Герхарт Гауптман - Атлантида

• Название: Атлантида
• Автор: Герхарт Гауптман
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1989

Герхарт Гауптман (1862–1946) — знаменитый немецкий драматург и писатель. В книгу вошли роман «Атлантида» (1911–1912), в котором писатель как бы предвосхитил трагическую гибель «Титаника» в 1912 г.; «театральный» роман «Вихрь призвания» (1936), а также новеллы «Масленица» (1887), «Сказка» (1941) и «Миньона» (1947).

Все произведения публикуются на русском языке впервые.

---

Прощание с друзьями затянулось. Нужно было договориться о вечеринке, назначенной на ближайшее воскресенье. Кильблок взял с друзей честное слово, что они придут. Те обещали, и наконец они простились.

Кильблок с женой двинулись к озеру.

Прямо над серединой голубоватого ледяного поля стояла полная луна, казалось, это сияет в небесном эфире серебряное навершие огромного хрустального купола, сверкающего множеством искр. Вокруг струился туманный свет, заливая волшебным сиянием все земное. И воздух, и земля словно оцепенели от холода.

Марихен уже сидела с малышом на санках, и ей пришлось довольно долго дожидаться, пока Кильблок, чертыхаясь, распутывал завязки коньков. Руки у него окоченели, он никак не мог завязать узлы. Густавхен заплакал.

Жена торопила Кильблока, жалуясь, что мороз так и колет, будто ледяными иглами. Кильблок не хуже жены это чувствовал, его лицо и руки тоже словно алмазным стеклорезом царапало.

Наконец коньки были крепко привязаны. Но теперь он не мог ухватиться за спинку саней и сунул озябшие руки в карманы, чтобы хоть немного отогреть. А пока прокатился раз-другой по льду, выписывая фигуры. Лед был твердый, сухой и прозрачный как стекло.

— Через десять минут будем дома, — сказал Кильблок, затем взялся за спинку саней и с силой толкнул их вперед.

Сани легко, играючи скользили по льду прямиком к желтому огоньку, горевшему далеко впереди в окне их дома. Это светилась бабкина лампа, которая не раз даже в безлунные ночи указывала парусному мастеру верное направление. Если от гостиницы в Штебене идти на этот огонек, никуда не сворачивая, то везде на этом пути лед будет крепким и прочным.

— Эх и гульнем же напоследок! — прокричал охрипший Кильблок над ухом у жены, она не ответила и, стуча зубами от холода, лишь крепче прижала к себе маленького Густава, который тихонько плакал.

Сил парусному мастеру, видно, было не занимать, усталости он вовсе не ощущал, хоть и не спал вторую ночь, и эта новая прогулка отлично пришлась ему по вкусу. Он дурачился напропалую, то и дело что есть мочи разогнав сани, вдруг отпускал их и бросался вдогонку, словно ястреб за добычей. Забавы ради он все сильней разгонял и толкал сани, жена даже вскрикивала.

Очертания их домика постепенно делались яснее, вот стали видны окошки, вот и бабка показалась в круге света от лампы — и вдруг наступила тьма.

Кильблок в испуге оглянулся и увидел страшную низко нависшую тучу, которая скрыла горизонт от края до края и, незаметно подкравшись за спиной, внезапно поглотила луну.

— Прибавим ходу, — сказал Кильблок и с удвоенным усердием налег на ручки саней.

Пока еще домик был освещен луной, но огромная тень тучи подползала по льду все ближе и ближе к берегу, и вот она надвинулась, захватила все озеро, и берег с домиком скрылись в кромешном мраке.

Кильблок уверенно мчал сани вперед, направляясь на огонек бабкиной лампы. Он успокаивал себя, что бояться нечего, и все же некая незримая сила подгоняла его, заставляла спешить.

Кильблок напрягся, он весь взмок, тело его горело.

Жена сжалась в комочек и судорожно прижимала к себе ребенка. Она не смела шевельнуться, слова сказать, будто опасалась, что это замедлит бег саней. Неизъяснимый страх стеснил ей грудь, лишь одно желание оставалось у нее — скорей бы уж приехать.

Меж тем стало совсем черно, Кильблок не различал во тьме жены, а она не видела ребенка. И, не умолкая, гудело под ледовой броней озеро. Невнятное ворчание, смутный гул, глухой утробный рев; под непрестанным напором снизу ледяной панцирь с оглушительным грохотом надламывался, лопался, покрываясь большими трещинами.

Привычный к подобным вещам Кильблок едва ли ощущал жуткую явь со всей остротой, но сейчас ему чудилось, будто под ногами у него огромная клетка, в которой мечутся свирепые хищные звери, они злобно рычат от голода и бросаются на стены своей тюрьмы, со скрежетом раздирая их острыми когтями и клыками.

Всюду вокруг по льду бежали трещины.

Кильблок вырос на озере, он знал, что лед двенадцатидюймовой толщины не может провалиться. Однако его воображение разыгралось и уже не внимало доводам здравого смысла. Порой ему мерещилось, что вот-вот разверзнется прямо под ногами черная пропасть, которая поглотит и его, и жену, и сына.

Вдруг, набежав издалека, их настиг громовой рокот, гулкий раскат оборвался глухим ударом у самых ног Кильблока.

Жена вскрикнула.

Кильблок хотел пошутить, уж не спятила ли его Марихен, но тут он увидел такое, отчего слова замерли у него на губах. Одинокий огонек, указывавший им дорогу, вдруг метнулся, побледнел, померк, на миг вспыхнул ярче… замерцал и… пропал окончательно.

— Господи помилуй, да что ж это старая там вытворяет? — вырвалось у Кильблока, и тут его мозг словно молнией опалило сознание по-настоящему серьезной опасности.

Он остановился, протер глаза: правда это или привиделось? Он было поверил, что ему просто померещилось — сетчатка глаза обманула его. Но вот обманчивые блики в глазах растаяли, и он словно окунулся во мрак. Все же Кильблок был уверен, что не собьется с пути, и стрелой бросился туда, где только что светился огонек.

Сквозь грохот и гул к нему прорывался из мрака голос жены, всячески поносившей и упрекавшей его: напрасно поехали, сидели бы лучше дома и всякое такое.

Прошло несколько минут. Теперь наконец-то послышался вроде собачий лай.

Кильблок облегченно перевел дух. И вдруг — отчаянный крик, удар, брызнули искры из-под коньков… Нечеловеческим усилием он рывком развернул и остановил сани.

Трясущаяся рука жены судорожно вцепилась в него: Кильблок понял, что Марихен заглянула в глаза смерти.

— Ну чего ты, миленькая, не бойся! Что такое стряслось? — успокаивал он жену, но голос у него дрожал, а сердце словно стиснула холодная, как лед, мертвая рука.

Марихен била дрожь, казалось, она потеряла дар речи.

— Ох, господи, боже мой, ох… — только и смогла она проговорить.

— Да что, что случилось-то? Вот трусиха! Говори скорей, господи, да говори же ты!

— Там… Там… — выдохнула жена, — я слышала, правда, слышала… Там вода! Открытая вода!

Он напряженно прислушался.

— Ничего не слыхать!

— Я видела, правда, видела… Совсем ясно видела… Прямо вот тут… Правда!

Кильблок старался проникнуть взглядом сквозь черную мглу — безуспешно. Он точно ослеп и напрасно силился разглядеть хоть что-нибудь пустыми глазницами.

— Ничего не вижу.

— Да ведь и пахнет водой! — Жена немного успокоилась.

Кильблок сказал, что все это ей просто приснилось, однако сам он чувствовал, как страх его растет.

Густавхен спал.

Кильблок медленно тронулся с места, но тут жена в смертельном страхе изо всех сил вцепилась в него, повисла, упираясь руками и ногами. Сквозь слезы она умоляла мужа вернуться назад, но он не остановился, и тогда Марихен окончательно лишилась разума.

— Провалимся мы, провалимся! — всхлипывала она.

Терпение Кильблока лопнуло. Он напустился на жену с руганью: только она будет виновата со своим окаянным вытьем, если они все втроем утонут. Лучше пусть умолкнет немедленно, иначе — не будь он Кильблок — он бросит ее здесь одну посреди озера, а сам уедет. Но и это не помогало, тут уж и Кильблок потерял соображение и понес околесицу. К тому же теперь он действительно не знал, куда ехать. Но там, где они стояли, лед казался хрупким и ненадежным. Напрасно старался Кильблок подавить дикий страх, все более и более овладевавший им. Всевозможные видения теснились в его мозгу, он дрожал, задыхаясь бормотал молитвы — неужели это и вправду конец? Нынче в порфире, а завтра в могиле — он никогда не вдумывался в эти слова. Нынче в порфире, завтра в могиле… Завтра — в могиле… В могиле?.. До сих пор он не мог этого понять, и вот теперь… Нет! Нет!

Леденящий ужас охватил Кильблока, он повернул сани, разбежался, собрав все силы для последнего мощного рывка — спастись, любой ценой спастись! И… всплеск, брызги — забурлила, взметнулась толща воды… Сознание его померкло.

Спустя миг он понял, что попал в незамерзающую полынью. Его могучее тело билось в черной воде, он с нечеловеческим напряжением сил боролся с ледяными потоками, наконец он почувствовал, что может дышать.

Крик вырвался у него из груди и замер вдалеке, другой, третий… Пусть разорвутся легкие, горло, пусть — он сам испугался своего крика, но кричал, ревел, как зверь.

— На помощь, спасите, тонем! На помощь!

Вода захлестнула его, захлебнулся и крик; он снова вынырнул на поверхность, снова закричал.

Не переставая кричать, он поднял руку в поисках хоть какой-нибудь опоры — все напрасно, он снова с головой ушел под воду. Когда вновь удалось выбраться, вокруг было светло. Слева в двух-трех метрах шла кромка льда, широким полукругом огибавшая полынью. Он попытался к ней приблизиться. Вновь вода сомкнулась над его головой, но в конце концов он схватился за лед, пальцы сорвались, он схватился снова, впился в лед, словно звериными когтями, подтянулся ближе. Его плечи чуть поднимались над водой, расширившиеся от ужаса глаза оказались над самым льдом, который теперь опять сверкал ослепительной белизной в лунном свете. Вон же, вон его дом, а дальше деревня, а там — неужели правда?.. Огни, фонари… Спасение! Снова разнесся в ночи его крик.