Роман Глушков - Дрожь земли

• Название: Дрожь земли
• Автор: Роман Глушков
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41423-9

В Пятизонье никому клички просто так не дают. И если уж тебя прозвали Алмазным Мангустом, приходится соответствовать. Бывший вертолетчик Геннадий Хомяков старался. И главной его проблемой оставалось выживание. Ведь Алмазным Мангустом интересовались все – дикие сталкеры, военные чистильщики, безжалостные рыцари Ордена Священного Узла. Да и орды биомехов, населяющих Чернобыльскую пустошь, не давали носителю загадочных сверхспособностей проходу. Но выяснилось, что есть проблема поважнее. Внезапное исчезновение старого друга, а по совместительству – известного журналиста Мерлина, заставило Алмазного Мангуста на время забыть даже о биомехах…

---

Успешной войны с Зоной у Кали не получилось, что, наверное, было и к лучшему. Вместо этого ей удалось осесть на Обочине и при поддержке контролирующей рынок мафии открыть собственный бар «Пикник», ставший со временем самым популярным местом отдыха в Пятизонье. Так что с кем и воевала сегодня Кали, это с пьющими в долг и увиливающими от его уплаты клиентами. А мы – скупердяи – лишь поддерживали в тонусе агрессивный настрой барменши. Подобно тому, как пустые бутылки из-под водки помогают охотнику выпустить пар во время неудачной охоты.

– Эй, Капуцин! – не вынимая из зубов сигареты, окликнула меня Кали спустя пять минут после того, как я вошел в «Пикник». – Подойди-ка сюда, кривое чучело! Тут для тебя кое-кто записку оставил. Ну, давай-давай, скрипи суставами – думаешь, охота мне тут на тебя время тратить?

– Капуцин уже идет, о боголепная отрада моего единственного ока! – немедля откликнулся я, поднимаясь со скамьи. – Идет, о царица сих священных стен, ступив в которые всяк раб божий тут же искупает половину своих грехов!..

– И как только земля еще носит подобных идиотов? – фыркнула Кали, презрительно скривив морщинистое, пожелтевшее от табака лицо. – Столько хороших парней каждый год в могилу сходит, а дуракам все нипочем! Знай себе небо коптят и жизнью своей дерьмовой наслаждаются! И хоть бы еще деньгами при этом направо-налево сорили, так нет – над каждой копейкой, гниды, трясутся! Тьфу!..

Не выходя из образа блаженного, я бросил мимолетный взгляд на почетную стену бара. На ней в аккуратном ящичке, под стеклом, висел сувенир, преподнесенный однажды «Пикнику» Алмазным Мангустом (преподнесенный, естественно, не лично мной, а через третьи руки): споротый с моего пилотского комбеза шеврон военного вертолетчика и шесть уложенных рядком револьверных патронов сорок четвертого калибра. Эх, знала бы царица бутылок и пивных бочек, кому именно она сейчас грубит, вмиг устыдилась бы и в качестве извинений угостила бы меня выпивкой за счет заведения!

Увы, раскрывать свою личину Кали я тоже был не вправе. Однако не терял надежды вогнать однажды ее в краску чудесным превращением дурачка Капуцина в зловещего Мангуста. То-то посмеюсь я тогда над хозяйкой этих стен, святости в которых на самом деле было ни на грош, зато совершенных в них грехов – хоть отбавляй.

Надо заметить, что на музейной стене красовался не только мой подарок. Там наличествовало еще десятка три подобных экспонатов, принадлежащих когда-то легендарным сталкерам. У отрезанной от цивилизации Кали было такое хобби: фотографироваться с захаживающими время от времени на Обочину знаменитостями и выпрашивать у них для своей коллекции какие-нибудь безделушки. И когда в один прекрасный день до меня дошла просьба хозяйки «Пикника» тоже отметиться у нее в музее, я лишь пожал плечами и сказал: почему бы и нет? Кому-кому, а мне глупо умалять собственную роль в истории Пятизонья. Тем более что даже сам Командор Хантер давно мечтает заполучить от меня сувенир. Причем гораздо более дорогой, чем выпрашиваемый Кали. Тот «сувенир», который я с рождения ношу на плечах и который, будучи отрезанным от них, весьма колоритно смотрелся бы на серебряном блюде, поднесенном Командору кем-нибудь из его верных слуг.

Чего у коллекционерки не имелось, так это моей фотографии. Я знал: Кали предлагала неплохие деньги тому, кто раздобудет четкий снимок Мангуста, и, желательно, с моим автографом. Почему, спросите, я до сих пор не нагрел на этом руки? Просто ждал, когда цена за мое фото поднимется в два-три раза. Чтобы вырученная награда порадовала не только меня, но и Жорика, которого так или иначе придется использовать в этом деле посредником.

– Держи, ублюдок! – процедила сквозь зубы Кали. После чего, выпустив мне в лицо сигаретный дым, вынула из-под стойки и швырнула на нее маленький пластиковый конверт. Он был запечатан и – я знал это почти наверняка – никем посторонним не вскрывался. При всем презрении барменши к таким мерзавцам, как Капуцин, она не нарушала конфиденциальности переписки – того доисторического обмена бумажными посланиями, к которому иногда прибегали сталкеры, не доверяющие местным средствам связи. Или маргиналы вроде Алмазного Мангуста, в чьих руках эти средства связи гарантированно выходили из строя.

– Премного благодарствую, о почтеннейшая! – раскланялся я и добавил: – Господь даровал сегодня Капуцину лучшие кров и пищу, какие только можно найти в этих землях, а теперь вот неожиданными новостями порадовал. И потому в ответ на доброту твою и участие закажет Капуцин, пожалуй, еще одну кружечку пива и чего-нибудь перекусить.

Уточнять, что конкретно мне хочется, было необязательно. Кали могла без труда предугадать, на каком пункте меню я остановлю свой выбор. Самый дешевый бутерброд – излюбленное лакомство Капуцина на все времена, не важно, сытые они бывали или голодные.

Кто написал мне послание, я знал еще до того, как распечатал конверт. Его оставил мой старый знакомый, капитан Матвей Коваленко – командир одного из внешних блокпостов, расположенных на восточном участке Барьера, в поселке Гдень. В действительности записка от Матвея не была неожиданной, как я заявил Кали. За тем и пришел я сегодня на Обочину, поскольку рассчитывал застать здесь Матвея и посоветоваться с ним. Если, конечно, он будет трезв и способен дать адекватные ответы на интересующие нас с Черным Джорджем вопросы.

Наши с Коваленко судьбы были во многом похожи. Мы оба являлись бывшими военными вертолетчиками и закончили одно и то же летное училище. Разве что Матвей сделал это на два года раньше, чем я. Шесть лет назад, при образовании Барьеров, его вертолет также угодил под удар аномальной стихии и упал на пораженной ею территории. Случилось это непосредственно в день Катастрофы, за трое суток до того, как меня постигла аналогичная участь. Как и мне, капитану посчастливилось выжить, но из-за полученных травм пришлось завязать со своим летным ремеслом. Коваленко стал «жженым» и после долгих мытарств, порожденных отчасти его пристрастием к выпивке, закрепился в итоге на своей нынешней должности. Которую он любил не больше, чем я – свою судьбу вечного изгоя и беглеца.

Пребывая все последние годы в состоянии перманентной депрессии, Матвей пил горькую. Что, впрочем, не мешало ему иметь уважение и числиться на особом счету среди подобных ему, «жженых» сталкеров и армейских офицеров. Я не был посвящен в дела их закрытого клуба, коим, по слухам, верховодил сам Механик. Но поскольку мой покровитель Мерлин пользовался у ветеранов Зоны уважением, то и меня они за врага не считали. И даже пару раз предлагали вступить в ряды своей секретной организации.

Однако я все равно опасался сближаться с ними. Мешала хроническая паранойя и нежелание занимать в сталкерских разборках чью-либо сторону, какие бы благородные цели мне ни довелось при этом отстаивать. Я вел с Зоной свою персональную, маленькую войну, и если ради победы в ней мне вдруг придется стать «темным джедаем» и бросить вызов Механику, будьте уверены – стану и брошу. Без малейшего зазрения своей наполовину атрофированной совести.

В училище мы с Коваленко не были знакомы, и я его не помнил – как-никак разные курсы и выпуски. Года три назад нас свел Пожарский. Познакомившись с командиром Гденьского блокпоста, Семен решил, что нам, бывшим военным пилотам, будет нелишне встретиться. И если не подружиться, то как минимум узнать о существовании друг друга в расчете на вероятную будущую взаимопомощь.

Как и прочие инициативы Мерлина – кроме, естественно, последней, – эта тоже возымела успех. Моя первоначальная мнительность к пьющему в три глотки капитану («Это ж сколько лет такой пропойца сможет беспробудно бухать, заграбастав мои алмазы!») вскоре сменилась на мало-мальски доверительное отношение. Которое впоследствии окрепло до некоего подобия профессионального товарищества – примерно такого, какое связывает двух малознакомых, но служащих в одном авиаполку пилотов.

Где-то раз в полтора-два месяца Матвей появлялся на Обочине по какой-либо служебной необходимости: сопровождал очередную группу ученых, искал переметнувшегося к сталкерской вольнице солдата-дезертира, передавал работающей на рынке под прикрытием армейской резидентуре оборудование и информацию или же выполнял иное задание командования. Само собой, что при этом Коваленко не мог не навестить своих приятелей-«жженых» и не обсудить с ними их общие клубные интересы.

Подобные встречи, как нетрудно догадаться, сопровождались возлияниями, обильность которых напрямую зависела от важности исполняемого капитаном в тот момент приказа. И я очень надеялся, что сегодня командование поручило Матвею крайне ответственную работу, отчего тот пребывает пусть в угрюмом (посетить Обочину и не наклюкаться в доску – что для Коваленко может быть досаднее?), зато здравомыслящем состоянии…