ну да какое вам дело до мнения чужеземца? Позвольте откланяться — мне пора!

— Нет! Мы не закончили разговор!

Правительница прокричала это так звонко и властно, что промир вздрогнул.

Ворох мелких камней осыпался с потолка.

— Прошу тебя, сядь, — попросила она мягче, и он, поколебавшись, сел. Протянув сухую ладонь, женщина стряхнула камушки с его плеча. — Мы надежно защищены здесь — да, это так. Но нас осталось всего три тысячи. А скоро станет еще меньше — потому что дети рождаются здесь все реже и реже. Люди отчего-то разучились влюбляться, разучились даже вожделеть.

— Еще бы… — пробормотал Дийк.

Но она не расслышала или не обратила внимания.

— Легко быть смелым на словах! Впрочем, допускаю, что ты отважен и в деле. Я прошу тебя остаться у нас. — Правительница вскинула на него глаза, обретшие прозрачность и живое чувство — мольбу. — Ты вольешься в число моих подданных и обретешь все те же права. Нет, больше: ты сможешь иметь столько жен, сколько захочешь. Ты полон жизни, молод и силен — у тебя может родиться много, много детей!

Промир расхохотался.

— Остаться здесь? Закусывать личинками жуков и сухими корнями?..

— Нет-нет! Для тебя специально будут доставлять мясо — я ведь говорила…

— Смаковать кротов и землероек?.. Предаваться плотским утехам с женщинами, похожими на мумий?.. Забыть, как выглядят солнце и звезды?.. И при этом еще трястись от страха, что когда-нибудь не выдержат стены, или Оно научится просачиваться сквозь камень?.. Каждую ночь просыпаться от кошмаров и чувства вины, что по собственной трусости загубил самых близких людей?.. Нет уж, увольте!

— Альтернатива этому — безумие и голодная смерть.

— В любом случае я предпочту смерть медленному гниению и попытку хоть что-то сделать полному бездействию.

— Глупец и гордец, — правительница саркастически усмехнулась. Лицо ее вновь обрело неподвижность, а глаза спрятались под грузом коричневых век. — Судя по всему, даже если Оно коснется тебя, это мало что изменит: ты уже безумен.

— Возможно. Я могу уйти? Я свободен?

— Думаю, ты вырвешься, даже если я прикажу тебя связать и бросить в подвал. Разве можно удержать лишенного разума? Я размечталась было о том, какие прекрасные младенцы могли бы от тебя родиться: сильные и подвижные. Но множества маленьких безумцев моему народу не нужно. Прочь, пустые мечты! Иди куда хочешь, путь открыт.

— Спасибо.

Прежде чем выйти из мрачного и стылого помещения, промир обернулся и бросил:

— Ты не была бы так спокойна и холодна, если бы твои дети находились там!

— Мои дети не родились. И никогда не родятся. Род великого мудреца и провидца заглох.

— И хорошо! — запальчиво выдал Дийк. — Не понимаю, зачем вы трудились продолжать свой род на протяжении сотен лет! Неужели не жалко было детей, с рождения оказавшихся во тьме, словно земляные черви?.. Следовало бы сразу перестать размножаться — не населять свой затхлый ад новыми и новыми несчастными существами. Он оказал плохую услугу своим потомкам, этот ваш хваленый мудрец!

— Уходи, пришелец. — Она сидела на вытесанном из рыхлого камня кубе, словно на троне, прямая и недвижная. Лицо ничего не выражало, лишь в насекомоподобных глазах застыла сухая бесслезная тоска. — Я не буду желать тебе удачи — это бессмыслено. У тебя нет шанса. Ни одного.

Страж, угрюмо сгорбившийся у дверей, ведущих в лабиринт, долго не мог понять, чего от него хочет странный чужеземец. Поняв же, слабо удивился — сильных чувств этот высохший и обреченно-заторможенный человек, как видно, испытывать уже не мог.

Он долго вслушивался, приложив ухо к массивной обитой железом двери, и только затем отворил ее.

— Оно сейчас далеко отсюда. Можешь продержаться часов пять, — такими словами напутствовал промира житель подземного города, прежде чем задвинуть засов.

Почти сразу голову Дийка заполнил знакомый отвратительный звук, а в ноздри ударил запах. Он почувствовал кислый привкус страха под языком. И удушье дикой тоски. Чтобы прогнать страх и хоть немного приглушить тоску, заговорил сам с собой. Речь получилась сбивчивой и не слишком оптимистичной:

— Ну что, приятель, допрыгался? Нигде не задерживаться, ни к кому не привязываться… и вот итог. В поисках девчонки и зверя бродишь сейчас в вонючей тьме, всей шкурой ощущая, что вот-вот появится нечто безмерно омерзительное и пожрет тебя с потрохами. И это вместо того чтобы в спокойной обстановке, под защитой каменных стен начертить круг, и — адью! В иное, не в пример более симпатичное место, так как хуже этого вряд ли что может быть в целом мироздании… Здорово, ничего не скажешь! Особенно этот проклятый звук, разъедающий мозг кислотой… Еще чуть-чуть — и серое вещество потечет из ушей и ноздрей. И что, скажи пожалуйста, ты станешь делать без мозгов? Биться головой об стены? Пускать пузыри из слюны?.. А интересно, должно быть, сойти с ума: вот он есть, и вдруг уже нету. И вообще, не очень понятно: сойти можно с того, на чем стоишь, а я вовсе не стою на собственном интеллекте. Скорей это нечто воздушное, и уж никак не тянущее на прочную опору… Интересно, когда я все-таки сойду (слезу, спрыгну, свержусь), мне тоже будут грезиться повсюду жуки и мыши или все же что-то более приятное для глаз? Я предпочел бы обнаженных девушек. Впрочем, если повсюду будут маячить голые розовые тела, это тоже скоро надоест. Лучше уж что-то нейтральное: цветочки, бабочки, золотые рыбки… Надеюсь, вместо отвратного запаха меня будет услаждать призрачное благоухание майских лугов. В голове же пусть звучат голоса — но разные, чтобы было с кем поболтать и развеять скуку. Желательно, чтобы они обладали хоть минимальным интеллектом… Наки, черт возьми! — ведь это ты во всем виновата. Ты и твои дурацкие мечты о несуществущем рае Алуно… Стоп. Прости меня, девочка. Я кривлю душой: ты сумела заразить меня своими мечтами, и они стали моими не в меньшей степени… Я устал, видишь ли. Дьявольски устал. Я хочу уютного тупичка (как говорил Привратник) с садиком, с резными наличниками, без амбициозных правителей, бессмысленных боен и крови — успел насмотреться на это за время долгого пути… Слабак, хватит ныть! Усталый трусливый заяц, прекрати трястись коленками! Что, надоело носить маску сильного мужчины? Лицо тебе натерла? А ты терпи!.. Хотя, с другой стороны, перед кем позерствовать? Один, абсолютно. Так уже было — полное и безбрежное одиночество. Так, да не так. Тогда ты был свободен, ни к кому и ни к чему не привязан. Одиночество не было в тягость, оно было символом этой свободы, ее стягом, которым ты бодро помахивал при ходьбе. А сейчас одиночество — пытка… Почему я не помню ни своих родителей, ни места, где родился и жил? Не мог же я возникнуть из ниоткуда. У меня нет прошлого — значит, не о чем будет вспомнить перед смертью. Какие картины увижу я в последний свой миг — когда перед глазами обычных людей проносятся лица любимых и близких? Снежные закаты? Бушущее море, грозы, болото, горы?.. Смешно.

Дийк очень устал. Он понимал, что Оно уже близко, но усталость и пришедшая с ней апатия приглушили все чувства. Промир опустился в мокрую грязь и закрыл глаза: лицезреть неотвратимо приближающееся не хотелось.

— Жаль, что я никогда больше не увижу Лелю. Милая девушка, как хотелось бы с ней поговорить, утешить… Впрочем, что я за дурак? О чем думаю в последние мгновения жизни? Полагалось бы о высоком, о вечном, а я о женщинах…

Звон стал совсем нестерпимым. Чтобы приглушить его, Дийк прижал к ушам ладони, но это не помогло. Тогда он забормотал стишок, слышанный когда-то в юности и въевшийся в память:

Мне снилась кровавая сеча, где полнился воздух болью,

Где запах липкого страха хлестал по глазам и губам.

И я был средь тех, кто умер, и леденело небо,

Вывернувшись наизнанку в моих застывших зрачках.

И я был с теми, кто ранен, чьи пальцы терзали почву,

Чьи хриплые острые стоны роились тугой волной.

И я был с теми, кто бился, рыча пантерой и барсом,

Бурлила ярая лава в висках и венах моих.

И я был ангелом смерти, парившим над бранным полем,

В расправленных темных крыльях ветер седой играл.

И я был каким-то богом — языческим, древним, грозным —