Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

• Название: Пронзающие небо
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

Он уже почти повалился на землю, но упёрся в неё локтем – удержался ещё в этом мире.

– Оля, подожди, не дай мне заснуть… Ещё кое–что…

И девушка, которая не смела выпустить из рук мирно спящего малыша, подошла, согрела свои тёплым дыханием.

– Что, Алёшенька, что я могу сделать?..

– Оля!.. – продираясь сквозь сковывающие объятия сна, выкрикнул Алёша. – Оленька, я не знаю, что там меня ждёт, ведь… Выслушай меня…

– Да, да, Алешенька – я слушаю. Всё что смогу – всё сделаю для тебя…

– Ты всё–таки должна сшить платочек. Один единственный платочек – я ещё не знаю зачем, но он понадобится мне. Оля – на этом платочке ты должна отобразить звёздное небо.. Молю тебя, Оля!..

– Хорошо, хорошо, миленький – я постараюсь. Мне бы только иголку найти.

Оля говорила ещё какие–то нежные слова, но Алёша её уже не слышал. 

* * * 

В двух метрах от Алёшиных глаз появилась вся покрытая плавными выступами и впадинами гладкая поверхность, цвет который представлял собой смесь всех оттенков – от светло–серого и до непроницаемо чёрного; тут же и голоса: сотни плотно сплетённых, возбуждённо что–то говорящих голосов нахлынули на него. Поверхность дёрнулась, рванулась на Алёшу, однако юноша так и не столкнулся с нею: сразу с десяток рук подхватили его, поставили на ноги.

Алёша ещё не пришёл в себя, однако же сразу понял – вокруг происходит какое–то неустанное, титаническое движение; и он сразу же начал идти, потому что понял – если хоть на мгновенье задержится: сметёт его эта живая река. Вокруг по–прежнему возбуждённого говорили, восклицали – чьи–то руки дотрагивались до его тела, плеч, головы – щупали, хотели убедиться в его реальности, и, как убеждались – сразу отдёргивались, говорили ещё более возбуждённо; но только слишком много было этих слов, и Алёша ещё не понимал… Наконец огляделся – вокруг десятки одинаковых лиц – те самые фигуры, которые были на голову выше его. Только уже не прежние – не оплавленные восковые слепки; лица хоть и одинаковые, но всё же – резче очерчены черты; во всех хоть и одна, но всё же дума, устремление какое–то. И наконец Алёша разобрал, что они выкрикивали:

– Вернулся!.. Он вернулся!.. Вернулся!..

Он слышал, что крик подхватывают сотни иных голосов, и всё дальше и дальше разноситься он – там уже тысячи, сотни тысяч – словно исполинский, над всем мирозданием нависший вал рокотал там. Алёша уже предчувствовал то, что он увидит, и он кричал, боясь, что его не услышат за этим валом голосов:

– Подымите меня на руки!!!

Его услышали – тут же подхватили, и держали на вытянутых руках: во все стороны, на сколько глаз передвигалась плотная, исполинская река из несчётного множества людей – они шли плотно – и все одинаковые, и все рокотали в тёмном, морозящем воздухе это нескончаемое: «Он Вернулся!.. Вернулся!.. Он Вернулся!..» И, когда его подняли, то все, кто шёл позади или сбоку – все обернулись к нему, многие руки протянули, но никто однако ж не сбился с шага – это двигался один человек. Алёша продолжал оглядываться, и вскоре приметил, что из мрака выступает исполинский, но всё же покорно прильнувший к основной поверхности, слившийся с нею горный хребет, и понял Алёша, что это – оплавленное рёбро, которое пало и… Нет – несмотря на свою величину, оно не перегородило дорогу – вскоре Алёша приметил, что на хребте этом происходит беспрерывное мельчайшее движение – бессчётное множество человечков подходило, карабкалось, пропадало за гребнем. А вокруг всё кричали, славили его – в голосах чувствовалось искреннее счастье. Так продолжалось некоторое время, в течении которого ничего не изменилось; а из–за размеренности всеобщего движения даже стало казаться, что они стоят на месте. Наконец это стало невыносимым – Алёше подумалось, что эдак его могут нести да славить долгое–долгое время, много ночей – будут всё также кричать славить; и будет он ползти в этом скелете, тогда как должен как можно скорее прорываться к воротам, за которыми златился мир его снов. И он закричал:

– Расскажите, что здесь было без меня!..

Десятки окружающих его глоток поведали одну и ту же историю, одними и теми же словами:

– …И поняли мы, что есть истина, которую можно достичь, только придя к величайшему, который в черепе!.. Мы разрушили мрачное таинство «Великой ночи»; наши толпы вырвались сюда, на волю! Мы выросли без великой ночи! Но хлынули раскалённые потоки, настала великая боль, великая погибель!..

Алёшу так и подмывало сказать, что – это именно по неразумному повелению «Величайшего» обрушили на них эти потоки, однако всё–таки сдержался, и продолжал слушать:

– …Бессчётное множество потеряли свои тела, но тут же, окрылённые ещё большей жаждой перемен возродились в ямах, в виде ничтожнейших. Снова бросились, снова перерождались и снова гибли, сожжённые. Так продолжалось несколько раз, и наконец, после великой тряски (Алёша понял, что – это рёбра одно за другим падали) – наконец–то жар спал. Тогда оказалось, что проходы наверх заполнены затвердевшим веществом – долго пробивали, и наконец – высвободились!.. И теперь идём!..

– Хорошо – только сколько ж идти то можно?

– Мы не знаем усталости…

– Зато мне каждая минута дорога! Я должен как можно скорее оказаться возле черепа…

И вновь грянули голоса:

– Да, да – конечно. Ведь именно вам, Высочайшему Гостю, доведётся говорить с Высочайшим.

И тогда началось стремительное, и всё возрастающее движение вперёд. Сначала Алёша даже и не понял, что происходит – и потом уж приметил; руки идущих подхватывали его и передавали всё вперёд – действовали они настолько слаженно, что скорость становилась невероятной – ведь идущие впереди даже и не оглядывались, но выставляли назад руки, подхватывали Алёшу – стремительный рывок, и вот уже следующие, ничем не отличные от предыдущих руки, проделывают тоже самое. Уже ветер бил в лицо, отчаянно трепал волосы, а скорость всё нарастала; костный хребет, который вначале казалось навеки застыл над горизонтом теперь всё нарастал, и вот уже пала от него густая тень, так что едва можно было различить этот единый, но бесконечно размноженный лик. Вот началось плавно–стремительное движение вверх, и Алёша увидел, что на всей протяжности хребта были вырублены аккуратные ступени – конечно – это требовало титанических усилий, но юноша не стал спрашивать, как это им удалось в столь краткие сроки – иное волновало его теперь – Чунг!.. И вот он стал кричать – не видели ли они иного, непохожего на них человека – даже более не похожего, чем он, Алёша, ведь у Чунга была красная, почти тёмная кожа. Его несли с такой скоростью, что окончание одного слова, звучало в десятках метрах от его начала – и всё же, так как это было одно существо – вопрос был понят; и сотни стремительно отлетающих назад голосов сообщали, что Чунга пожалуй и видели, да только не точно… Если и появился он, то в самое лихорадочное время, когда сверху продолжали ниспадать потоки расплавленных костей, и бессчётное множество гибло, чтобы тут же возродиться в ямах. Да – смутно припоминали, что в дыму, в чаду была некая незнакомая фигура, но – если и была, то затем изгорела в лавовых потоках…

Надо ли говорить, что эти слова причинили Алёше новое и сильнейшее волнение… Он лихорадочно продолжал оглядываться по сторонам; мелькали в потёмках однообразные лица, и… вот показалось ему будто Чунг промелькнул, он вскрикнул, вытянул туда руку, но это место оказалось в десятках метрах позади. Вот ещё раз мелькнул знакомый лик, ещё, ещё – а может и не Чунг вовсе был…

Его несло вверх, и ветер был так силён, что Алёше казалось, что сейчас вот подхватит его и унесёт; будет он как пылинка в Мёртвом мире витать. Он взглянул вниз – там огромная, живая, подымающаяся пропасть… И вновь представились просторы Мёртвого мира – понял, что без Чунга не сможет их пройти, так же как и в том, в Живом мире, не сможет обойтись без Оли. Вновь стал расспрашивать, но не добился ничего нового…

Вот и верхняя кромка – вот осталась позади – открылся многовёрстый простор, который, как и ожидал Алёша, весь пребывал в движении, и на огромном расстоянии, которое в отчаянье повергало, которое, казалось, и за многие месяцы не удастся преодолеть – там, почти сливаясь со мраком, виделась такая же, припавшая к земле костяная гряда. И тогда закричал Алёша:

– Слишком медленно!.. Быстрее! Быстрее!..

И он понесся вниз со склона с такой скоростью, с какой бы падал – а его ведь перехватывали, передавали в каждое краткое мгновенье сотни рук – причём держали плотно, а то бы действительно встречное ветрило подхватило и унесло бы его как пылинку. Вот окончание склона, но там скорость не только не замедлилось, но и возросла – не мыслимо было, чтобы руки, хоть сколь угодно слаженные, могли передавать его с такой скоростью – однако ж это происходило – он уже не мог разглядеть лиц, они слились в единое, стремительно отлетающее назад плато из восковой плоти – за пару минут он преодолел многие–многие вёрсты, взмыл на следующий хребет – увидел ещё одно долину, над ней понёсся, и тут понял, что не может дышать – слишком силён был напор воздуха – ветер бил плотнейшей, гранитной стеною, и, если бы Алёша не пригнулся – никакие руки бы не спасли – он был бы разодран в клочья. Он хотел крикнуть, что задыхается, но даже и этого не мог – вместе с ветровым напором, слова вбивались обратно в глотку… В глазах темнело, судорога сводила тело; в отчаянии он попытался высвободиться, однако ж руки накрепко его держали; последнее что видел – лицо Чунга, кажется он, друг его, что–то спрашивал у Алёши, но Алёша уже не мог понять вопроса…