Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

• Название: Пронзающие небо
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

– Что же не так? – продолжала улыбаться Оля. – Что же ты находишь в этом такого удивительного? Я же только помехой тебе была!

– Не–е–ет! – взвыл Алёша.

– Тише–тише. – всё тем же, ласковым голосом молвила Оля, и, подойдя, положила ему рука на плечо. – Ведь нельзя же этим людям такое волнение доставлять. Ведь они же приютили тебя, отогрели, накормили. Ты, лучше чем кричать – отблагодарил бы их.

– Подожди, подожди. – повторял Алёша – он схватил Олю за руки, и пристально вглядывался в её глаза, но там было прежнее ровное сияние. – Оля, ведь то, что ты сейчас говоришь – это – это не ты говоришь…

– Да, а кто же?..

– Нет, нет – Оля. То есть… и не Оля… Ну как же может Оля такое говорить. Ведь мы друг другу предназначены. Мы…

– А, ты про это. – тут Оля высвободила свои руки, и отошла к хозяевам. – Да зря ты это настолько серьёзно принимал – это ж говорилось затем только, чтобы ободрить тебя. Ведь тебе стало от этого легче? Правда?.. Ну ладно – раз ты такой настойчивый; думаю – настала пора всё разъяснить. Видишь ли, пошла я с тобой из жалости – друг ты мне хороший был. Но ведь и тогда осознавала, что до конца этой дороги разделить не смогу. Я молода, у меня вся жизнь впереди, и мне эту жизнь как то надо устраивать. Ну… гнёздышко себе свить. Понимаешь – уютное такое гнёздышко. Не хотелось бы тебя обижать, но взгляни на себя – ты же совсем нервный, больной; мне от тебя одна боль, я уж совсем измучилась. Вот видишь, как исхудала?.. Летела, летела птичка и вот гнёздышко себя нашла. – Оля нежно улыбнулась, и обвела руками горницу. – …Что ж не буду скрывать – мне приятно, что гнёздышко такое богатое, уютное. Значит и дети мои будут в довольстве…

– Дети… – мёртвым голосом повторил Алёша.

– Да, да – дети! – Оля даже ладошами от восторга всплеснула. – Уж если ты такой настырный, так ладно – узнай всё…

Она лёгкой, прекрасной тенью бросилась к двери в соседнюю горницу и сияющим, любви полным голосом воскликнула:

– Николушка, Николушка, ну что ты там сидишь? Выходи – Алёша на тебя поглядеть желает. – и, обернувшись к Алёше, проговорила. – Умничка он – книги сейчас читал…

И вместе с этими словами в большую горницу вошёл высокий, статный, красавец–парень, с румяными щеками, опрятно одетый. В глазах – сдержанность, ум, доброта. Он приветливо улыбнулся помертвевшему Алёше, склонил голову, промолвил спокойным, добродушным голосом:

– А мне Оленька про тебя много рассказывала. Ты же долго у нас в беспамятстве пролежал. А у нас с Олей так всё хорошо сложилось… – тут он обнял её за плечи, и поцеловал в лоб – Оля, привстав на мыски, отвечала ему поцелуем в губы.

Алёша отшатнулся.

– Да что ты так тревожишься? – тем же радушным голосом, точно пел этот Николушка. – …И у тебя всё будет хорошо – дойдёшь ты до этой Снежной колдунья…

Алёшины губы дрожали, по щекам катились слёзы, и жар, и холод разрывали его тело – он с трудом выдавливал из себя слова – они слышались откуда–то со стороны, а он хоть и стоял ещё на полу – чувствовал, будто падает в некую бездонную, тёмную, яростным воем наполненную пропасть:

– Гнёздышко, стало быть, решила себе свить?.. Уютное, тёплое гнёздышко… Как птичка, самочка – с голосочком нежненьким. Да – нашла себе хорошую пару – поздравляю. Да – тут тебе голодать не придётся. Накормят ватрушка, только вот не думал, что за ватрушки любовь покупается… Это… это так бесчестные женщины… Да… Только тут ещё гаже… Потому что… Там… – он задыхался от душевной боли. – …Там хоть на несколько часов, а тут с душою, на всю жизнь…

Оля покраснела – видно, слова Алёши причинили ей сильную боль и она не смогла сдержать слёз – укоризной прозвучал её ответ:

– Это вместо благодарности за всё то хорошее, что я тебе сделала… Почему ты меня обвиняешь в таком низменном…

– Да я и не позволю! – вспыхнул Николушка.

– Подожди – я ему сама всё объясню. Почему, Алёша, ты думаешь, что мои – наши с Николушкой чувства такие низменные? Почему думаешь, что вот между мной и тобой – любовь была; а между мной и им – притворство…

– Потому что гнёздышко себе уютное выискала!..

– Да – уютное гнёздышко. Потому что я хочу быть матерью, я хочу счастливой, светлой жизни, а не всех этих мучений. Алёша, прошлого не вернуть – да ведь в прошлом и не было ничего… Точнее – дружба то была, а любви – не было. Это может ты себе вообразил, что я тебя любила – ну вот от того теперь и страдаешь. Если я тебе и говорила «люблю», то только как другу, чтобы подбодрить. Ну вот друзьями мы и останемся – надеюсь… Да – я не буду держать обиду за эти в тяжкую минуту вырвавшиеся слова. И Николушка простит – простишь ведь?.. Я ведь рассказывала тебе…

– Ладно – один раз прощу. – снисходительно кивнул Николенька.

– Ну вот и чудненько! – всплеснула ладошка Оля. – Правда ведь чудненько, Алёшенька?.. Ну а теперь иди – дорога дальняя, что время терять…

– Оля мертва… Оля мертва… Теперь Оля мертва… ОНА мертва… Никого нет… Одна пустота… Я проклят… Нет сил…

– Ничего, ничего – ты найдёшь силы. Иди, Алёшенька.

Алёша повернулся – открыл дверь… Он не понимал что, и зачем он делает; он не чувствовал своего тело, и понимал теперь только одно – всё кончено. Словно плетью ударил по лицу снегом наполненный северный ветер, а он даже и не почувствовал этого; вот он сделал один неуверенный шаг, второй – позади прозвучал нежный, но вместе с тем и холодный, мёртвый голос: «Прощай!» – и хлопнула дверь. Алёша шёл куда–то и ничего не видел – вокруг вихрилась метель; но вот знакомое рычание:

– Жар, хоть ты…

Но тут – лай – так только на чужих лают. Ещё шаг – вот конура, роскошная, утеплённая, из неё – запах горячей говядины; вот зазвенела цепь – появился Жар – откормленный и уже совсем чужой. Зарычал предупреждающе – один шаг, и набросится:

– Неужели ты забыл меня? Как ты мог?..

Алёша отшатнулся, а Жар самодовольно, сыто рыгнул – давая понять «как он мог». Алёша попятился, и вот, схватившись за голову, побежал прочь. Перед ним распахнулись украшенные золочёной резьбой ворота, и с грохотом за его спиной захлопнулись.

Некоторое время он медленно, не понимая зачем, переставлял ноги. Потом приподнял голову – вокруг в вихревых снежных потоках виделось огромное заснеженное поле. До самого предела видимости простилалось оно – унылое, всё в тёмных тонах, всё вздувшееся громадными тёмными сугробами.

Обернулся Алеша и обнаружил что позади нет никакого дома, все тоже: бескрайнее тёмное поле.

– Что же это?… Нет!… Ведь я еще на зеркальном поле… Да, да, ДА!! Я еще на зеркальном поле! Это не настоящая Оля – нет – это только кошмар Мёртвым миром сотканный! Но ведь Ольга была прямо как живая… Хотя нет, нет, не правда! На ней тоже была маска, маска доброты, и говорила она звонким голосом, но это не она ведь была! И как я дурак это сразу не понял! – он тяжело задышал, захрипел словно раненый зверь, и закричал как мог громко грозя кулаком неведомо кому:

– Что уж решила что обманула меня?! (тут он подразумевал Снежную Колдунью) Думала сдамся я? Упаду в сугроб и замерзну, в отчаянии?! А вот нет ха–ха–ха! – смех был безумным, болезненным. – Не удалось! Я ведь знаю – есть где–то настоящая Оля и есть настоящий Чунг! И теперь сердце мое горит! Слышишь – горит!..

После этого крика, поверхность под Алёшей распахнулась, и, вместе с потоками снежинок, вместе со стегающими его ударами ветра, юноша начал падать в чёрную пропасть. Вот надвинулась гладкая, стеклянная поверхность – Алёша пребольно ударился о неё – обошлось без переломов, однако ж легче от этого не было – приподнявшись на локтях, он взглянул на своё отражение; и когда отражение задвигалось, зажило собственной жизнью – понял, что самое тяжкое испытание ещё выжидает его впереди…

Прямо перед Алёшей, в безграничной, наполненной зеркальными отражениями пустоте, висело бесконечное множество его фигур – и больших, и маленьких, и совсем уж крошечных. В глазах рябило от этого множества, и, наконец он выбрал одну какую–то фигуру, и она стала нарастать, заполнило собой всё; и вот вдруг вытянула руку и перехватила Алёшу за шею – начала душить. Алёша пытался высвободиться, но всё было тщетно. Сжатие было не смертоносным; во всяком случае, хоть и с трудом, но он всё–таки мог вдыхать воздух – в глазах потускнело, мысли неслись без всякого порядка, и тоже были тёмными, и всё сгущались и давили своим безысходным отчаяньем.

Вот он услышал голос – был поражён его холодной злобой:

– Ну что – узнал себя? Что ж вздрогнул – голос не понравился?.. Ты думаешь, какому это злодею, негодяю может принадлежать такой голос? А это ведь твой голос? Что головой мотаешь? Хочешь сказать – обманываю?.. О, нет – ты сам знаешь, что – это то правда. Во время этих припадков злобы именно такой «голосок» приходиться выслушивать от тебя Оле. Что ты хочешь сказать?.. Ну – скажи…