Александр Покровский - Сквозь переборки

• Название: Сквозь переборки
• Автор: Александр Покровский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-87135-214-4

Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.

Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?

В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.

По его книгам снимаются фильмы и телесериалы. Тиражи его книг впечатляют. Без его острого пера невозможно представить русскую литературу.

---

Александр Покровский Сквозь переборки

Он шел по коридору. Это был узкий, темный, длинный коридор с множеством поворотов и ответвлений. Ему навстречу попадались люди. Они сидели, стояли, лежали в проходах. Он их обходил, огибал. Чем дальше он продвигался, тем теснее сужались проходы, становилось душно и пахло чем-то вязким, липким.

Это была кровь. Это был запах крови. Как же он раньше не догадывался? Пахло кровью, сердце стучало в висках.

Кто-то его о чем-то спрашивал, он отвечал невпопад. Мысли путались. Он знал только одно: он должен идти вперед.

Это был госпиталь. Наверное, это был госпиталь. Он все время входил куда-то, открывал какие-то двери. Из-за одной двери на него обрушился поток воды, его сбило с ног, а потом рядом с ним шлепнулся человек. Он был мертв. У него были розовые волосы.

Он встал и побежал. По дороге попался лифт. От волнения он еле нашел какую-то кнопку.

Лифт привез и остановился. Когда двери открылись, он вышел в помещение. Там было тускло. Свет шел сверху. В помещении не было дверей. Он ощупал все стены – нет дверей. И дверь лифта пропала.

Нет, нет, нет, она не могла пропасть. Она только что была рядом. Пока он ощупывал стены, ему показалось, что помещение медленно сжимается. Сначала незаметно – миллиметр за миллиметром, а потом все быстрей и быстрей.

Он закричал, но крика не получилось. Рот его раскрывался и беззвучно закрывался, а потом его кто-то схватил за руку, ощупал грудь…

– Тащ-ка!

– А?!!

– Тащ-ка! Пора вставать!

Господи, это был сон. Он зажег свет – прикроватная лампочка над головой. Вахтенный его разбудил. Пора на вахту.

– Да, да, уже встаю.

Он лежал на своем обычном месте – второй ярус в четырехместной каюте. Подволок прямо над головой и койка вмурована в стену – со всех сторон потолок и стены, словно лежишь в ящике.

Но почему словно? Ящик и есть. Каюта на подводной лодке. Где я?

Ты только что сказал: на подводной лодке. Семидесятые сутки похода. Автономка. Автономное плавание. Автономное плавание одинокой подводной лодки в океане на глубине сто метров.

А под нами – пять тысяч метров. Черт, надо вставать. До заступления на вахту еще целый час. Так что успеем привести себя в чувство.

В умывальнике он подставил лицо струям холодной воды. Никак не прийти в себя. «Где я?» Хороший вопрос. Хорошо, что не «Кто я?». Надо сходить к доктору за таблеткой.

– Док! – он ввалился в амбулаторию. – Женя! Дай таблетку.

Доктор Женя. Женька хороший врач. Настоящий. Сейчас он что-нибудь придумает.

Женя сидел за столом и писал. Он оторвался от своей писанины.

– Опять голова болит?

– Черт ее знает. Ватная какая-то, сердце колотится, а пот просто градом льет. Снилась какая-то чушь.

– Садись, давление померим.

Когда док оборачивал ему руку, ему вдруг показалось, что трубки в руках дока извиваются, как живые змеи. Он на них глядел как зачарованный. Трубки пошевелились и улеглись, успокоились, а он все никак не мог оторвать от них взгляд.

– Нормально! – сказал Женя через некоторое время.

– Что?

– Нормально.

– Что нормально?

– Давление, конечно.

– Ах да. Сколько?

– Сто двадцать пять на восемьдесят пять.

– Это нормально?

– Нормально. Нижнее немножко повышено, а так– ничего.

– А пульс?

– Пульс? Замерим и пульс.

Женя взял его за запястье и уставился в секундомер.

– Шестьдесят шесть твой пульс.

– Только что колотилось так, что я думал, выпрыгнет из груди.

– Всякое бывает, – вяло улыбнулся Женя.

– Ты считаешь, что я вру?

– Почему? Бывает. Ну приснилось что-то.

– Не что-то. Я все помню: коридор, люди, двери и этот, с розовыми волосами.

– Ну и что?

– Женя, это мне каждый день снится. Всегда одно и то же, и ты говоришь, что все нормально?

– Ну что тебе снится каждый день?

– Всегда один и тот же сон!

– Ну и сколько он тебе снится? Не семьдесят же суток подряд?

– Не семьдесят.

– Ну вот видишь.

– Что «видишь»?

– Будет сниться семьдесят суток, вот тогда и будем искать причину Ну приснилось пару раз.

– Не пару.

– Пустырника попьешь?

И тут его осенило:

– Женя! Ты мне не веришь?

– Ну почему?

– Я же тебе говорю: мне снится.

– А я тебе говорю: выпей пустырника.

От Женьки он ушел, проглотив эту гадость.

Заступив на вахту, он налил себе чай, чтоб запить эту дрянь, и упал в кресло. Фу! Глаза закрылись сами, и он сейчас же ощутил, что руки его увеличиваются, растут, а пальцы раздуваются, заполняют все пространство поста.

Он проснулся за мгновения до доклада в центральный пост: «Замечаний нет!» – встал и подошел к зеркалу.

В зеркале он увидел не себя. Там был глаз. Огромный. На все зеркало. Немигающий такой. А потом глаз отодвинулся. Вглубь. И стало видно старика. Там стоял старик. Иссушенное лицо, под глазами мешки. Он протянул руку к зеркалу старик потянулся навстречу Он только на мгновение задумался: касаться зеркала или нет, а потом коснулся.

Он не ощутил твердой поверхности. Это было так, как будто ты опускаешь руку в воду: рука вошла бесшумно – ни холода ни тепла. Глаза вылезли из орбит, волосы вздыбились, пот заструился по вискам.

Рука вошла в зеркало уже очень глубоко. «Так! Главное не пугаться, – почему-то сказал он сам себе, – и тогда мы медленно выйдем из него. Испугаешься, и оно затвердеет. Осторожно вынимаем руку», – и он вынул руку.

Поверхность зеркала разгладилась – совсем как вода. Теперь там было его отражение.

Он отступил, медленно сел в кресло.

Ну и что это было? И вообще, было ли это? А может, это ему все привиделось? Конечно привиделось! Конечно!

Он вскочил, подошел к зеркалу и приложил к нему руку – зеркало было твердое и холодное.

Привиделось! Конечно! Фу!

Чушь. Этого не бывает. Не может быть. Он в своем уме, в уме, все хорошо. Он рассмеялся. Смех получился деревянным, но это был смех. Он давно не смеялся.

И тотчас же наступило расслабление, он добрался до кресла, тело растеклось по нему, глаза закрылись, под веками забегали солнечные зайчики, потом стало темно и сыро. Он вглядывался в темноту пытаясь разглядеть в ней хоть что-нибудь, потом он увидел человека. Тот сидел напротив. Он был странно одет. В какие-то одежды, что ли. Старинные. И еще этот человек говорил. Голос был слабым, ничего не слышно, но тут звук его усилился. Человек говорил на непонятном языке, но через какое-то время он вдруг осознал, что понимает его речь.

– Бог дает нам эту землю. Мой народ будет владеть ею по праву. Всем будет править закон. Закон будет править миром. И его миру даст мой народ – мен гу!

– Да, великий хан!

Последнюю фразу произнес он. На том же самом языке.

Он не успел удивиться, потому что тут же попал в бой. Летели кони, стрелы, копья, сшибались, падали, сцепившись, люди – шла резня. Дикая резня. И он был в самой ее гуще. Зрение его будто бы раздвинулось, время текло медленно. Он успевал увидеть все, все, что делается перед ним, сбоку и за спиной. Он уворачивался от ударов и наносил их сам.

А потом ему нанесли удар наискось, через все тело, с правого плеча и до пояса. Рассекли.

И он упал.

В этот момент он очнулся. Болело плечо и все тело. Правая рука висела плетью. Он со стоном дотащился до зеркала, там он стянул с себя курточку и уставился в свое отражение.

От правого плеча наискось до пояса шел безобразный шрам.

– Женя, что это?

Он немедленно был у Женьки.

– Что произошло? – спрашивал Женя. – Где ты так? Ударился?

– Я у тебя спрашиваю, что это, а ты у меня? Я не знаю, где это! Не знаю! А если бы и знал, то ты мне все равно не поверил бы! Ты же мне не веришь?

– Погоди! Не ори! Дай пощупать!

– А-а-а!!! Больно же!

Женя отдернул руку.

– Нож? Ты сам себя порезал?

– Я? Сам себя? Я что, похож не сумасшедшего?

– Подожди, но рана-то старая! Шрам же совсем старый!

– А болит!

– Сильно?

– Так, что я сейчас сдохну! Дышать трудно! Я стоять не могу!

Он свалился на стул. Женя смотрел на него во все глаза. Он сидел, сморщившись.

– Ну что ты на меня смотришь так? Мне даже говорить тяжело.

– Погоди, сейчас обезболим.

Женя сделал укол. Что он вколол, неизвестно, но боль утихла, стало даже смешно. Он рассмеялся. А потом он начал говорить, но как-то глупо. Глупость какую-то. И язык заплетался:

– Великий хан сказал, что мы пойдем через степь, и весь мир будет нашим, потому что мы дадим этому миру закон. Закон будет править миром. Это очень важно. Очень. Миру нужен закон. Этот мир забыл закон. Это очень важно. Все должно быть законно. – Мысль начала путаться. И вдруг он перешел на другой язык. Слова сыпались и сыпались. Он говорил скороговоркой. Женя вслушивался в эту речь. И это было не бессвязное бормотанье. Речь. Вполне осмысленная.

Женя уложил его на кушетку. Он закрыл глаза, но продолжал бубнить. Потом он опять заговорил на русском: