Бертон Уол - Высшее общество

• Название: Высшее общество
• Автор: Бертон Уол
• Издательство: Шедевр
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7403-0004-3

Роман «Высшее общество» позволяет представить мир «благословенных свыше Господом», которые не знают счета деньгам. Бесконечные, ничем не ограниченные удовольствия, продажная любовь и дружба не пугают владельцев состояний. К такой жизни легко привыкают, поняв простую вещь: все в этом мире покупается и продается.

---

– Я хотел бы отправиться с Фернандесом.

– Вы забываете, – сказал Пол, – что у Фернандеса теперь несколько новых зубов. Он о них беспокоится. А я еще не потерял ни одного зуба. Потому я об этом и не забочусь.

Ходдинг покрутил свой почти пустой стакан, а потом протянул его бармену, чтобы тот наполнил его. Он молчал, пока не сделал хороший глоток.

– Ты ведь знаешь, что то, что задевает тебя, не трогает меня? – И он посмотрел на Пола в упор своими белыми немигающими глазами.

– Да, знаю.

– Это никогда тебя не раздражало?

– Нет. Я придерживаюсь своей религии, а вы – своей. Вы становитесь навязчивым и страстным, а я – нервным. И все. Меня устраивает моя работа. Мы ухитряемся быть друзьями, без интимностей – я думаю, это могло бы привести к разрыву. Я не восхищаюсь вами, но вы мне нравитесь. А это означает, что я вас уважаю.

Ходдинг слегка дрожал. Он поставил стакан на стойку и засунул свои руки в карманы пиджака. Он покачал головой, как будто беседовал сам с собой.

– Я… – он запнулся. Когда он справился с собой, его голос звучал низко и неуверенно. – Возможно, у нас с Сибил ничего не получится… Я не уверен. – Он изучающе посмотрел на лицо Пола: оно было мертвенно бледным.

– Именно это я имел в виду, когда говорил об интимностях. Забудьте об этом. У нас нет никаких причин говорить об этом, не правда ли?

Ходдинг медленно опустил голову.

– Нет, я и не предполагал, что есть.

Пол подождал.

– Не перекусить ли нам? – сказал он наконец.

– Конечно. Только вот еще одна вещь, которую нам надо обсудить. Это касается… того, о чем мы говорили раньше. У меня не было настоящего отца, только мать, которой не было до меня дела… Классический, хрестоматийный случай. Но есть еще кое-что, и это так просто, что никто даже не дает себе труда задуматься об этом. Никто, кроме меня.

– И докторов.

– Да, и докторов, этих жизнерадостных, респектабельных докторов из среднего класса, – сказал Ходдинг с сильным раздражением.

– Что вы имеете против среднего класса?

Ходдинг вздохнул.

– Ты сам его не принимаешь. Да и как ты мог бы его принимать? Идеалы среднего класса. О, да, конечно, они рассуждают о самореализации. А ты индивидуалист. Они говорят о примирении с окружающей средой – это тебе-то! Об устранении обязательного для всех поведения, для того, чтобы личность, твоя личность, освободилась от подсознательного самоосуждения. И ты знаешь зачем?

– Нет. А зачем?

– Чтобы ты стал кем-то и делал что-то. Чтобы ты имел цели и задачи. Я прошу извинить за выражение: чтобы твоя жизнь плодоносила.

Пол заинтересовался, но все еще не до конца понимал.

– Неужели ты не видишь, – голос Ходдинга звучал пьяно, хотя мысль его работала ясно. – Я сыт по горло «плодами». Я родился весь в плодах. Мне нет нужды плодоносить. У меня этих плодов больше, чем я мог бы съесть за всю свою жизнь. Все было бы по-другому, если бы я родился с жаждой играть на фортепьяно. Или если бы я стремился стать палеонтологом. Но даже если бы я хотел стать бизнесменом, было бы странно стремиться приумножать свои богатства. Лучший способ увеличить его – просто тихо сидеть и не путаться под ногами у тех опытных парней, которые действительно этим занимаются. Теперь ты понимаешь, насколько все это безумно?

– Думаю, что начинаю понимать, – ответил Пол серьезно.

– Вот что я имею в виду, когда говорю о среднем классе. Врачи здесь бессильны. Все они дети владельцев магазинчиков или преподавателей колледжей. У них свой взгляд на жизнь. Я их не осуждаю. Все эти: «работай, добивайся успеха, будь счастлив» – все они для них, для миллионов людей. А для меня… – он вздохнул. – Я не пианист, не нейрохирург, я не… я не средний человек. И потом, – сказал он, допивая последние капли, – и потом, есть еще кое-что. Когда мне было шестнадцать-семнадцать лет, я решил, что пересплю со всеми смазливыми девчонками на свете. И взрослыми женщинами тоже. Я так решил, – улыбнулся он, – по подсказке врачей, конечно. Но удачи эта идея не принесла. Проблема облеклась в другие одежды, вот и все. Это похоже на проблему хорошенькой женщины: все хотят ее затащить в постель. Но кто она сама по себе? Все хотят ее тела. Да, да, только тела. Но кто же она? А если она не знает, кто она, как она может узнать, что представляют собой другие? Вместо красоты я приобрел только деньги, вот и все. Это были затянувшиеся сомнения. Нет, это и есть затянувшиеся сомнения. Длительная неясность. Понимаешь?

Пол покачал головой и присвистнул.

– Простите меня, Ходдинг, – сказал он. Он хотел добавить еще что-нибудь, но затем передумал. – Мы должны пообедать, а то вы вырубитесь. Хотите прекратим испытания?

Ходдинг засмеялся.

– Нет, мы должны плодоносить. Пло-до-но-сить!

– Все будет хорошо, – ободряюще сказал Пол, поддерживая Ходдинга, неуверенно подымающегося со стула.

Следующий день был похож на вчерашний, за исключением того, что на этот раз копия была более яркой и четкой, чем оригинал. Остатки вчерашних возлияний будоражили кровь, нервы были напряжены, от чего резало глаза, а в мозгу мелькали смутные образы. Иногда становилось больно. Но в общем это было не только терпимо, в этом было еще нечто приятное. Яркое солнце и шум раздражали и мешали сосредоточиться. Во время переключения скорости двухсотсильную машину встряхивало, и толчок болезненно отдавался в теле. Но все это было во благо. Это была боль в миниатюре. Прообраз истинной боли, которая была еще впереди.

Все шло как по маслу, за исключением одного, правда, очень серьезного, препятствия. Консуэла звонила несколько раз из дома своих друзей в Пеббл-Бич. Дважды Пол отвечал ей и вежливо отделывался от нее. Когда она позвонила в третий раз, Ходдинг сидел на пороге фургона, погрузив босую ногу в жидкую холодную грязь. Он управлял машиной в теннисных туфлях вместо особых, изготовленных на заказ башмаков с асбестовыми подошвами и ожег ступню. Пол молча передал ему трубку и пошел проверять давление в шинах. Связь работала хорошо, и у Ходдинга возникло ощущение, что два мира совместились друг с другом, как в кино. Из телефона несся раздраженный, беспокойный голос, в нем слышалась с трудом скрываемая досада. Казалось, телефонная трубка передает Ходдингу биение пульса в худой, бледной руке его матери. И рядом был другой мир – действительный: дуновение ветра, нагретого ранним солнцем, пение птиц, трактор, тарахтящий на дальнем холме, перезвон инструментов.

Ему показалось, словно он и вправду сидел в кино, очень важным было не допустить, чтобы эти два мира слились воедино, надо было остаться самим собой в своей действительности.

– Я так волнуюсь за тебя, ужасно волнуюсь, я не спала…

– Все в порядке, мама. Все идет прекрасно.

– Ты совсем забыл обо мне и уже несколько недель носу ко мне не кажешь. Это все из-за этой девушки, да? – Она помолчала, как будто обдумывая следующую фразу. – Я более чем уверена, что она невзлюбила меня. Ужасно говорить об этом, допустить мысль о том…

– Она говорила тебе об этом, мама?

– Ты прекрасно знаешь…

– Она целовала тебя, ласкала, писала записки? В чем ты подозреваешь Сибил, мама?

– Ты должен знать, что я всегда знаю такие вещи. Она и не собирается скрывать, она честолюбивая хищница. Я бы хотела, чтобы ты поговорил с Вериным исповедником.

– Как Вера?

– Не знаю. Она в Куэрнаваке, загорает и веселится до одури. Я ей говорила, что не люблю загорелых женщин, они от этого делаются мужеподобными. А она утверждает, что становится похожей на фигуры на критских вазах.

Ходдинг позволил себе улыбнуться.

– Ты приедешь в Сан-Франциско? Может быть, мы пообедаем вместе?

– Лучше ты приезжай сюда. Здесь есть свободная комната.

Мне отвели целое крыло дома. Может быть, это спасет твою жизнь. Я покончу с собой, если с тобой что-нибудь случится. Я дала обет.

Ходдинг вздохнул.

– Возьми ее с собой. Так ты сможешь проводить больше времени со мной. И потом, по-моему, у меня нефрит. Возможно, долго я не протяну.

– Прости, мама, я должен работать.

– Ты пытаешься отгородиться от меня, но это слабая защита.

– Я должен хоть как-то защищаться.

– Я предложила Мэгги Корвин миллион долларов, чтобы ее снимали в фильме. Я дала бы и больше.

– Кого? – Ходдинг почувствовал, что утратил ощущение реальности.

– Как там ее – Сибил, Сивилла. Сивилла с присвистом. И не говори, что она не пришепетывает. Она еще и заикается. Верный признак вины.

– Что за фильм? О чем ты говоришь?

– Мы поговорим об этом, когда ты сюда приедешь. И, пожалуйста, будь осторожней. Из-за нервного напряжения повышается кислотность в моче.

– Мама, – на короткое мгновение Ходдинг убрал трубку от уха. Машина сверкала под солнцем, ожидая его. Фернандес отплясывал твист, с транзистором у уха. – Мама, я не приеду. Я занят. Возможно, я прилечу в Сан-Франциско сегодня ночью. Позвони мне.

– Я все знаю насчет тебя и этой венгерской шлюхи.