Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

• Название: Пронзающие небо
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

– Нет, северные ветры не в моей власти! – как отрезал эти наивные предположения Дубрав. – Но мне надо знать о двоих…

После этого Дубрав подробно поведал им об Алёше и об Ольге, и нашёлся среди присутствующих один человек, который был свидетелем произошедшей на рынке сцены – он начал подробнейшим образом описывать это происшествие, однако ни Дубрав, ни Ярослав уже не слышали этой, с таким воодушевлением начатой истории. Они, вызвав конечно немалое изумление, и ещё один повод для обсуждений – уже вылетели в ночь, в бурю.

– Ну, теперь скорее – к тюрьме! – воскликнул Дубрав. – …Эх, скорее–скорее – опять что–то неладное сердце чувствует; опять опаздываю, что ли… Эх, закружила на старости лет метель… Дай–ка руку, Ярослав, а то разнесёт нас…

Из какой–то подворотни вдруг вырвался тёмный, бесформенный вихрь, он взвыл волком, и метнулся прямо в грудь мальчика – тот перепугался, и в его уже завороженном вихрями да беспрерывными снежными потоками сознании всё перемешалось, и вот уже кажется Ярославу, что все ещё прежняя ночь, что он всё ещё в лесу, и был только громадный, смерть несущий волчара.

Ярослав завопил, бешено дёрнулся и, вместе с ударом вихря, вырвался из рук Дубрава, подгоняемый всё новыми и новыми ветровыми ударами, покатился по улице – вскочил, бросился в какую–то улочку, свернул, повалился… опять бежал, сворачивал, а когда наконец безумие отступило, и он, тяжело дышащий, прислонился к какой–то стене и задрожал в беспрерывном ветровом напоре – тогда он понял, что потерял Дубрава, и с плачем бросился, как ему казалось – в обратном направлении.

А для старца потеря в этой круговерти Ярослава был как новый удар, и он даже остановился, схватившись за нестерпимо ноющее сердце – в вое ветра слышался дикий, потешающийся над его болью хохот.

Но вот Дубрав смахнул минутное оцепененье и, упрямо склонив голову, продолжил движенье вперёд. 

* * * 

Перед глазами Алеши все еще стояло то расплывчатое желтое лицо, а ноги еще ощущали прикосновение разминающихся словно глина отростков. Но вот лицо преобразилось: желтое сияние исчезло, расплывчатые черты сложились в четкие… Впрочем, Алеша толком и не разглядел это лицо – он с размаху ударил по протянутой руке – что–то зазвенело, пролетело в воздухе и упало Алеше на живот, тут же он дернулся и вскочил – ошпаренный.

Он стоял на ногах и ошалело оглядывался по сторонам. Вот его кто–то взял за руку, он глянул и обрадовано воскликнул что–то невнятное. То была Оля, в глазах ее стояли слезы и она говорила Алеше тихо и нежно:

– Алешенька, видишь – это лекарь… – Она указала на круглолицего, смуглого человека, который отряхивал со своего дорогого сиреневого камзола пролитое Алешей снадобье. – Я уже выпила и мне полегчало: горло больше не болит и кашель из груди не рвется. Зовут его Николас – он чужеземец считается одним из лучших докторов, его Илья–воевода к нам прислал.

Николас тем временем встал и оказался совсем небольшого роста. Это был толстенький и, судя по всему, добрый человек. Он подошел к столу на котором теперь лежала только лишь одна большая сума и стал рыться в ней, приговаривая с сильным акцентом:

– Штош приг–гот–твим ешше ошну шшклянку. – а Алеше он сказал, – вы ляште, и вы, Ошга, тоше ляште.

Алеша на негнущихся ногах прошел к лежаку и беззвучно рухнул на него, он повернулся и смотрел на Ольгу…

Лекарь Николас тем временем смешал в склянке какие–то порошки, налил туда из кувшинчика воды и разогрел над пламенем светильника. В камере разлился приятный аромат целебных трав…

Николас подошел к Алеше и проговорил:

– Пешь, непшоливай тошко боше.

Лекарство было слегка горьким и горячим и как только Алеша выпил его, по телу его пробежала дрожь – такая мгновенная дрожь охватывает человека, когда он возвращается с мороза в жарко натопленную избу – это холод который сидел до того внутри в мгновенье ока прощается с телом и вылетает прочь. Алеша согрелся, успокоился и вновь повернулся к Ольге, которая по совету ра Николоса улеглась теперь на своей лежак.

– Скажи что–нибудь. – попросил у нее неожиданно Алеша.

– Что ж сказать? – удивилась она своим добрым голосочком.

– Говори что–нибудь. – прошептал Алеша.

Однако в это время дверь в камеру распахнулась и вошел Илья–воевода.

Илья первым делом обратился к Николосу:

– Ну что – как наши больные? Как тяжела их болезнь? Скоро ли они выздоровеют?

– О! Мое лекаштво ешть лушее лекаштво, я лешил самого гошударя Романаш… Уше на поправуш…

– Хорошо, спасибо тебе, Николас! – от всего сердца похвалил лекаря воевода и, вытащив из кармана, насыпал ему в ладони целую горсть монет.

Николас поклонился ему в пояс и протянул склянку с порошком:

– Вотш. Рашводите в воде и кипяшите. Кашдый день по штакану…

В это время Алёша подбежал к воеводе и, схватив его за рукав, с мольбой в голосе и со слезами в глазах воскликнул:

– Если вам нас действительно жалко, так прошу: отпустите нас, пожалуйста!.. Поверьте нам, – опустив голову, проговорил Алеша.

– Рад бы поверить, и отправлять бы вас в Белый град не хотел. Есть на то некоторые причины… И выпустил бы, если б не Добрентий …

И вновь леденистой своей, мучительной хваткой вцепился в Алёшино сердце медальон. Порывистым движением юноша схватился за этот неприметный под одеждой нарост на сердце, и, почувствовав леденистый холод, который иглами его через ладонь пронзил, заскрежетал зубами, и вскрикнул:

– Да что мне этот ваш Добрентий, а?!.. И вообще, кто вам дал право удерживать нас, а?!.. Кто вы такие, чтобы человека свободы лишать?!..

Леденистые жала разбежались по жилам, по всему телу – Алёшу уже прямо–таки трясло от злобы, он сжал кулаки и стал наступать на массивного Илью–воеводу. Из коридора глянул солдат, но воевода махнул ему рукой, чтобы не вмешивался. Алёша был уже в шаге от него, и верно толкнул бы, и к двери попытался бы пробиться, на Илья просто положил свою ладонь на его костлявое плечо, и ладонь оказалась такой тяжёлой, что Алёша прогнулся, и, верно упал бы, если бы сзади не подоспела Оля, и не подхватила бы его за плечи.

Воевода возвышался над ними, и вглядывался в них так пристально, с таким изумлением, будто в первый раз видел:

– …Я конечно почти уверен, что вы не разбойники… Но вы очень–очень необычные.. Пожалуй – самый необычные, каких мне доводилось встречать. Чувствую ведь, что какая–то значимая тайна лежит на ваших сердцах…

И тут Илья сделал неожиданное движение, и дотронулся ладонью до того нароста на сердце, который до этого согревала поцелуями Оля.

– Та–ак, без волшебства здесь, стало быть, не обошлось…

– Не ваше дело! – прямо–таки рявкнул Алёша, и, верно даже бросился бы на воеводу, и ударил бы его, если бы Оля не удержала его.

– Алёшенька, миленький, вспомни–вспомни, что говорил…

– Ну да, ну да… – зашептал юноша…

А в следующее мгновенье Алёша уже вырвался, и оказался возле маленького, зарешёченного окошка. Окошко было украшено тончайшей ковкой ледовых узоров, но по пробирающемуся через них освещению можно было догадаться, что сейчас предвечерний час. Алёша прямо–таки впился пальцами в эту решётку, вдавился в неё лицом; и вдруг его тело стало передёргиваться, и всё сильнее и сильнее передёргивалось, и прямо–таки выворачивали его рыдания.

Оля бросилась было к нему, но юноша почувствовал это движенье, резко обернулся к ним – лик его был страшен; даже воевода невольно вздрогнул – только сильнейшее, несвойственное в общем то юности душевное страдание, могло так сильно исказить черты.

– Не подходи. Оленька, заклинаю тебя – не подходи! Не подходите! – взвыл он волком – на вопль этот из коридора снова взглянул солдат, и где–то в отдалении звучавшие до этого разговоры смолкли – там тоже прислушивались. – …Поймите. поймите – я так страдаю, а вы задерживаете меня!.. Меня ж там друг ждёт, он в такую беду попал, в такую… Да вы даже и представить себе такой беды не можете, не можете, не можете!..

Алёша вцепился в своё лицо руками – видно, хотел скрыть свои рыдания, но конечно же тщетно – они и стонами, и слезами между пальцев пробивались.

– Мошет быт, ушпокоителное лекарштво? – предложил лекарь.

– О нет! – выкрикнул Алёша. – Этим от той боли не спастись! Нет! Нет!..

Никто и не заметил, как из коридора шагнул Добрентий–судья – он слышал последнюю часть Алёшиных выкриков, и лицо его стало ещё более суровым, каменно–непроницаемым, нежели прежде. Когда Алёша стенал всё тише и тише, «Нет, нет, нет» – он обратился к Илье:

– Вот видишь – а ты ещё хотел их выпускать!.. Уже не важно – относится он к разбойникам Соловья или нет. Человек этот может быть опасным; если – нет, ошибаюсь – сам первый попрошу и у него и девушки прощения, как смогу – искуплю. Но пока не доказано – извольте отправить его в Белый град вместе со Свистом, если уж вам так угодно отправлять этого разбойника не дождавшись…