Робин - Проснись, моя любовь

• Название: Проснись, моя любовь
• Автор: Робин
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997

Их разъединяло не только пространство, но и время. Пока она не проснулась в теле его жены. Стиснутая браком, в котором она испытывает недостаток страсти, тридцатидевятилетняя Элейн Метклифф пробуждается однажды утром в другой стране, другом времени и другом теле. Сначала она предполагает, что она должно быть, спит, но когда она пробуждается следующим утром в том же самом месте, она понимает, что случилось что-то ужасное. Она находится в теле Морриган, жены Чарльза Мортимера, лорда Эрлкотта. Элейн боится говорить о своей истинной личности, и, поскольку ее собственный муж измывался и оскорбдял ее, Элейн сопротивляется. Где она? И что случился с ее собственным телом в двадцатом столетии? Элейн может только задаваться вопросом, почему набожная молодая Морриган оставалась девственницей в течение ее первого года брака с Чарльзом. Ей отчаянно нужно время, чтобы найти путь назад к ее собственному телу, но Чарльз настроен пробудить страсть в его молодой невесте. Для Чарльза перемены в Морриган — ничто иное как чудо. Убежденный, что он женат на холодной и фригидной женщине, он восхищен, когда Морриган отвечает на его любовные авансы.

---

Лорд нежно вытер рот Элейн своей салфеткой, коснувшись губ гладким шелком. Под тканью чувствовалось прикосновение шершавых, мозолистых кончиков пальцев.

Он был нежен с Морриган четыре ночи назад? Или обращался с ней как вчера с Элейн, используя язык, зубы и примитивную силу? Лакей забрал их суповые тарелки. В последующей еде все также преобладали яйца. Лорд лично ухаживал за женой, накладывая из бесчисленных тарелок и чаш, которые приносил слуга, по нескольку ложек каждого блюда ей на тарелку. Элейн съела все, что стояло перед ней, осторожно манипулируя вилкой в левой руке. Она боялась принять, боялась отказать, практически оцепенев от понимания, что он знал, что что-то было не так, — от понимания, что она провалила этот экзамен еще до того, как подняла ту треклятую столовую ложку.

Лорд кинул свою салфетку на стол.

— Джейми, принеси портвейн. Не надо уходить, Морриган. Уверяю, я могу прекрасно выпить как с вами, так и без вас. Итак, что вы думаете о вашем особом питании?

Слуга унес блюда Элейн. Ее мысли поспешно громоздились одна на другую в поисках ответов.

Морриган оставила бы лорда со своим портвейном? Он часто выпивал после обеда? Как он не запьянел после всего вина, что поглотил за обедом?

Боже! Морриган была левшой. Как теперь следовало вести себя Элейн?

Она стала рассматривать живопись на стене напротив. Группа охотников в красных пальто, скачущих на лошадях, окружила охваченную паникой лису.

Чего еще Элейн до сих пор не знала о Морриган?

— Морриган, вы помните, я говорил, что не желаю видеть ваше скверное настроение, да или нет?

Элейн оторвала взгляд от пойманного в ловушку животного. Глаза лорда вновь превратились в синие осколки.

Она кивнула.

— Итак, вы довольны своей особой едой?

Вспыхнувший гнев, сопровождаемый отчаяньем, быстро угас. Та записка. Черт его побери. Чего он хотел?

Она коротко кивнула, дважды.

— И вы сейчас чувствуете себя более предрасположенной к зачатию?

Не было нужды колебаться в этом вопросе. Элейн энергично замотала головой.

Веселость вновь вернулась на лицо лорда. Он откинулся назад, позволяя лакею забрать свои блюда.

— Тогда, возможно, мы должны совершить паломничество к Сернскому исполину [13]. Как я понимаю, для женщин очень полезно спать в пределах границы члена гиганта. А он действительно огромен. У него только член длиной в восемнадцать футов. К большому стыду смертного человека.

Лакей наполнил бокал темно-красным вином. Лорд махнул левой рукой в сторону хрустального графина. Слуга поставил портвейн на стол и отступил. Где-то позади Элейн мягко открылась и закрылась дверь.

Лорд пригубил вино, глядя на Элейн поверх края бокала. Он сделал большой глоток, прежде чем поставить бокал.

— Могу вас уверить, что сделаю все возможное и со своими обычными смертными размерами. — Он поигрывал ножкой фужера. — Местные жители на Белтейн [14] все еще танцуют вокруг майского дерева, установленного на сердце гиганта. Или, возможно, не на сердце. Ну, так как, вы хотели бы поскакать на майском дереве, моя дорогая? Приватно, разумеется.

Элейн уставилась на свой кубок с водой. Отражаемое пламя танцевало в хрустале.

Лорд выпил стакан воды после бокала портвейна. Его глаза оставались прикованными к Элейн, словно она была самой увлекательной вещью, которую он когда-либо видел. Или была неизвестного вида насекомым.

Мочевой пузырь Элейн увеличился до точки разрыва. В конце концов, даже сильная воля в безвыходном положении не сможет сдержать позывов природы. Элейн поднялась со всем достоинством, насколько позволяла искалеченная нога, и двинулась к двери.

Со стороны стола раздался оглушительный грохот, упал стул. Элейн сделала рывок к двери. Ее схватили за левое плечо и повернули вокруг.

Она споткнулась. Правой рукой лорд подхватил предательское тело Морриган, затем твердо положил обе руки ей на плечи.

Его плоть излучала горячую, живительную мощь.

Он тщательно и напряженно изучал ее.

— Хэтти приходила ко мне сегодня. Она сказала, что вы делали скверные вещи, когда лежали одна в кровати. Говорит, что вы «играли» сами с собой. Сказала, что вы грешили против Бога и человека. Против меня. Это правда, Морриган? — Большие пальцы обхватили ее шею. — Вам больше нравятся свои собственные прикосновения, чем ласки мужчины? Чем мои? Я мог бы дать так много, если бы вы только…

Элейн умерла тысячу раз, смотря в эти синие глаза. Было плохо оттого, что Хэтти издевалась над ней, но сказать ему подобную вещь! Не имело значения, что опрос, который она слышала по радио, уверял, что 99 % людей в мире делали это, а оставшийся 1 % — лгал, что не делал. Не важно, что, насколько она знала, Морриган не делала это в отличие от самой Элейн, но, будучи в чужом теле, она не касалась себя там. Не имело значения, что выражения его лица не было осуждающим. Хуже. Он смотрел на нее с жалостью, словно знал — то, что она делала раньше со своим телом, было жалким подобием. Как будто отвергая его, она невежественно, по-детски отвергала себя.

Элейн хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось кричать от досады. Вместо этого она уставилась на него широко открытыми немигающими глазами, скрывая смущение, дрожа от слабости, которую чувствовала даже сквозь замешательство: плотно стиснув зубы, застыв на месте, словно холодный мрамор, как статуя возле лестницы. Да, именно так: она хотела бы превратиться в бездушное изваяние, в ничего не чувствующую, ни о чем не думающую статую.

Элейн обдало потоком холодного воздуха. Освещенный свечами стол поплыл перед глазами, что было бы тревожным знаком, если б хватило времени разобраться во множестве беспорядочных ощущений. Она ударилась спиной о дверь, с силой выдыхая воздух из легких. Левая нога подкосилась. Элейн схватилась за дверную ручку, ноги стали, словно желе или сырое яйцо, которое она съела для увеличения плодовитости.

— Уйдите отсюда! Просто уйдите!

Элейн вышла. Она прислонилась спиной с противоположной стороны двери, укрывшись от слуг и гнева лорда. Она чувствовала себя, как будто пробежала милю, как будто спрыгнула с горы. Как будто стала единоличной владелицей контрольных пакетов акций Хьюлетт-Паккард, ИБМ и всех других воротил компьютерного мира.

Как будто она потеряла что-то невероятно драгоценное.

Стакан ударился о дерево с такой силой, что дверь задребезжала. Элейн чувствовала каждый осколок, каждую каплю жидкости. Что-то прохладное и влажное скатилось вниз по ее щеке. Она вытерла слезу тыльной стороной руки.

Сумасшедшая. Она крайне, крайне безумна.

Как этот мир.

Как этот лорд.

Постепенно до Элейн дошло, что, кроме нее и лорда с другой стороны двери, здесь есть кто-то еще. Краем глаза она заметила лакея в черно-бело-красной ливрее, который неподвижно замер у двустворчатых дверей. Это был все тот же слуга, который привел ее сюда, и, без сомнения, тот самый, кто помог ей забраться по лестнице предыдущей ночью.

И сейчас он был очевидцем.

Она распрямила плечи и двинулась к лестнице.

Как будто это вообще имело какое-либо значение.

Чарльз уставился на забрызганную вином дверь, потом перевел взгляд на свою пустую руку, на осколки бокала, искрящиеся на деревянном полу в растекающейся красной луже, затем снова на свою пустую руку. Равномерная струйка портвейна, стекающего с двери, — капля за каплей настойчиво добавлялись к лужице впустую растраченного вина.

Он сходит с ума. Настоящий сумасшедший, подумал он, блуждая взглядом по двери. Поток вина разделился: тоненькая струйка скатывалась медленно вниз по красивым прожилкам дерева, в то время как основной поток устремился вперед, чтобы присоединиться к растущей лужице. Проклятое золотое кольцо на протяжении всего ужина светило обещанием каждый раз, когда она поднимала свою вилку или кубок с водой. Напрасные, пустые обещания.

Всю ночь он пытался вызвать отклик у своей жены, найти намек на страсть, что обещало ее обнаженное тело. Но все напрасно. Ее глаза, смотрящие в его, были холодными, безжизненными, как растекшийся по полу портвейн.

Этот сочившийся поток мог бы быть ее кровью. На какое-то мгновения ему захотелось, чтоб это было так. Он хотел, чтобы дверь была ее головой. Он хотел заставить ее быть той женщиной, в которой он нуждался.

О Господи. Он не должен был приходить. Ему следует уйти на этот раз. Уйти, прежде чем он уничтожит их обоих.

Игнорируя хруст стекла под ногами, Чарльз широко распахнул дверь столовой.

— Прикажи груму седлать мою лошадь, Джон.

— Хорошо, милорд. — Лакей поклонился, старательно пряча эмоции на лице, хотя лорд не обернулся, чтобы оценить усилия. Барон оставил за собой красные следы на мраморном полу, необычайно плотные для портвейна. Пожимая плечами, Джон выпрямился. Не его это дело, что хозяин уничтожил дорогостоящую вещь, пусть даже и принадлежавшую ему. И уж конечно, не его делом было высушивать глупые слезы впавших в детство баронесс.