Дэн Уоделл - Кровные связи

• Название: Кровные связи
• Автор: Дэн Уоделл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-060242-1

Таинственный маньяк отрубает жертвам кисти рук и вырезает у них на груди странные комбинации букв и цифр. Детектив Грант Фостер, ведущий дело, установил: кровавые надписи — это регистрационные номера свидетельств о рождении, смерти и заключении брака.

Грант Фостер обращается за помощью к известному специалисту по генеалогии, историку Найджелу Барнсу. В ходе расследования Фостер и Барнс приходят к неожиданным выводам: маньяк в точности копирует серию из пяти убийств, за совершение которых некто Айк Файрбен был повешен… еще в 1879 году!

Зачем убийца повторяет преступления викторианской эпохи?

И случайно ли последняя жертва носила ту же фамилию, что и судья, приговоривший к смерти Айка Файрбена?

---

— Этого было достаточно для убийства? — спросил Фостер.

— Нет. Но достаточно, чтобы на несколько часов отключить сознание. Уильяме и его отряд сейчас в пабе, они хотят отыскать всех жителей Лондона, употребляющих GHB.

Им придется попотеть. GHB уважали не только те, кто считал себя слишком некрасивым, робким или извращенным для того, чтобы привлечь внимание противоположного пола, предварительно обездвижив свою жертву, а лишь потом дать выход своей страсти. Многие посетители клубов употребляли его для дополнительного раскрепощения.

— Разумное решение, — одобрил Фостер. — А что по поводу остальных?

— Завтра они пришлют полный отчет по Эллису, послезавтра — по Перри. Но Харрис делает все возможное, чтобы поторопить их.

— Итак, завтра утром. Позвони мне, если еще что-нибудь выяснится. — Фостер захлопнул крышку мобильного.

— Что случилось? — произнесла Хизер.

— Бывшая жена Эллиса опознала его в бродяге. Если свидетельские показания верны, то убийца продержал его в плену два месяца. В крови Дарбишира обнаружили GHB. Это объясняет, как преступнику удалось продержать Эллиса так долго. Хотя в таком случае у него должна быть целая цистерна GHB.

Это также объясняло появление пролежней. Он постоянно лежал на спине.

— Преступник пичкал его наркотиками и успокоительными? Но он продержал Перри чуть больше дня, а Дарбишира — только пару часов!

Фостер пожал плечами:

— Вероятно, у него был лишь один свободный день, когда он мог добраться до Чешира, именно тогда он поймал Эллиса. Наверное, работа или еще что-то требовали его присутствия в Лондоне.

Фостер чувствовал, что близок к разгадке.

— Или он приехал на один день в Чешир по делам и решил, что нельзя упускать такой шанс.

Найджел молча смотрел на огромный экран устройства для чтения микрофильмов словно загипнотизированный.

— Что вам удалось найти? — обратился к нему Фостер.

Найджел, не отрываясь от экрана, поморщился в ответ.

Фостер ощутил приступ ярости. Найджел говорил ему, что «Таймс» была лучшим и самым достоверным источником ежедневной информации об убийствах и расследованиях.

— Кое-что есть. «Таймс», которая обычно старалась не ввязываться в конфликты, поместила три передовицы, осуждающие полицию, в том числе и в день ареста Фаэрбена. Эти убийства стали настоящей сенсацией. Даже в палате общин обсуждалось полицейское расследование. В статьях арестованного называли Лунатиком.

Фостер не видел в этом ничего особенного. Тот парень за пару недель зарезал пять человек. Подобное поведение едва ли можно назвать нормальным.

— В то время психические заболевания имели несколько иную классификацию, — продолжил Найджел. — Начиная с 1871 года в переписи указывалось, если кто-то был лунатиком, дебилом или идиотом. Последнее значило, что человек от рождения сумасшедший. Дебилами называли людей, которые сначала были вменяемыми, но потом сошли с ума. Лунатиками — тех, кто потерял рассудок, но временами у них случались моменты просветления. Такое могло произойти по многим причинам. Например, у молодых матерей. Раньше даже послеродовой синдром считали признаком лунатизма.

— Исходя из ваших слов, Найджел, человек мог быть психически неуравновешенным, но это вовсе не значит, что он был психопатом или шизофреником? — уточнила Хизер.

— Нет, он просто мог быть немного странным. Эксцентричным.

— А в те времена лунатиков привлекали к суду? — поинтересовался Фостер.

— Да. Нужно было совсем спятить, чтобы тебя признали невменяемым и отказались судить. Жители викторианской Англии за редким исключением верили в наказание за преступление.

— Выясните, судили ли его. И если судили, что с ним случилось. Я попытаюсь найти, где находится Сондерс-роуд. Если, конечно, это место еще существует.

— Я посмотрела карту улиц Лондона в Интернете. Там нет Сондерс-роуд в квадратах W10 и W11, — проговорила Хизер.

— Черт! — воскликнул Фостер.

— Это можно узнать в местной библиотеке, — предложил Найджел.

— В газете упоминалось о строительстве дороги, — добавил Фостер. — Также там сказано, что это было в Ноттинг-Дейл, рядом с линией метро. Значит, это место находится в районе Кенсингтона, Челси, Хаммерсмит и Фулхэма. Вы знаете, какая там сейчас дорога?

Хизер и Найджел не знали ответа на его вопрос.

— Шоссе. И вы полагаете, что он выбросит труп из машины на самом оживленном шоссе Лондона?

— Там есть подземный переход, — предположила Дженкинс.

Темный подземный переход. «Но это слишком очевидно, — подумал Фостер. — А наш убийца не любит очевидных вещей».

Нужно заниматься расследованием, а не сидеть в комнате и листать старые газеты.

— Мы с Хизер поедем в библиотеку, а потом выясним, где точно проходила та дорога. Найджел, вы останетесь тут и разузнаете, судили Ика Фаэрбена или нет, — сказал Фостер.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Найджелу нравилось работать в одиночестве. Фостер и Дженкинс почти не разговаривали последние пару часов, но вид скучающего детектива отвлекал его, даже страницы он переворачивал с шумом. Теперь комната опустела и погрузилась в тишину, лишь лампочка гудела у него над головой. Найджел почувствовал, что наконец-то может вернуться в прошлое и полностью восстановить картину событий, последовавших за «Кенсингтонскими ужасами». Он попросил принести микрофильм с «Новостями мира», чтобы изучить каждый нюанс и каждую деталь, и чем омерзительнее они были, тем лучше, это позволяло полностью погрузиться в атмосферу давних событий.

Вскоре картина прояснилась. Обвиняемый был настоящим гигантом, ростом почти в семь футов. Найджел знал, что в те времена этого было достаточно, чтобы его считали необычным, поскольку средний рост людей тогда был примерно на фут меньше, чем сейчас. Мужчина много ездил по стране в поисках работы — так поступали многие представители его класса, они часто путешествовали по постоянно разраставшейся железной дороге. Впоследствии пресса использовала это распространенное явление, чтобы доказать, насколько он был хитер, словно за многочисленными поездками Фаэрбена стоял злой умысел. В интервью с ливерпульцами — жителями города, где Фаэрбен около года работал на пристани, говорилось, что его изгнали с работы коллеги. «Он был плохим человеком» — так звучал осуждающий вердикт.

Недостатка в соседях, которые подтвердили это мнение, не наблюдалось. Фаэрбен был замкнутым, ни с кем не дружил, мало разговаривал, всех его причуд было достаточно, чтобы постепенно создался образ странного, сумасшедшего одиночки. Еще больше осуждений вызвал факт, что он был известен как завсегдатай местных пабов — маленькая деталь, которую «Новости мира» считали настолько важной, что упоминали в каждом сообщении о продвижении в расследовании.

Третьего мая Фаэрбен, теперь повсеместно известный под прозвищем Гигант, предстал перед уголовным судом Лондона. Он вошел в зал, подпрыгивая, и занял место на скамье подсудимых. В течение всего процесса он не отрывал глаз от пола. «Ни разу он не поднял свой устрашающий взгляд, — заметил репортер „Таймс“. — Даже когда произнесли имя, даже когда сделали заявление об отрицании вины».

Две недели спустя, семнадцатого мая — в девятнадцатом веке колесо правосудия проворачивалось не так медленно, как теперь, — начался процесс. Зал суда был переполнен, лучшие места купили представители высшего класса, ищущие низменных развлечений. Фаэрбена привели в зал, и пронзительные крики разорвали напряженную тишину. Почти все они принадлежали богатым женщинам, сидевшим в первых рядах. Так начался судебный аналог театральной премьеры, дамы были изысканно одеты, в шляпках; кто-то из репортеров упомянул, что по залу разнесся шепот, призывавший людей успокоиться. «В здании суда возникла такая давка, что трудно было вздохнуть». Тот же репортер заметил полные отвращения и восхищения взгляды, которые были направлены в сторону подсудимого и сопровождались гневными возгласами.

Люди, расположившиеся на дешевых местах, вели себя менее сдержанно. Отовсюду слышались крики «Повесить ублюдка!» и «Вздернуть его!», как минимум четырех крикунов вывели из зала. Все это было описано репортером из «Таймс» как «жалкая потасовка». Фаэрбен ни разу не оторвал взгляда от пола. Вместо огромного человека, о котором упоминалось в обвинительной речи, после допросов Фаэрбен предстал совершенно другим человеком. Он ссутулился, потерял в весе, морщился при каждом движении, а одна рука казалась неподвижной. «Никогда еще такому жалкому, убогому существу не предъявляли такого ужасного обвинения», — высказалась «Таймс».

Найджел с интересом отметил, что Фаэрбена обвиняли только в двух убийствах, вероятно, за отсутствием улик относительно трех остальных. Он сделал пометку в блокноте, зная, что это пригодится для дальнейшего расследования. Его судили за первое и третье преступление, совершенные с интервалом в неделю.