Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Последние романы писателя позволяют по-иному прочесть на­писанное ранее. «Бесы» просветляют идеи «Села Степанчикова...», «Братья Карамазовы» позволяют ярче видеть инквизиторское в «Хозяйке».

Происходило углубление философских проблем, но не было перелома.

Высказанное в 1839 году стремление всю свою жизнь посвя­тить разгадке тайны человека осуществилось. Разгадке этой тайны подчинено было все. 

Роль природы чисто служебная — оттенить настроение и по­ложение человека.

Уплотнение времени обусловлено задачей показать суть, ло­гику человека, а не его историю. Философию, а не социологию человека. А для этого большего промежутка времени и не нуж­но. Больший промежуток необходим для анализа формирования человека. Достоевского же интересует человек сформированный.

Разные жанры, в том числе и разножанровость «Дневника писателя», способствуют раскрытию разными средствами разных сторон человека.

Нереальное по кругу первому как бы задано для решения проблем третьего круга. Нарушение правдоподобия не является нарушением правды.

Повествование от автора или от героя помогает с разных сто­рон проникнуть в глубины человека.

Принцип иронии употреблен как средство разрушения сте­реотипов в понимании человека.

Увеличение числа героев в последних произведениях по сравнению с первыми показывает способность автора увидеть много­образие человеческих типов, что не мешает глубокому проник­новению в каждый из них.

Всевозможные неожиданности, скандалы, «вдруг» как бы подчеркивают алогичность и неисчерпаемость человека.

Хотя часто действие романов Достоевского происходит в сто­лице, но действие главного романа развертывается в провин­циальном городке. Для философского романа не имеет значение место действия.

Все это подчинено раскрытию проблем человека.

Человек ставится Достоевским очень высоко. Не отвергая влия­ния на человека внешнего (социального), не отвергая влияния внутреннего (биологического), Достоевский никогда не рассмат­ривал человека как игрушку в чьих бы то ни было руках. Чело­век — хозяин самого себя. Он не только носитель какой-то со­циальной идеи, но и творец идей, не только плод каких-то отно­шений между людьми, но и субъект этих отношений. Человек сам несет ответственность за свои поступки.

Требования к человеку у Достоевского велики. Но не чрезмерны. Человек должен быть личностью. Жизнь его должна быть идейно насыщена. Человек не всегда обязан ради идеи уходить из жизни, но всегда должен быть готов к этому.

Идейность жизни — это способность самому разбираться в миропорядке и жить не ради «иметь», а ради «быть».

Достоевский не зовет к самоизоляции личности. Личность самоизолируется у него лишь в том смысле, что не дает превра­тить себя в «штифтик» чего-либо. В остальном же цель жить не только и не столько для себя, сколько для других.

Достоевский остро ставит вопрос о смысле человеческого существования. Он решает этот вопрос своеобразно, не всегда со­звучно с теориями, которые у нас принято считать передовыми» но ставит проблему не менее глубоко, чем признанные передо­выми.

Звучит ли человек «гордо» у Достоевского? Нет. Не звучит. Человек современный. Гимнов ему Достоевский не поет. За чта гимны? Человек сложен. В нем есть -«брильянты» и «грязь». Петь ему гимны в этих условиях означало бы поэтизировать и грязь.

У Достоевского человек в борьбе. В борьбе с внешним, а еще больше с внутренним, с самим собою. И будет ли он звучать, гордо, это зависит от него самого. Что он предпочтет в жизни — идейность или безыдейность, личность или безличность, «быть» или «иметь».

Гордо звучит человек как идеал. Ему-то и гимны. А не чело­веку реальному. Пусть идет к идеалу. А Достоевский своей фи­лософией помогает ему, отыскивая в «грязи» «брильянты». Он показал нам много грязи в человеке. Но что делать? Было бы хуже, если бы писатель умолчал об этом или (предел низости) выдал бы «грязь» за «брильянт».

Достоевский не считал свое учение о человеке завершенным, абсолютным. Так считать мог только человек другого масштаба, не понимающий всей сложности проблемы. Недаром в его пос­ледних романах не один учитель жизни, а два. И оба они, осо­бенно в «Братьях Карамазовых», в разной степени, но отражают раздумья автора. Да и для каждого из этих учителей не все ясно.

Они не только в борьбе друг с другом. Но и в борьбе с собою. Внутри каждого из них есть другой. И не случайно Достоевский, дав записи Алеши о поучениях Зосимы, говорит, что в записях не все полно отражено, многое — отрывочно. А кто мешал ав­тору дать полное отражение? Все было в его руках. Да и Иван, изложив легенду, говорит, что это его бестолковая поэма. То есть пытается снизить ее уровень. Это — от проблематичности всего, с человеком связанного. И сбивчивый язык Кириллова кроме все­го прочего говорит о неокончательности идеи.

Достоевский, как и его герои, разгадывает тайну человека. Он, как и они, — в пути. Он в положении Ставрогина, носящего в себе разные идеи. Но он — »не Ставрогин. Он не учит одного одному, другого — другому, противоположному. Писатель честно излагает свое учение со всеми его сомнениями, вариантами. Из­лагает его без претензии на категоричность. Учит так, как и дол­жен учить истинный учитель. Но при всех вариантах одно для Достоевского несомненно — самоценность человека, сложность человека, его личностность и нравственная ответственность.

Достоевского не представляет какой-то один из его героев. Свое мировоззрение писатель выразил через многих положитель­ных и отрицательных героев. Но он его выразил.

Писатель обнаружил в своем творчестве высокий уровень теоретизации, способность мыслить поистине философски.

Глубина проникновения в самую сложную действительность, в человека у Достоевского поразительна, широта охвата проблем человека всеобъемлюща.

Рассматривая философию человека, Достоевский много внимания уделил прагматистской проблеме полезности. Его взгляды ничего общего не имеют с прагматизмом. Но его учение о человеке и силу истинности является и полезным.

Творчество Достоевского показывает, что писатель обладал не только миросозерцанием, проявившемся в событийном, не толь­ко миропониманием, проявившемся в социальном и временном, но и мировоззрением, проявившемся, как в системе, в философ­ском, вечном.

Это мировоззрение и помогло ему создать такие произведе­ния, где есть проблемы всех трех возможных кругов творчества. Три круга показывают, насколько глубоко понимал жизнь этот художник-мыслитель.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Опубликовав произведение, автор теряет на него монопольное право. Хозяином его становится и читатель. Он вправе толковать это произведение так, как подсказывает его видение. Может со­глашаться с автором или спорить с ним, видеть многозначность или однозначность. У читателя лишь одна обязанность — не выда­вать свое толкование за единственно возможное и абсолютно адекватное авторскому.

Я трижды прочел творческое наследие Достоевского. И у ме­ня есть свое представление о художнике. Оно может быть верным, может и не быть.

Я вижу отношение художника к времени. Оно зависит от ху­дожника и от времени. Вариантов тут много. Но ясно, что худож­ник несет большую ответственность как человек, которому много дано (не в смысле власти, а в смысле таланта). Ответственность перед своим временем, временем далеким и временем вечным. Причем всегда он несет как бы двоякую ответственность. Как художник и как гражданин.

Каков в этом плане Достоевский?

Прочтение художественных произведений, «Дневника писате­ля», статей, эпистолярного наследия, черновиков, ознакомление с биографией писателя прежде всего позволяют сделать вывод о том, что у Достоевского не было различия между художником и гражданином. Его художественное творчество гражданственно, а публицистика художественна. Но не только в этом единство ху­дожника и гражданина. Оно в том, что писатель не фальшивил ни в своем творчестве, ни в своей жизни. Жизнь и творчество слиты воедино. Прочно и неразрывно слиты.

Как обладающий мировоззрением человек, Достоевский отра­жал время не так, как отражают его зеркала, а через преломле­ние своей личности. Это его отражение времени, окрашенное его личностью.

Достоевский не ушел в «чистое» искусство, не принял и про­грамму утилитарного. Его искусство впитало в себя все лучшее из «чистого» и утилитарного. Прежде всего оно эстетически обеспе­чено. И, кроме того, оно есть «приговор» явлениям общественной жизни.

Достоевский отразил преимущественно свое время. Он жил те­ми же интересами, теми же заботами, которыми жила Россия тех лет. Конкретика жизни пронизывает все его творчество. И все явления получают его оценку. Подход всюду самостоятельный, ни от кого не зависящий. Зависел только от себя. Эта зависимость только от себя четко выражена в художественных произведениях и в «Дневнике писателя». Что касается статей, то он никогда не писал их для чужих журналов. Печатал лишь в тех журналах, на которые мог оказывать свое непосредственное влияние. Не хотел подлаживаться ни под чье мнение. Мог писать статьи только при свободе для себя, близкой к абсолютной. В редактируемом им, но принадлежащем другому человеку «Гражданине» Достоев­ский уже чувствует себя неуютно.