Владимир Сысоев - Анна Керн: Жизнь во имя любви

• Название: Анна Керн: Жизнь во имя любви
• Автор: Владимир Сысоев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978–5–235–03153–1

Пушкин называл Анну Петровну Керн «гением чистой красоты» и «вавилонской блудницей». Её обаяние, ум и душевные качества нашли многочисленных почитателей, от великого поэта до императора Александра I. Первый раз она вышла замуж в 17 лет по воле отца за 52–летнего генерала; второй супруг был моложе её на 20 лет и являлся её близким родственником – даже в наше время такой союз сочли бы экстравагантным. Ей пришлось пройти через унижения, осуждение родных и нищету. На основании воспоминаний, переписки и других документов, часть из которых используется впервые, автор повествует о судьбе героини, развеивает мифы, сложившиеся вокруг её имени, и высказывает интересные предположения о некоторых эпизодах жизни этой незаурядной женщины.

---

18 февраля 1831 года женился Пушкин, а через полгода, 8 июля 1831 года, Евпраксия вышла замуж за барона Бориса Александровича Вревского – товарища Льва Сергеевича Пушкина по Благородному пансиону при Главном педагогическом институте, своего тригорского соседа, владельца имения Голубово. Брак этот оказался неожиданно счастливым. Супруги поселились в Голубове, где Евпрак–сия Николаевна принялась за «труды материнские», родив 11 детей.

Пушкин увиделся с Евпраксией Николаевной, уже баронессой Вревской, в начале 1835 года, когда она, будучи в очередной раз беременной, вместе с матерью и сестрой приехала в Петербург и остановилась у его родителей.

Осень 1835 года Пушкин провёл на Псковщине. По приглашению барона Б. А. Вревского он несколько раз бывал в Голубове, виделся с Евпраксией Николаевной и, по преданию, принял самое непосредственное участие в устройстве голубовского парка – помогал рыть пруд, рассаживал деревья и цветы. Пушкин относился к Борису Вревскому с явной симпатией, искренним дружеским расположением и с удовольствием гостил в имении супругов. Барон был достаточно умён и тактичен, чтобы не ревновать жену к поэту.

В 1836 году, побывав в Голубове после похорон матери, Пушкин писал поэту Н. Языкову: «Поклон Вам от холмов Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Со–роти, от Евпраксии Николаевны, некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в пятый раз уже брюхатой…»

Е. Н. Вревская в очередной раз приехала в Петербург 16 января 1837 года, за десять дней до роковой дуэли. Она остановилась в доме своего деверя Степана Александровича Вревского на Васильевском острове. Пушкин навестил её сразу же, как только узнал о приезде.

25 января, за два дня до поединка, Пушкин написал письмо приёмному отцу Дантеса, барону Геккерну, и, сдав его на городскую почту, отправился на Васильевский остров к Вревской. Здесь состоялся его откровенный разговор с Евпраксией Николаевной, во время которого поэт рассказал ей о своей семейной драме и намерении стреляться. Евпраксия Николаевна пыталась напомнить Пушкину о детях, на что он ответил, что надеется на обещание императора позаботиться о них. Вернувшись в Тригорское уже после дуэли, она поделилась услышанным с матерью, и Прасковья Александровна позже писала А. И. Тургеневу: «Я почти рада, что вы не слыхали того, что говорил он перед роковым днём моей Евпраксии, которую он любил, как нежной брат, и открыл ей своё сердце. – Моё замирает при воспоминании всего услышанного. – Она знала, что он будет стреляться! И не умела его от того отвлечь!»

26 января, накануне дуэли, Пушкин вышел из дома в шесть часов вечера и, вероятно пожалев о том, что рассказал Евпраксии Николаевне, направился к Вревским и взял с неё слово никому не говорить об услышанном, которое она сдержала.

Известно, что и Наталья Николаевна Гончарова знала – а может, просто догадывалась – о их былой любви, и ревновала мужа к Евпраксии Вульф.

Дочь Евпраксии Николаевны по воле матери сожгла всю переписку сестёр Вульф с Пушкиным.

Имя Евпраксии Вульф в 1829 году было включено поэтом в так называемый донжуанский список, в первую его часть, рядом с именами женщин, которых он любил искренно и глубоко. Ей посвящены следующие стихотворения Пушкина: «Если жизнь тебя обманет…» (1825), «К Зине» («Вот, Зина, вам совет; играйте…», 1826), строки в пятой главе романа «Евгений Онегин».

Старший сын П. А. Осиповой Алексей Николаевич Вульф в 1822—1826 годах обучался в Дерптском университете, где познакомился и подружился с поэтом Н. М. Языковым. В 1824 году, приехав на каникулы в Тригорское и оказавшись в обществе своих молоденьких сестёр, увлечённых соседом–поэтом, он познакомился и сблизился с Пушкиным. Несомненно, юный студент сразу попал под влияние уже достаточно опытного в сердечных делах поэта. В нём Алексей увидел блестящего представителя эпохи, для которой признаком хорошего тона считалось «только нравиться, занимать женщин, а не более: страсти отнимают только время». Тёплыми летними вечерами Пушкин преподавал Вульфу науку обольщения. Тот оказался достойным учеником: на своём уровне, в основном в ближайшем родственном и дружеском окружении, он блестяще применял полученные от Пушкина приёмы и имел полный успех, в первую очередь – у своей кузины Анны Керн. Вульф разнился с Пушкиным только в одном: если у поэта расчётливый и тонкий разврат будил поэтическое вдохновение, то для его молодого ученика был просто самоцелью.

В декабре 1824 года Пушкин поделился с Алексеем Вуль–фом тайным намерением бежать за границу. Вульф предложил свою помощь – вывезти поэта под видом собственного слуги. По разным причинам план этот сорвался, но сам факт посвящения в него говорит о полном доверии Пушкина к сыну Прасковьи Александровны.

После окончания университета Алексей Вульф приехал в Петербург, где снова сблизился с Анной Керн, одновременно «не платонически» развращая её сестру Лизу и жену Антона Дельвига Софью. Анна Петровна, безусловно, знала обо всех романах Вульфа и не скрывала от него своих, что совершенно не мешало их взаимным наслаждениям. «Они не были в претензии друг к другу, – отмечал историк и литературовед П. Е. Щёголев, – в их отношениях поистине царила какая–то домашность, родственность. Вульф навсегда остался благодарен Анне Петровне за её любовь». 18 августа 1831 года Алексей Николаевич оставил в своём дневнике запись, касающуюся его кузины: «…никого я не любил и, вероятно, не буду так любить, как её».

Некоторое время А. Н. Вульф служил чиновником Департамента разных податей и сборов, а в 1829 году поступил унтер–офицером в гусарский полк принца Оранского, участвовал в Русско–турецкой войне 1828—1829 годов и подавлении Польского восстания 1830—1831 годов.

Большой знаток женской души, Вульф один из немногих понял, что смыслом всей жизни Анны Петровны была любовь.

Однако вернёмся к приезду Анны Керн в Тригорское.

Все эпизоды встречи Пушкина и Анны Керн в Тригор–ском и дальнейшего их общения неоднократно излагались и в прозе, и в стихах и комментировались как самими её непосредственными участниками, так и биографами поэта, и его коллегами по поэтическому цеху, и писателями–беллетристами. Мы же будем цитировать только первоисточники.

«Восхищённая Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, – вспоминала Анна Петровна, – и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тётки моей, в Тригорском… Мы сидели за обедом и смеялись над привычкой одного г–на Рокотова{28}, повторяющего беспрестанно: «Pardonnez ma franchise» и «Je tiens beaucoup a' votre opinion» (« Простите за откровенность» и «Я весьма дорожу вашим мнением»). Как вдруг вошёл Пушкин с большой толстой палкой в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол; он обедал у себя гораздо раньше и ел очень мало. Приходил он всегда с большими дворовыми собаками chien–loop. Тётушка, подле которой я сидела, мне его представила; он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движениях. Я то же не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг сблизиться: он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, – и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту… Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что–нибудь приятное волновало его… Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротой и увлекательностью его речи… »

Чем можно объяснить такое поведение Пушкина? Вероятно, перед ним в Тригорском предстала женщина, в реальности далеко не соответствовавшая тому образу, который начал складываться в его воображении после встречи у Олениных, а затем окончательно сформировался в результате довольно игривой переписки с Родзянко. Несмотря на то, что она была в расцвете своей блистательной красоты и женственности, сама это прекрасно понимала и пользовалась этим, кружа голову и соседу–помещику Рокотову, и Алексею Вульфу, и Пушкину, в её глазах часто отражалась какая–то тайная грусть, а в манере держаться ощущалась постоянно смущавшая Пушкина девическая застенчивость.

К Пушкину в Михайловское приехали гости – племянник директора Царскосельского лицея Е. А. Энгельгардта гусарский офицер Александр Петрович Распопов, с которым поэт был знаком ещё с лицейских времён, его сослуживец С. О. Юрьевич со своим дядей И. С. Деспот–Зеновичем. На следующий день Пушкин пригласил их прогуляться в Тригорское. «До позднего вечера мы провели очень приятно время, – вспоминал Распопов, – а в день нашего отъезда (гости пробыли в Михайловском четыре дня. – В. С.) были на раннем обеде; милая хозяйка нас обворожила приветливым приёмом, а прекрасный букет дам и девиц одушевлял общество. Александр Сергеевич особенно был внимателен к племяннице Осиповой, А. П. Керн, которой посвятил «Я помню чудное мгновенье»»[14] .