Стивен Оппенгеймер - Изгнание из Эдема

• Название: Изгнание из Эдема
• Автор: Стивен Оппенгеймер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06718-3

Люди на протяжении многих веков пытались разгадать загадку своего про исхождения:  кто мы, сыны Адама и дочери Евы?

Известный американский антрополог Стивен Оппенгеймер дает свое сенсационное  обоснование происхождению и развитию человечества. Основываясь  на теории митохондриевой ДНК (целого набора генов в пределах одной клетки),  он реконструировал два семейных генетических древа: одно — наших отцов  и другое — наших матерей-прародительниц. Наложив это разветвленное генное  древо на карту мира, он проследил, каким путем, обживая неведомый древний  мир, прошли наши далекие предки, оставляя цепочки генов. Эти новые знания  позволяют заполнить пробелы и устранить неточности в хронологии развития  нашей цивилизации. Так далеко еще не удавалось заглянуть ни одному исследователю.

---

Тим Кроу, профессор психиатрии из Оксфордского  университета, утверждает, что можно проследить черты  двух тесно связанных мутаций Y-хромосомы, происшедших  через некоторое время после разделения ветвей шимпанзе  и человека. Есть основания полагать, что одна или  даже обе этих мутации могли быть связаны с церебральной  асимметрией и, возможно, возникновением языка.  А если это так, то мы вправе предположить, что первая из  этих мутаций Y-хромосомы произошла у общего предка  Homo и Paranthropus, а вторая — у Homo erectus, поскольку  именно у представителей этого вида обнаружены первые  признаки церебральной асимметрии[39].

Новейшие исследования в области нейрофизиологии с  использованием целого ряда современных технологий,  включая прямое сканирование, еще более ослабили позиции  биологического детерминизма во взгляде на возникновение  и эволюцию мышления и языка. Сегодня мы знаем,  что синтаксис различных типов языка связан с разными отделами мозга. Дело в том, что синтаксис языка не  является чем-то врожденным. Он осознается маленькими  детьми, которые, по сравнению со взрослыми, изучающими  незнакомый язык, обладают куда большей гибкостью и  способностью подсознательно улавливать правильный  смысл синтаксических построений. Люди — далеко не  единственные существа, пережившие критический период  в процессе развития после того, как они усвоили первые  навыки языка. Тот же феномен можно наблюдать не только  у приматов, но и у разного рода «поющих» животных,  будь то птицы или киты. Сложные, часто совершенно уникальные  «песни», исполняемые этими животными в поздние  годы жизни, воспринимаются ими в процессе обучения  в раннем детстве, интерпретируются на свой лад и сохраняются  в памяти. Более того, результаты исследований  показывают, что речевой центр отнюдь не обязательно ограничивается  каким-то одним или несколькими отделами  мозга[40].

Эти нейрофизиологические исследования позволили  предложить альтернативу теории эволюции языка, выдвинутой  Хомски.

Такая альтернативная теория включает в себя идеи  Кондильяка, Энглефилда и Корбаллиса. Согласно ей, разговорный  язык, как и навыки изготовления орудий, был  изобретен единственно и только приматами, что способствовало  быстрой эволюции их мозга и голосового аппарата.  Однако, будучи изобретением культурного плана,  язык начал жить собственной жизнью за пределами нашего  тела, в рамках обособленных сообществ — носителей  речевой культуры. Уникальное сочетание лексических и  синтаксических составляющих языка, такого, например,  как французский, является культурным достоянием всего  франкофонного сообщества, а вовсе не результатом некоего  биологического аспекта, связанного с принадлежностью  к французской нации. Любой язык и его синтаксис,  передаваясь от поколения к поколению, постоянно адаптируется к новым реалиям и еще только формирующемуся  сознанию каждого нового поколения молодежи, которая  учится говорить на нем.

Таким образом, из всего многообразия интеллектуальных  и практических навыков, выделенных философами  в качестве решающего отличия человека от шимпанзе,  единственный, сохранившийся с глубокой древности, —  это, бесспорно, человеческая речь. Да, разумеется, между  интеллектуальными способностями современных людей и  наших далеких предков существует громадная количественная  разница, однако интеллект человека достиг того  невиданного расцвета, который произошел около 35 тысяч  лет тому назад у европейцев, живших в эпоху Верхнего  палеолита, далеко не сразу и не на пустом месте. Для  этого ему потребовалось пройти длительный — более  4 млн. лет — процесс эволюции. За последние 2 млн. лет  предки людей эволюционировали от прямоходящих приматов,  научившись активнее пользоваться мозгом, но в  этом им помогала коэволюция речи и языка, способствовавшая  развитию объема мозга. И, подобно гибкому и  удобному хоботу малыша Слоненка из притчи Киплинга,  резко расширившийся диапазон возможностей нашего  мозга с точки зрения манипулирования символическими  представлениями и понятиями позволил нам перейти к  решению множества сложных задач помимо речи. Тот  факт, что мы способны рассуждать о происхождении и  устройстве Вселенной, и даже начинаем изучать ее просторы,  свидетельствует о том, что гибкость нашего интеллекта  и его открытость к восприятию новых идей практически  безграничны.

Как мы уже знаем, циклы сильнейших засух, поражавших  всю Африку, чередовавшиеся с периодами оледенения,  около 2 млн. лет тому назад способствовали увеличению  объема мозга человека. То же самое наблюдалось и у  нашего ближайшего сородича — вида Paranthropus, но никак  не коснулось крупных обезьян, путешествовавших по  просторам саванн. Это свидетельствует о том, что уже в ту  эпоху существовали некие навыки поведения, присущие  только этим видам гоминидов (человекообразных приматов).  У целого ряда ученых возникла тенденция рассматривать  быстрое увеличение объема мозга как особенность,  появившуюся у человека совсем недавно, но если обратиться  к реальным фактам, придется признать, что дело  обстояло как раз наоборот. Наиболее быстрый пропорциональный  рост объема мозга имел место в период от 2  до 1 млн. лет тому назад. К моменту же появления на исторической  сцене человека современного типа увеличение  объема мозга резко замедлилось. Зато имел место любопытный  парадокс: взрывной рост поведенческих навыков,  число которых нарастало в геометрической прогрессии. 

И тогда, вместо того чтобы признать очевидный факт,  что человеческая культура питает сама себя, создавая и регулируя  темпы собственного развития, многие антропологи,  археологи и лингвисты выдвинули предположение,  будто в развитии и функционировании нашего мозга за  последние 100 тысяч лет произошел некий «генетический»  сбой, в результате которого якобы появился новый тип человеческого  мозга, обладающего новыми возможностями.  Некоторые пошли еще дальше, утверждая, что наиболее  вероятным кандидатом на роль этой новой и уникальной  способности следует считать именно язык[41]. На мой  взгляд, в этих утверждениях сквозит какая-то извращенная,  совершенно не дарвинистская логика. Сложная кодифицированная  коммуникативная система, или «язык», —  это, вне всякого сомнения, важный и во многом уникальный  элемент поведения. Насколько же проще и примитивнее  был тот язык, благодаря которому наши предки стали  выделяться из всех прочих крупных приматов, обитавших  в саванне, и который 2,5 млн. лет назад дал первичный импульс  эволюции нашего мозга... Тот самый язык, благодаря  которому они могли лучше понимать друг друга и более  эффективно приспосабливаться к нарастанию неблагоприятных  климатических факторов...

Я уже касался темы генетики, которая занимает в этой  книге достаточно видное место. Основную часть ранней  истории человечества за последние 2,5 млн. лет можно реконструировать  благодаря объединению выводов исследований  ископаемых костных останков и изучения климатических  периодов. Все виды человека, кроме одного, вымерли,  причем некоторые из них — очень давно, поэтому  в данном исследовании мы не учитываем их гены. Это не  означает, что генетика не в силах поведать нам ничего существенного  о темных эпохах эволюции человечества,  предшествовавших выходу на арену истории людей современного  типа.

В 1970-е годы некоторые генетики начали применять  сырые иммунологические средства для замеров аналогий  уровня содержания протеина у представителей разных видов  и установили, что человек и шимпанзе являются даже  более близкими сородичами, чем это считалось прежде.  Это заявление в свое время было встречено в штыки, но  затем, когда методы сравнительного исследования переключились  с иммунологии на демонстрацию базового генетического  сходства, а затем и на замеры конкретных генетических  различий, их авторы были оправданы и реабилитированы.  В ученой среде созрело понимание того,  что мы, люди, гораздо ближе к шимпанзе, чем к другим  крупным приматам — гориллам и орангутангам, с которыми  пути наших предков на генеалогическом древе разошлись  немногим более 5 млн. лет назад[42].

Было бы несправедливо утверждать, что мы, люди, вообще  не унаследовали никаких генов от исчезнувших видов  гоминидов. Наоборот, большинство генов в наших  клетках как раз унаследовано нами от вымерших видов гоминидов  и приматов. Некоторые гены человека встречаются  в останках некоторых видов приматов, вымерших задолго  до нашего появления на Земле. Не так давно ученые  выделили слабые фрагментарные следы митохондриевой  ДНК в целом ряде костей неандертальца, и сегодня они  практически в состоянии ответить на главный вопрос: в  каком именно родстве мы с ними находимся и присутствуют  ли хотя бы некоторые их гены в клетках людей современного  типа?