Юрий Авдеенко - Ожидание шторма

• Название: Ожидание шторма
• Автор: Юрий Авдеенко
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

В сборник вошли остросюжетные повести, объединенные образом чекиста М. Каирова. В повести «Четыре почтовых голубя» рассказывается об освобождении Черноморского побережья Кавказа от деникинцев. Повести «Дантист живет этажом выше», «Последняя засада» раскрывают мужество советских людей в борьбе с империалистическими разведками в середине 30-х годов. Действие повести «Ожидание шторма» происходит в период Великой Отечественной войны.

---

— Да!

— Вам нравится работать на заводе у станка?

— Я никогда не работала на заводе.

— И не рветесь? — усмехнулась Погожева.

— Нет!

— Что бы вы предпочли: коммунальную квартиру или собственную виллу в сосновом бору на берегу моря?

— Это глупый вопрос, — заметила Татьяна.

— Вам нравится танцевать?

— Да.

— Хорошо поесть?

— Да.

— Красиво одеться?

— Да.

— Какой цвет вы предпочитаете: голубой или красный?

— Голубой.

— Ох, Таня, Таня... Одного последнего ответа достаточно для того, чтобы усомниться в вашей благонадежности...

— Но голубой цвет мне действительно больше к лицу, чем красный, — с обидой произнесла Татьяна.

— Все ясно... Если добавить, что в течение определенного срока вы предоставляли крышу немецкому агенту Сизову, нарушаете правила торговли нормированными продуктами, то... Вывод напрашивается сам собой — русскую контрразведку вам надо опасаться больше, чем меня. Я предлагаю вам деньги и обеспеченное будущее. «Смерш» может предложить в лучшем случае длительное заключение, в худшем — стенку...

— За что стенку? Я ничего не сделала...

— Вы думаете?

— Я знаю! — ответила Татьяна запальчиво.

— Я тоже знаю. В ночь на десятое февраля в Доме офицеров происходило совещание высшего командного состава группы войск. Оно было совершенно секретным. Продолжалось с двадцати трех часов девятого февраля до трех часов десятого. Вместо заболевшей буфетчицы вам было поручено подать офицерам ужин.

— Только кофе с бутербродами.

— Пусть кофе с бутербродами. Вам категорически было запрещено говорить, где вы были в ту ночь и кого видели. Это так?

— Так.

— Вы рассказали об этом Сизову. Выдали военную тайну врагу.

— Откуда же я знала, что Сизов враг? Он был ревнив как черт. Думал, что я спала с Роксаном.

— Не принимайте меня за девочку. Вы указали на предъявленной фотографии офицеров, приезжавших на совещание.

— Все было совсем не так... Когда Сизов узнал, где я была, он неожиданно поверил мне сразу. Воскликнул: «Наверняка там был кто-то из моих друзей!» Я ответила, что не знаю. Вот тогда он и показал групповую фотографию. Я опознала на ней двоих или троих офицеров.

— Вы опознали командующего армией, начальника штаба и начальника оперативного отдела... Таким образом, о совещании, совершенно секретном, в то же утро стало известно немецкому командованию.

— В то же утро? — не поверила Татьяна. .

— Да... Вы совершили служебное преступление. Представляете, что ждет вас, если об этом станет известно русской контрразведке?

— Вы хотите сказать... — Глаза у Татьяны были еще сухие, но голос дрожал, словно она уже плакала... — Нет-нет! Меня не расстреляют!

— Вы самоуверенны. Вас избаловали мужчины. Вполне вероятно, что вас именно расстреляют. Но если вдруг органы НКВД проявят жалость, недопустимую в военное время, то вам дадут срок. Минимум лет десять. На волю вы вернетесь старухой. Лучшие годы за колючей проволокой. Печально! Может, вам повезет. И время от времени вы будете спать с начальником лагеря. Но все равно это печально

— Как же быть? — спросила Татьяна тихо.

— Положиться на своих друзей. Я ваш друг. Вы меня поняли?

— Поняла...

— Пишите, — совсем мягко сказала Погожева.

Татьяна послушно взяла ручку. Перо легко скользило по бумаге. Но буквы получались неровными, закошенными вправо.

— Теперь поставьте число и подпись, — закончив диктовать, предложила Серафима Андреевна.

Татьяна нехотя повиновалась.

— Хорошо, — сказала Погожева. — Переверните страницу и напишите номера воинских частей, дислоцирующихся в гарнизоне.

— Я не знаю, — испуганно прошептала Татьяна.

— Плохо, — укоризненно заметила Погожева. — Плохо в первый же день врать, своему коллеге. На библиотечных карточках вы указываете номера воинских частей. Кстати, не забудьте написать фамилии и воинские звания известных вам офицеров.

У Татьяны было такое чувство, будто она летит в пропасть. Но еще долго-долго не будет дна с его острыми скалами, а только страх, незнакомый и липкий.

Столбик номерных знаков воинских частей получился совсем коротким. Список офицеров — чуть больше.

— Мало, — сказала Погожева.

— Больше не помню.

— Верю. Даю день сроку. За это время составьте мне полные списки по картотеке.

Татьяна ничего не ответила.

— Переверните еще страницу, — продолжала Погожева. — Пишите: «Расписка». С новой строки: «Я, Дорофеева Татьяна Ивановна, получила от сотрудника германской разведки за переданную мной информацию военного характера аванс в сумме десять тысяч рублей». Прописью. Так. Число. Подпись.

Погожева взяла одну из трех пачек, подвинула к Татьяне.

— Десять тысяч в сторублевых купюрах. Считайте.

Татьяна подняла пачку, повертела. Ответила:

— А что считать? Они же запечатаны.

— Спасибо за доверие, — усмехнулась Погожева. Она встала. Взяла тетрадку.

— Опустите пистолет, — попросила Татьяна.

— Не волнуйтесь. Теперь я не стану в вас стрелять. Но предупреждаю. Не делайте глупостей. Если меня арестуют, ваши расписки попадут в русскую контрразведку. Не думаю, что вы сможете убедить их в своей невиновности. Там работают непокладистые люди. Ясно?

— Ясно.

— Я попрошу вас, моя милая, обменяться со мной одеждой. Дайте мне свое пальто, платье...

Меньше чем через десять минут переодетая Погожева уже стояла в прихожей. Прощаясь, она сказала:

— Ваша агентурная кличка — Кукла. Не знаю, смогу ли я сама поддерживать с вами контакт. Возможно, придет другой человек. Пароль: «Мне известно, что у вас есть пианино». — «Оно испорчено». — «Могу предложить в обмен мешок картошки». — «Спасибо. Мне нужна мука».

Снова Жан

Чирков всю вторую половину дня с группой солдат обследовал каменоломни. Вернулся лишь вечером, усталый, голодный, злой. Результаты были весьма и весьма скромные. Остатки дымовой шашки (могли баловаться дети) да следы, не очень конкретные, свидетельствующие лишь о том, что еще недавно кто-то использовал штольни в качестве склада.

Каиров сказал Чиркову:

— Вы свободны. Ужинайте и отдыхайте.

Сам же пешком отправился в гостиницу Дома офицеров.

Стемнело. Дождя не было. Но воздух весь был пронизан сыростью. И морем, и нефтью... Возле Дома офицеров разговаривали люди. Двери хлопали. И пятна света, словно шары, скатывались по мокрым ступенькам.

В фойе Каиров увидел афишу кинофильма.

«СЕГОДНЯ! ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ!

Английский документальный фильм

«ПОБЕДА В ПУСТЫНЕ»

Производство Армейского кинофотоотдела и киноотдела

Британских королевских воздушных сил.

Фильм рассказывает о разгроме итало-немецких войск

в Египте и Ливии 8-й английской армией.

Начало в 19 часов».

Нет. Он не пошел в кино. Усталость и недомогание сковали его, сделали вялым. Поднявшись в номер, он, не снимая шинели, упал на кровать. Закрыв глаза, около четверти часа лежал неподвижно.

Потом в дверь постучали. Вошла горничная — низкого роста старушка. Лицо у нее было дряблое, точно тряпка, но улыбка приветливая, глаза моложавые. Она сказала:

— Давайте я поменяю вам постель.

Каиров поднялся. Виновато пояснил:

— Прилег на секунду — и как в воду.

— Намаялись, чай, за день, — участливо сказала старушка и задвигала губами, словно что-то пережевывая.

— Намаялся не больше обычного. Да годы не те...

— Годы — они как пузыри мыльные. Разглядеть не успеешь, а их уж нет. — Белая простыня, затвердевшая от крахмала, хлопнула, словно парус, накрыла матрац.

— Давно при гостинице работаете? — спросил Каиров, удивившись ловкости старушки.

— Восьмой годок... Аккурат с весны тридцать шестого.

— Майора Сизова помните?

— Нешто забуду... Приветливый сынок такой был. Ежели придешь в номер прибрать али постель сменять, без пятерки не отпустит. И по десять рублей давал.

— Друзей к нему много ходило?

— Да ведь разве упомнишь. Офицеры ходили. Этот вот... Солидный моряк. По продуктам который... Фамилию запамятовала. Как зачну вспоминать — все одно забываю.

— Женщины навещали майора?

Старушка обиделась — нос ее будто бы удлинился и морщинки покатились вниз:

— Господь с вами! Он такой хороший был, интеллигентного воспитания. В Танечку нашу влюбленный...

— Может, вспомните, когда видели майора в последний раз?

— И вспоминать нечего. Видела я его, можно сказать, перед самой кончиной.

— Где? — с надеждой спросил Каиров.