Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца

• Название: Пираты Короля-Солнца
• Автор: Марина Алексеева
• Жанр: Исторические приключения

Роман представляет собой свободную версию продолжения "Виконта де Бражелона" великого Ал. Дюма. Главные герои-Рауль, Атос, Д'Артаньян, Бофор, Гримо, Луиза, герцогиня де Шеврез, Людовик XIV и другие из знаменитой мушкетерской эпопеи. Но еще это книга о том, что надо верить в мечту, и в самые отчаянные, черные дни можно встретить верных друзей и большую любовь.

---

— Ландыши? — спросил виконт.

— Ландыши, — прошептала я, оробев, — А вам не нравятся ландыши, сударь?

— Обожаю ландыши, — ответил он, — Прелестные цветы. Колокольчики ангелочков.

Вот так начинался ужин, и никаких гадостей мы сначала не говорили. Гугенот разговаривал с капитаном о книгах, они занялись скучнющим профессиональным разговором, виконт черкнул что-то на салфетке, завернул в нее несколько золотых монет и передал салфетку соседу, кивнув в сторону барона де Невиля. Записка переходила из рук в руки и благополучно добралась до барона. Тот прочел ее, улыбнулся, сунул в кошелек золотые и энергично закивал головой, соглашаясь с пиратским атаманом, хотя я не знала об их заговоре — планируемой гулянке. И тут я сделала глупый ход. Я вспомнила свой сон, интонации в голосе виконта, которые напомнили ваш голос, Шевалье, и решила намекнуть на Китай. Я подумала, что если вы — это он, то намек на Китай он сразу поймет и как-то выдаст себя. А мы уже покончили с бульоном, и перед нами поставили рис с курятиной. К этому блюду мы еще не притронулись, когда я спросила:

— Сударь, рис выращивают в Китае, не правда ли?

И вытаращила глаза. А смотрела прямо в зрачки, но виконт и усом не повел, и глазом не моргнул. Увы, это не вы! Это я тихо схожу с ума! Я чуть было не пошла по ложному следу и заглядываюсь на первого красавчика нашего 'пловучего дворца' , вот я какая дрянь!

— Общеизвестный факт, шевалье де Вандом, — ответил виконт и принялся посыпать рис какой-то приправой, перцем со специями, — Вам передать приправу? — спросил он довольно учтиво и улыбнулся очень даже мило, а не иронически, как обычно.

— Да, — сказала я, — будьте так любезны, сударь.

Сударь передал мне приправу, и я принялась перчить рис, но я была в расстроенных чувствах и думала о грустных вещах, а вовсе не о рисе. От моих грустных мыслей меня отвлек г-н де Бражелон, удержавший мою руку над тарелкой с курятиной. Тут паж на какое-то время уступил место дочери герцога, я вышла из роли. Разве мадемуазель де Бофор позволила бы хватать себя за руку кому бы то ни было, включая папиного адъютанта!

— Что вы себе позволяете, сударь? — зашипела я на виконта.

— Взгляните, — сказал он насмешливо, — Вы способны съесть это, маленький Вандом?

Боже мой! Ужас! Добрая половина перечницы была высыпана в проклятый рис, а я его, кстати, не очень-то и люблю.

— Вот жадный пажик, — сказал кто-то из моряков.

— Поменяемся? — предложил виконт.

— А вы способны съесть это, сударь?

— Почему бы и нет? Я на все способен.

Вы на его месте сказали бы: "Я на все готов ради вас", да, Шевалье? Но, увы! Я пишу о том, как все было, и не могу писать так, как мне хотелось бы, чтобы было. Мы поменялись тарелками, и виконт преспокойно уплел этот ужасный рис и, разумеется, курятину. Мне захотелось как-то отблагодарить своего соседа, и я с самыми добрыми намерениями шепнула ему:

— Старайтесь больше не опаздывать, сударь. По-моему, капитан недоволен.

— Я заметил, — сказал виконт, / вот притворщик!/ — Постараюсь. Я…читал.

Я с самого начала заметила, что мой сосед явился не то чтобы пьяный, но слегка навеселе, и глаза блестят явно не трезвым блеском.

— Ликер или коньяк? — спросила я. Он усмехнулся и ничего не ответил.

А потом я уже не помню, что ело все общество, мясо, салаты, спаржу, но мне хватило курятины! Серж де Фуа уже писал на своей салфетке какие-то стихи. Видимо, салфетки с 'Короной' - эмблемой нашего корабля вошли в моду, и я, вспомнив свои изыскания об иезуитах, написала на своей салфетке маленьким свинцовым карандашом: A.M.D.G. — Ad Majorem Dei Gloriam-К Вящей Славе Бога, — пока обслуживающий персонал убирал посуду и подносили новые блюда. Вот тут и началась наша словесная война. С иезуитов.

— Как? — спросила я, подвинув салфетку.

— Дерьмо, — сказал виконт.

— Иезуиты дерьмо? — я вытаращила глаза.

— А вы восхищаетесь иезуитами?

— Разве вы не знаете, что… — и тут я обрушила на своего собеседника все, что знала об Ордене иезуитов. Мой собеседник слушал меня, склонив голову, смакуя ликер, с видом ленивым, блаженным, отдыхающим, но внимал мне с каким-то снисхождением, словно я вещала ему азбучные истины, что и выяснилось впоследствии — вся информация, обрушенная мною на голову г-на де Бражелона, давно была ему известна. То ли он из учтивости не перебивал меня, но думал он, по всей вероятности, о чем-то своем, нахмурился, поджал губы, и я испугалась — может, он рисом отравился?

— Вам плохо, сударь? — спросила я.

— С чего вы взяли?

— Воды, не угодно ли? Может, вы рисом отравились?

— А! Вот вы о чем! Не бойтесь, дорогой Анри, у меня железный желудок. Вот только сердце, к сожалению, не железное, — заметил виконт, продолжая цедить ликерчик.

— А вы хотели бы иметь железное сердце? — спросила я.

— Еще бы! — сказал виконт и залпом выпил весь свой ликер. Это высказывание г-на де Бражелона еще более утвердило меня в том, что я очень грубо ошиблась, найдя в нем отдаленное сходство с вами, дорогой Шевалье. Вы бы так никогда не сказали! Помнится, вы нежно сжимали мою руку и шептали: 'У вас очень горячая рука, мадемуазель де Бофор". — 'Такая же, как сердце, рыцарь' , -ответила я. Тогда вы вздохнули, — а я опять спросила: 'Разве это плохо?" — "Это прекрасно, мадемуазель де Бофор, но люди с горячими сердцами редко бывают счастливы в эпоху Людовика XIV".

И мы дружно стали ругать наш Семнадцатый Век.

— Но почему, виконт, вы так ненавидите иезуитов? Что они вам сделали? Разве дон Игнасио Лойола не был достойным человеком?

— Все, что вы говорили об основателе 'Общества Иисуса' , шевалье де Вандом, давно всем известно. Да, дон Игнасио был боевым офицером, участвовал во многих сражениях, был тяжело ранен и на всю жизнь остался…э…хромым…

— Игнасио Лойола! — повторила я настойчиво, — Мы говорим о Лойоле.

Мне показалось, виконт опять впадает в задумчивость и начинает уноситься мыслями к своей ХРОМУЛЕ Лавальер. Виконт налил себе ликерчику, и я, осмелев, подставила рюмку, попросив самую малость — донышко закрыть.

— Залечив раны, Лойола обратился на служение богу с тем же фанатизмом, с каким он привык сражаться с врагами. В тридцатилетнем возрасте он надел нищенское рубище и стал монахом-отшельником, он жил в пещере на обрывистом берегу реки и там писал свою первую книгу.

— Вот и молодец!

— Я не вижу смысла в том, чтобы книгу писать именно в пещере и носить нищенское рубище. Что он, не мог заниматься этим у себя дома, черт его подери?

— А может, он был очень бедный, и ему не на что было купить бумагу и одежду?

— Совсем бедный! На мой взгляд, это крайность.

Я тоже считала, что это крайность, но стала спорить из вредности.

— В книге этой, — продолжал виконт, — Иисус Христос был представлен благородным рыцарем, а апостолы выглядели как оруженосцы.

— Разве это плохо? Я почел бы за величайшую честь быть при Иисусе вроде пажа. А вы сами, что, не хотели бы быть его вооруженным Апостолом? Оруженосцем?

— Мне кажется, дону Игнасио изменило чувство меры. Все уже сказали евангелисты. Тут нечего добавить, Вандом.

— Я слышал, что дон Игнасио, не владея латынью, уже взрослым человеком, сел за парту с малыми детьми, потому что для духовной войны латынь ему была необходима.

— Ne puero gladium dederis![26] - пробормотал виконт, — Я не собираюсь нападать на дона Игнасио, мир праху его. Но нынешние иезуиты — неужели вам нравится эта отвратительная публика? Вы только что пили за Генриха IV, а ведь иезуиты устроили на него 19 покушений.

— Что вы говорите? — я так и подскочила, / аббатиса мне таких гадостей не рассказывала / — Быть того не может!

— Девятнадцать раз, — повторил виконт, — Если не больше. И кинжалы и пули. И добились-таки своего, сукины дети.

— Равальяка натравили Кончини и его Элеонора. Не без участия Марии Медичи. Разве вы не знаете?

— Есть много версий. В этом и испанский двор был замешан и те же иезуиты.

— Испанский двор, возможно, но с иезуитами Генрих жил в мире и дружбе. Отец Коттон был его духовником.

— В мире — возможно, но не в дружбе. А вы слышали о таком Жаке Шателе?

— Нет, сударь, впервые слышу от вас это имя.

— Так вот. Для вашего общего развития, милый паж. 27 декабря 1585 года к королю Генриху, принимавшему придворных, подбежал неизвестный и попытался сразить ударом ножа в грудь. Убийца промахнулся — Генрих как раз в эту минуту наклонился, лезвие скользнуло по лицу и выбило королю зуб. Покушавшийся Жан Шатель был орудием иезуитов — отцов Гишера и Гере. Преступника казнили, иезуитов выгнали из Франции. Через восемь лет они вернулись. А зуб Жана Шателя иезуиты берегли как реликвию.

— Вы издеваетесь, виконт, скажите, что это неправда, и вы это выдумали? Это невероятно!