Константин Гордиенко - Девушка под яблоней (Буймир - 2)

• Название: Девушка под яблоней (Буймир - 2)
• Автор: Константин Гордиенко
• Жанр: История

---

- Ничего, Родион с компанией успеют тем временем зашибить деньгу, ввернул Мусий Завирюха.

Родион из кожи лезет, чтобы внушить всем, что единственно ему обязан спасением запущенный Павлюком колхоз, да на сей раз осечка получилась у него.

Мусий Завирюха не терпит неправды: верно говорит Марко, новый председатель пришел на готовое хозяйство, созданное долгими годами плодотворного труда, на готовый урожай, а теперь пытается очернить Павлюка, себе присвоить чужие достижения.

Родионова компания не могла этого простить и, конечно, напустилась на парня: посмел зацепить самого председателя! Но и у Марка нашлись защитники: "Молодец, правду-матку режет!" Тракторист Сень сияет от гордости за приятеля. Были и такие, что предостерегали Марка. Особенно сильную тревогу проявлял пастух Савва.

- Смотри, сынку, Родион тебе этого не простит, не забудет, что ты выставил его на посмешище, отомстит, стал ты ему поперек дороги!

Марко, казалось, не очень-то принимал это к сердцу. Спокойный, сдержанный, он ни словом, ни жестом не показывал страха. Всяк толковал это по-своему. Парень робкого характера - уж давно утвердилась за ним слава. И в то же время... Злой язык всегда впереди ног бежит у тех, кто хочет посудачить. Заводилой в этих случаях была Санька. Сейчас она молчала, слишком много защитников нашлось у Марка.

Пастуха не на шутку встревожило резкое замечание сына, хоть он и понимал, что Марко сказал правду. Высказал то, о чем думал каждый, но про себя. Боялся пастух, не стал бы мстить Родион. У кого искать тогда защиты?

4

Цигарка гаснет - кто-то скучает. Дюжим плечом навалился на дубовый стол. За окном густела непроглядная темь. То ли табачный дым застлал глаза, то ли размечтался о чем.

Марина ума не приложит, как угодить, чем задобрить мужа, - все ему дома не мило, все он скучает, томится, места себе не найдет. С мольбой, с обожанием и тревогой смотрела чернявая испитая женщина на сытое, с пышными усами, невыразительное лицо мужа, словно не успела за десяток лет насмотреться на него.

Вынужденное безделье угнетает человека, особенно с живым характером. Не в характере Родиона киснуть в хате, сидеть на печи да терпеть бабьи причуды. Важные, совершенно неотложные дела не дают ему покоя. Он до конца выстоит перед привычным семейным натиском. И, решительно поднявшись из-за стола, хватается за шапку.

Марина, настороженно следившая за каждым его движением, пробует усовестить Родиона:

- Да посиди ты хоть один вечер дома, почитай газету, как другие люди.

Что делать Родиону? Хоть домой не показывайся. Непременно привяжется. В ответ на привычные упреки он строго прикрикнул:

- Не заводи свары!..

Марина истошно завопила на всю хату - допекли ее вечные бабьи пересуды, унижения да подковырки. На голову мужа посыпалась брань, попреки. Корила, грозила - не очень приятно это даже для слуха самого рядового человека, не то что председателя.

А тут еще и теща ввязалась. Сначала она молча металась взад-вперед по хате, громыхая мисками и мрачно косясь на зятя, а потом в свою очередь взялась пилить.

Рассудительным словом, по всему можно судить, не образумить жену. Родион приходит к убеждению: сам виноват, не сумел поставить себя в семье как должно. Есть же счастливые семьи, которые живут в мире и согласии, где жена с первого слова, с первого взгляда слушается мужа, угождает ему. Взять, к примеру, Селивона. Соломия никогда не сделает наперекор мужу. Правильного нрава женщина. И пусть это несколько и не согласуется со здравым смыслом, но должно признать, не всегда она кстати, хотя и совершенно справедлива и звучит высокоторжественно, эта идея равенства женщины в семье и обществе, которую Родион сам не раз провозглашал на собраниях.

Вот и сейчас на вполне разумный и необходимо-деловой вопрос Родиона (мало ли дел у Родиона - реализация, яровизация!): "Где портфель?" Марина, как обычно, накинулась на него:

- Находишься, набродишься - и опять к жене?

Родион обращается к Марине с убедительным словом, которое, казалось бы, должно вразумить самую упрямую женщину. Что он, из хаты что-либо тянет? Вводит семью в убыток? Всякий день является домой хмельной, сытый, в борщи, в миски ее не заглядывает. И она же еще недовольна? Что она, на работе падрывается, силы изматывает? Трясется на телеге, возит навоз в поле? И летом и зимой дальше своей усадьбы никуда! От добра кладовые трещат. Погреб доверху забит овощами. Бочки с разными соленьями до лета стоят. Одежи - сундук не закрывается. Чего еще ей недостает? Мало он для нее делает, для хозяйства старается, а придет - дома покоя нет.

Марину, однако, льстивым словом не собьешь. Сама наступает на мужа. Пусть не хитрит. Что она, на готовое пришла к нему? Меньше его трудится? Да если бы она тряслась на телеге, кто бы за хозяйством присматривал? Кто свиней выкармливает? Кто смотрит за скотиной, в саду, в огороде управляется, возит на базар масло, фрукты, овощи, птицу? А придет вечер этот кричит, тот пищит, верещит, мычит, ревет, хоть разорвись. Спасибо матери, помогает. А он знай себе развлекается, да еще привередничает! А постирать, хату побелить, постряпать надо? Корову с телком присмотреть, поросят, овец? Добро, хоть придет весенняя пора - утки, гуси с рук долой, сами кормятся на лугу. Где ж она здоровье-то свое загубила, всю себя измотала, где? Думает, большое счастье с ним жить!

Разбушевалась Марина, вышла из повиновения, наговорила мужу кучу неприятных слов.

Довольно с нее, не хочет больше быть батрачкой для него, завтра же выйдет в поле, возьмет звено, там никто не станет тянуть из нее жилы... Станет человеком, ударницей! Никто ей дурного слова не бросит, оценят, если будет стараться. Да пропади она пропадом, эта усадьба! Не желает Марина сидеть дома, быть за все ответчицей!

Расходилась, распалилась, наскакивала на мужа, визжала на всю хату, словно ума решилась:

- Опять вернешься под утро? Глаза бы мои на тебя не глядели!

Все попытки Родиона успокоить жену, заставить ее опомниться - разве она не полная хозяйка в доме? - все уговоры ни к чему не привели.

Опостылела хата, опостылела жена... Недружно жили они с Мариной. Родион с тяжелой головой уходил на люди - горе гнало его, изливал свою обиду на жену:

- За всю жизнь улыбки от нее не видел...

Люди сочувственно кивали головами:

- Хуже нет, как сварливая жена... Это уж не жизнь с такой женой...

Другие судили по-иному:

"С чего ей улыбаться тебе, коли ты своей хаты не держишься, за чужими бабами ухлестываешь! А жинка из синяков не вылезает, вечно багровая, как печенка, ходит..."

Вслух-то этого последнего мнения, известное дело, никто не высказывал, про себя каждый держал.

5

- Разве забудет Селивон, как у его отца кожухи да копей отбирали, когда против Врангеля шли?

Перед бородачами проплывало прошлое, овеянные славой времена комитетов бедноты, когда на селе заправлял Мусий Завирюха. В те достопамятные дни прибирали к рукам всех этих мстительных деришкур. Раскапывали ямы с хлебом, выискивали запрятанные на чердаках, под слегами червонцы, разматывали клубки с шерстью - и там находили золото. Как живой встал в памяти старый плут - отец Селивона, первостатейный мастак был и высватать и умаслить, магарычом людям глотку залить, обмануть на базаре. Клятвопреступник, мошенник. Бывают же такие люди. А теперь вот сын Селивон завхоз, весь в отца удался.

- Надавит бочку масла - кто проверит, взвесит? Кладовщик Игнат ему приятель, все покроет.

Вьется дымок, ест глаза, все пасмурнее становятся лица. Пастух, садовник и пасечник, беспокойные головы, толкуют с Мусием Завирюхою о делах, кровно их интересующих: как завхоз с кладовщиком вертят колхозом. Родиона втащили в свою компанию, и все попытки вывести их на чистую воду ничего не дают. Защитников у Селивона хватает - и в артели, и в райцентре. Конюх Перфил кричал на собрании:

- Устин Павлюк с Мусием Завирюхой к тому клонят, чтоб самим в колхозе верховодить! На три погибели нам эта ферма, все сено пожрала. То бы по дворам поделили, как в Куликах. А то завели ферму, планы сено забирают, а на двор дают, что останется.

Давно бы надо привести в порядок заболоченные луга, топи да низины, осушить болото, где родится одна несъедобная, а то и вовсе ядовитая трава: осока, лепеха, явор, камыш, чемерица, купырь, конский щавель - всего и не перечислишь. Согнать ржавую воду, болотную грязь, цвель, оздоровить плодородные торфянистые земли, чтоб втрое больше родилось, выросло чистого сена. Вложили бы труд, но и покосы бы увеличились. Не раз говорил об этом Мусий Завирюха на собраниях. Все уже было обговорено с Павлюком, начертили план, жаль, не успели осуществить. Вместо того Селивоновы дружки все сваливают на ферму: из-за нее, мол, бедуем с сеном!

Ждет не дождется Мусий Завирюха - когда же эти люди будут больше болеть за коллективное добро, чем за свои усадьбы?

Это только так кажется, что стариков волнуют рядовые, обыкновенные дела - ферма, сено. Нет, их волнуют мысли мирового масштаба - о рождении нового человека, человека чистой души, свободного от омерзительного векового наследия - мелкособственнического эгоизма. Да, не перевелись еще у нас такие люди, спросите хотя бы пастуха Савву Абрамовича: племенной скот в каждом дворе разводят, каждую осень сбывают чистокровных бычков, две тысячи рублей с головы. И все Игнату с Селивоном мало, норовят еще и с фермы потянуть. Не меньше, чем Мусия Завирюху, поражает эта ненасытность и садовника Арсентия и пасечника Луку.