А. Пушкарь - Искатель. 1965. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1965. Выпуск №5
• Автор: А. Пушкарь
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

На 1-й стр. обложки: рисунок В. КОВЕНАЦКОГО к рассказу К. Фиалковского «Нулевое решение».

На 2-й стр. обложки: рисунок Г. КОВАНОВА. «Острова Курильские» к очерку А. Пушкаря «Встречь солнца».

На 4-й стр. обложки: советский лайнер «Антей». Фото Т. МАГДЫ.

---

Некоторое время наш катер еще шел вперед, потом опять стал разворачиваться. Значит, сняли они команду с транспорта. Можем и мы возвращаться.

Было как-то не по себе… Словно еще тянулись те полминуты, что простоял на палубе один. Я вслушивался в каждый звук на мостике, следил за каждым движением Кравченко, но слушал и смотрел будто со стороны. Замер у ящика с обоймами и одновременно метался. Думал сразу о тысяче вещей и ни о чем толком, и горевал, и готов был обрадоваться чему-то, и торопился додумать самое главное. Это было как последние две-три затяжки… Две-три, а потом — окурок в сторону и вместе с ним все, что не дожито, не додумано, а там будь что будет!

В общем боялся — если можно этим словом объяснить все. Но если даже боялся, я мог спокойно самому себе в этом признаться.

В стороне мостика раздался голос:

— На локаторе! Вижу цель. Курс…

Моторы взревели.

Катер рванулся в туман. Шли самым полным. Не знаю, долго ли… Вдруг прояснилось, и стало видно все: слева открытое пространство, свободное от тумана, справа от него густая, четкая пелена, как дымовая завеса, а впереди, почти прямо по курсу, — подлодка.

Она шла в позиционном положении: над водой торчала рубка — перед ней медленно оседала ноздреватая от пены волна — и впереди темнела, окупаясь в бурун, часть носа.

Подлодка кралась за караваном, в туман… Ей недалеко было до той пелены, первые белесые клочья уже срывались с косо натянутой антенны!

Волна перед рубкой еще не осела — ахнули выстрелы нашего орудия. Затакали пулеметы.

Шли прямо на подлодку. Нет, она не успевала скрыться!

И не было больше ничего на свете — только мы и они, наш катер и подлодка. Враг. Застигнутый убийца. Передавая обойму, я на секунду увидел: рубка не накренилась вперед, погружалась. Там мелькнули какие-то красные пятна.

Мы сближались.

— Дробь! — с досадой крикнул Кравченко.

А!.. Больше нельзя было стрелять. Исчезал уже край рубки. Косо, в пене. Нельзя было опустить ствол орудия так низко. Вскинулся на волне, все заслонил нос катера. Последнее, что я увидел. — антенные стойки над рубкой подлодки. Рубка уже скрылась, а они культяпками торчали из воды прямо перед нами, мы почти доставали их.

«Охотник» рванулся вправо.

Моторы взвыли на предельных оборотах, но ход почему-то резко замедлился. С кормы донеслись крики.

«Уйдет!» — подумал я.

Ускользнула бы. Но тут из тумана выскочил другой наш катер. И почти сразу исчез, оставив на том месте, где развернулся, гладкую воду. Под ней — в глубине — еще клубилась, просвечивала пена, взбитая его винтами, а в тумане уже грохнул тугой утробный взрыв. Потом еще один, третий, четвертый… Глубинные бомбы!

Наш катер описывал широкий круг.

— Положи обойму.

Она была у меня в руках с той минуты, когда прекратили огонь. Еще холодила руки.

Я положил, опять начинал чувствовать качание палубы под ногами, опять возвращаясь к тому, что не успел додумать, — только ощутил как острую, щемящую радость: ведь если бой, значит мы почти дома…

— Человек за бортом!

Кравченко толкнул меня:

— Где? Не видишь?

— Нет…

— Два человека за бортом! — крикнул сигнальщик.

— Вон они!..

С левого борта в темной воде болтались два ярко-красных капковых бушлата. По воде летучими клочьями скользил туман. Как поземка… Бушлаты яркими поплавками ныряли метрах в десяти один от другого.

Мы медленно приближались к ним.

Уже можно было различить головы: одну светловолосую, не покрытую, другую — серую.

— Да это же с подлодки, — заорал я, вдруг сообразив. — Фашисты! Сам видел, точно!

— Что ты кричишь? — сказал Кравченко. — Иди туда, может, понадобишься.

Светловолосый был ближе — ему первому бросили круг.

Боцман бросал.

Линь мелькнул в воздухе и пропал в волнах, а следом — совсем недалеко от светловолосого — плюхнулся круг. Немец забарахтался, мелькнуло и исчезло его потерянное лицо — поднырнул под круг, продел руки.

— Знает! — буркнул Пустошный. — Надраивай…

Стали подтаскивать. Линь натянулся — надраился.

С него сыпались капли.

Руки немца, продетые в круг, повисли, волосы мочалила вода.

— Гошин, бросай второму! — крикнул боцман.

Первого подтащили к борту. К тому месту, где я когда-то стоял вахтенным у трапа. Тут между двумя леерными стойками вместо натянутых лееров — цепочка. Ее снимают, когда нужно перекинуть на берег сходню. Сейчас тоже сняли.

— Вытаскивай. Хватайся живей…

Мы нагнулись, потащили — кто за ворот, кто за рукава капкового бушлата. Голова светловолосого болталась. Мертвые губы задели мне по руке, я вздрогнул.

Второй плавал метрах в двадцати — держался за круг. Лицо было повернуто в нашу сторону.

Первого вытащили на палубу.

— Вот это акула! — процедил я.

— Нахлебался. Волоки сюда… Кранец! Под спину ему.

— Как, боцман? — окликнул с мостика командир.

— Откачаем…

Пустошный нагнулся над немцем.

Командир вышел из рубки.

Я оглянулся — второго вытаскивали на палубу. Там помощь не требовалась. Сам встал, шагнул от борта и медленно поднял руки вверх. Фашист… Он был высок, похож на лыжника в красном бушлате и серой шерстяной шапке, натянутой на голову. Мокрое лицо сморщилось — вот-вот чихнет или заплачет.

Я посмотрел на его поднятые руки — и вдруг увидел, как в правой блеснул широкий нож.

Боцман закончил возиться с первым пленным и поднимался с колен. Гошин только что был рядом, а теперь шагнул, опуская на палубу спасательный круг, а я стоял между немцем и Пустошным чуть в стороне. И когда увидел нож, сразу понял, что его еще никто, кроме меня не заметил, что боцман не успеет обернуться, а нож нацелен ему в спину.

(Окончание следует)

АКАДЕМИК А. Е. ФЕРСМАН ОДНО ЦЕЛОЕ

Выдающийся советский минералог и геохимик академик Александр Евгеньевич Ферсман (1883–1945) широко известен как автор прекрасных научно-популярных книг «Занимательная минералогия», «Занимательная геохимия» и других.

Публикуемый впервые рассказ «Одно целое» предназначался автором для второго тома его книги «Воспоминания о камне».

Нас было несколько человек из разных городов, людей разных специальностей, разных психологий, разных интересов и настроений. Одно нас объединяло — мы все должны были провести целый месяц в санатории, в окна которого сквозь дымку утреннего тумана, при розовом освещении заходящего солнца и в яркий солнечный день смотрелся голыми острыми вершинами гордый Бештау.

Однажды вечером после грозы, очистившей воздух, мы собрались на балконе санатория, разместились в удобных плетеных креслах и шезлонгах и все без исключения как-то особенно остро поддались очарованию осеннего заката, игравшего тысячами розово-бурых красок по, казалось, наступившим на нас склонам Бештау, омытого южной грозой.

— Не знаю, поймете ли вы меня, — прервал молчание молодой литератор, — поймете ли вы, что переживает поэт, когда им овладевают эти грустные краски осеннего вечера? Ведь именно здесь рождались почти неземные созвучья лермонтовских стихов, здесь выковывались мрачные формулы жизни «героев прошлого времени», здесь рождались байроновские порывы самопожертвования, героической борьбы за безнадежное, мировой скорби перед наступающей смертью.

Сейчас здесь в дни борьбы за утро новой эры рождаются другие порывы. Эти желтые краски смерти природы, тихие звуки затухающего дня — все это и теперь будит к борьбе, но уже не той, ради которой бросается одинокий борец на верную и бесполезную, хотя бы и славную смерть, а к борьбе за светлое утро, за весну, полную благоухания и ярких красок, борьбу против вечера и смерти. Посмотрите на эти желтые и красные блики листвы бука и дуба, на выжженные южным солнцем альпийские зеленые луга, посмотрите на эти осыпи, покрытые черно-серыми лишаями и мхами. Для меня они стимул к борьбе духа и воли, борьбе против природы за ее светлое рождение завтра…

— Я вас совершенно не понимаю, — сказал другой собеседник, старый историк. — Я вижу совершенно другую картину — могучую фигуру Петра, ищущего серу для пороха своих пушек и минеральную воду для своей страны. В источниках сказочного Карлсбада он научился ценить целебную воду и отдал приказ своему лейб-медикусу Шоберу во время Персидского похода посмотреть, что это за кислые и серные воды, о которых говорится еще в старых летописях XVI века.

…Зорко охраняли гордые кавказские народы свои богатства. Лейб-медикуса Шобера не пустили к горам Бештау, но прошло около пятидесяти лет и с конвоем казаков сюда приехал первый исследователь академик Гильденштедт, а затем и Паллас. Началась организация курортов. Из Ростова через богатейшую кубанскую житницу была проложена первая почтовая дорога. Она шла вот здесь, под нами, через станицу Железную, и, огибая с севера и юга зеленые склоны Бештау, заканчивалась на берегах реки Подкумье в Горячеводске (ныне Пятигорске).