Мари Фишер - Нежное насилие

• Название: Нежное насилие
• Автор: Мари Фишер
• Издательство: Панорама
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85220-464-1

В сборник одной из самых заметных писательниц современной Германии вошли ее поздние романы – не просто увлекательные, женские, любовные, но еще и глубоко психологичные, полные выразительных бытовых деталей и сложных нравственных коллизий; романы, в которых легко прочитываются феминистские настроения автора.

В центре каждого из них – судьба и любовь нашей современницы, ее столкновение с миром мужчин и связанные с этим проблемы, решая которые, она неизменно выходит победительницей.

На русском языке публикуются впервые.

---

– Зачем? Чтобы в следующий раз сказать то же самое, когда ты дома? То есть солгать? Проще ответить, что говорить с тобой ему нельзя, и все.

– А если у него что-то срочное?

– О, у него всегда что-то срочное. Для него это вопрос жизни и смерти.

– А разве не может быть так, что…

– Чепуха. Ты ведь знаешь его лучше меня. Может быть, ты ему действительно небезразлична, но главное в том, что задето его самолюбие. Он не может поверить в то, что нашлась женщина, которая дала ему отставку. Если ты теперь позволишь ему себя уговорить, он постарается при первом же удобном случае тебя унизить, а потом бросит, как собака обглоданную кость. Это позволило бы ему реабилитировать себя в собственных глазах.

– Может быть, ты и права, – признала Катрин.

– А если бы он оказался в отчаянном положении – битва не на жизнь, а на смерть, – то ты все равно не могла бы ему помочь.

Катрин понимала и это. И все же она страшно по нему тосковала! Конечно, их встречи были нерегулярны, достаточно редки… Но теперь, когда ждать их уже не приходилось, ее жизнь стала совсем блеклой.

Его видовые открытки со всех концов света прибывали, как и раньше, да и текст был таким же, ни к чему не обязывающим, скажем: «Я со вчерашнего дня в Бомбее. Очень, очень жарко. Много впечатлений. Должен тебе уйму всего рассказать».

Еще и тогда, когда отношения между ними были в порядке (если вообще можно говорить о «порядке» в подобных случаях), столь беспредметные сообщения ее и сердили, и разочаровывали. Обрадовавшись в первый момент получению весточки, Катрин вскоре ощущала чувство пустоты. Конечно, открытка свидетельствовала о том, что он ее помнит и даже тратит время на то, чтобы нацарапать пару строк, но ясно было и то, что ему все равно, чем она живет и как будет воспринимать написанное.

Теперь, когда все было кончено, его открытки даже помогали Катрин от него отвыкать.

Из Гамбурга наконец пришло письмо от госпожи Пёль с извещением, что большинство предложений Катрин принято. Был приложен и чек. Катрин обрадовалась. Этот чек означал для нее нечто большее, чем просто сумму денег, она воспринимала его как признание ее таланта и умения.

– Я знаю, мама, что сумма небольшая и после уплаты налогов денег почти не останется, – заметила она, – но мне это просто доставляет удовольствие.

– Могу это понять, – ответила Хельга Гросманн, – но вообще-то тебе нет необходимости работать на чужих людей.

– Ах, мама, мама! Ну не будь ты такой старомодной! Ты говоришь так, словно мы живем еще в прошлом веке.

– И наверное, тебе скоро придется снова ехать в Гамбург.

– Да, поеду. Но зато расходы на поездку можно будет учесть при уплате налога.

– И что же в итоге останется?

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты была в состоянии разделить со мной радость успеха.

– Но я ведь так и делаю, дорогая. Просто я смотрю на это более рассудочно.

– Разве не лучше опираться на две ноги, а не на одну? Основная моя опора – работа в «Вязальне», вторая – в журнале «Либерта».

– Если бы ты только возвращалась оттуда не такая измотанная…

– Это не повторится, мама. Обещаю тебе: следующий раз я за собой послежу. Длинных ночей за рабочим столом не будет.

Когда прислали вызов на заседание редакции в Гамбурге, был уже март. Катрин отправилась на север в своей машине. Если учесть время на различные формальности и ожидания, то такая поездка по шоссе продолжалась ненамного дольше, чем перелет. Погода на пороге весны стояла солнечная, дороги были сухие, а на лугах проглядывала первая зелень. Катрин ехала в хорошем настроении, готовая к предстоящей работе.

Она очень старалась не показать матери, как рада в очередной раз уехать из дома. Правда, от таких ощущений она испытывала угрызения совести. Они ведь так хорошо жили втроем! Почему же ее постоянно тянуло куда-то прочь?

Как ни странно, боли в желудке снова стали ее беспокоить. Кажется, они усиливались по мере того, как отступала ее грусть из-за разрыва с Жан-Полем. Причину она понять не могла, да и не пыталась. Просто тяжесть в желудке была чем-то таким, с чем ей приходилось существовать, как другим, скажем, с зубным протезом. Дело привычки.

Ранним утром, когда Катрин неслась по автостраде, ею владело чувство освобождения. Она так расшалилась, что даже громко запела.

К середине дня она без всяких происшествий доехала до Гамбурга, осторожно проманеврировала по оживленному центру и припарковала машину на стоянке «Герхардт-Гауптманн-Платц». Пешком, с чемоданом в руке, она дошла до улицы Паульштрассе и позвонила в тяжелую дверь «Пансионата Кройц», который всегда был готов к приему гостей. Катрин вошла в маленькую мрачную приемную и поздоровалась с хозяйкой пансионата. Госпожа Кройц, энергичная, уже немолодая женщина, чуть напоминала Хельгу Гросманн, быть может, потому, что носила очень похожую прическу из обесцвеченных волос, а может быть, и другими чертами.

– Вы, конечно, хотите позвонить в Гильден? – спросила она.

– Да. А откуда вы знаете?

Госпожа Кройц самодовольно улыбнулась.

– Ну как же, госпожа Лессинг. Вы обычно делаете это прежде всего.

– Это чтобы мама не беспокоилась.

– Очень хорошо с вашей стороны. Сейчас молодые люди не слишком-то часто помнят о таких вещах.

«Да, – подумала Катрин, – но не так уж много и матерей, которые на этом настаивают». Но этих слов она не произнесла, не желая портить хорошее впечатление, произведенное ею на госпожу Кройц.

Хозяйка пансионата проводила Катрин на третий этаж.

– Это та же комната, что и в ваш прошлый приезд, – заметила она. – Номер двадцать шесть.

– Очень хорошо.

Дощатые полы, покрытые стоптанным сисалевым ковром,[31] потрескивали под их ногами. Госпожа Кройц сначала открыла дверь комнаты, потом коробку с телефоном, стоявшую на ночном столике. Катрин сняла кожаную куртку и положила чемодан на постель. Комнату она знала. Это было спартански обставленное маленькое жилище, в котором стояли только односпальная кровать, ночной столик, стул и большой античного стиля шкаф. У окна колыхался белый тюль.

На каждом этаже пансионата было по такой комнате для одиноких приезжих. Катрин подозревала, что когда-то они предназначались для мальчиков на посылках. А маленькая душевая и туалет в одном из углов комнаты были, наверное, встроены позднее, отчего она казалась еще теснее, чем когда-то, в ее первоначальном виде.

Но для Катрин это не имело решительно никакого значения. Пансионат располагался в центре и отличался чистотой. Только это и было важно.

– Спасибо, госпожа Кройц, – сказала она и сразу подошла к телефону. Хозяйка пожелала ей приятно провести время.

Хельга Гросманн в Гильдене ответила немедленно.

– Катрин, ты? Что-нибудь случилось?

– Нет, кет, мама. Я уже на месте.

– Слава Богу! Я и не ожидала, что это будет так скоро.

– Я ехала без всяких происшествий. Надеюсь, не прервала ваш обед?

– О нет, мы еще не начинали.

– Дома ничего за это время не произошло?

– Ничего такого, чтобы обсуждать по телефону.

– Ну, хорошо. Я только хотела, чтобы вы знали о моем прибытии.

– Катрин, – заторопилась Хельга, словно опасаясь, что дочь сразу положит трубку, – какие у тебя планы?

– Я их еще не обдумала.

– Ведь заседание редакции начнется только во второй половине дня, так?

– Да, мама. В четыре.

– Тогда тебе следовало бы что-то перекусить, а потом прилечь, чтобы быть в форме, когда начнется работа.

– Да, мама. Скорее всего, я так и сделаю.

– А если вернешься в гостиницу поздно, то позвонишь, да?

– Я еще точно не знаю, в котором часу вернусь, мама.

– Неважно, дорогая, пусть даже среди ночи.

– Ну, так поздно я не засижусь.

– Надеюсь. Но из-за меня, конечно, тебе нечего торопиться. Я не хочу портить тебе вечер.

– Речь идет о деловом заседании, мама, – напомнила Катрин.

– Во всяком случае, жду звонка.

Хельга положила трубку. Разговор вызвал у Катрин одновременно чувство досады и улыбку. Сколько себя помнила, она всегда знала мать именно такой сверхозабоченной. Хельга, конечно, никогда не изменится. Значит, нечего и волноваться по этому поводу.

Катрин открыла свой чемодан, вынула костюм фасона «Пепита», который собиралась надеть после обеда, и повесила его на плечики. В душевой вымыла руки, расчесалась и подвела помадой губы. В машине Катрин ехала в своих фланелевых брюках, желтом шелковом пуловере, кожаной куртке и спортивных полуботинках. Для прогулки по Гамбургу в полдень такой наряд был приемлем.

Катрин вышла из пансионата и через несколько минут была на Баллиндамм – великолепной улице, протянувшейся по западному берегу одного из рукавов реки Альстер, известного как Бинненальстер («Альстер Внутренняя»). Вода сверкала на солнце. Часто останавливаясь и рассматривая витрины, Катрин подошла к мосту Ломбардсбрюкке, а оттуда вдоль самой воды поспешила назад, чтобы свернуть к спуску Юнгфернштиг. Воздух был удивительно прозрачен, насыщен запахом соли и моря. Тут она наконец ощутила голод.