Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

• Название: Император вынимает меч
• Автор: Дмитрий Колосов
• Издательство: ООО «Дом Славянской книги»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91503-009-0

Некто начинает большую игру, стремясь сокрушить скрижали истории. В противостояние Ганнибала и Карфагена вмешиваются неведомые герои — игроки, ставящие свой азарт выше судьбы человечества. История изменяет свой бег: как и назначено ею, пуны и римляне яростно бьются между собою, но в этот самый миг вдруг пробуждаются варвары далеких степей, орды которых сокрушают Китай и начинают победоносное шествие на Запад… Сюжет романа развивается на фоне реальных событий последней четверти III века до н. э. Арена событий — весь мир — от Иберии до Китая; герои — все те, кто определяли в то время судьбу мира: китайский император Цинь Ши-хуанди, Ганнибал, Сципион и многие другие. Реальная история вдруг сменяется альтернативой, какой, кажется, нет объяснения. Однако оно есть, и суть его — в игре, да в той необъяснимой страсти, что испытывает человек к жизнедарящему Солнцу…

Со знанием дела изложенные исторические и бытовые реалии событий многовековой давности дополняются богатой фантазией автора. Способная доставить удовольствие просто любителю доброкачественной приключенческой литературы, книга станет настоящим открытием для поклонников «стратегий», своей волей определяющих грядущую историю и течение судеб.

---

Пока Гампсихора, обескураженный быстротой, с какой действовали римляне, сзывал разбросанные по острову отряды, Торкват устремился к вражьему стану. Там распоряжался Гост, сын Гампсихоры, юноша отважный, но еще неразумный. Он даже не стал выстраивать свое войско для битвы, а просто скомандовал атаку. Римляне неспешно развернулись, приняли удар врага и ответным натиском обратили его в бегство. Все завершилось столь быстро, что едва ли половина римского войска успела вытянуть из ножен мечи.

Все?

Сарды, теряя воинственность, начали разбегаться, Гампсихора бросился за помощью к горцам, самым диким из дикарей, для кого боль была не боль, а смерть не смерть, римляне приготовились к приступу восставших городов… Вот тут-то и подоспел Гасдрубал со своим войском.

Сей плешивый и доблестный полководец был настроен решительно. Быстро ссадив свое войско на берег, он отпустил флот, заявив, что в дальнейшем намерен воспользоваться трофейными римскими кораблями, после чего соединился с воинством Гампсихоры, по прибытию карфагенян сразу же осмелевшим. Отметив встречу добрым пирком, союзники двинулись громить римлян. Было их так много, что и не сосчитать. Впрочем, кому придет в голову считать сардов? Разве что мертвых.

Это было впечатляющее зрелище. Скакали пестро разодетые нумидийцы, шли закованные в блестящие доспехи ливийцы, а позади напирали нестройные толпы неподдающихся счету сардов. Плешивый восседал на коне, любуюсь своими солдатами и с брезгливостью посматривал на союзников, от которых за версту разило козлятиной. Будучи человеком неглупым, Гасдрубал понимал, что это — невесть какое воинство, но он верил в свою судьбу.

— Раздавим одним числом! Раздавим! Чем я хуже Ганнибала?! И у меня будут свои Канны!

Быть может, Гасдрубал был и не хуже, этого мы никогда не узнаем. Ему просто не довелось доказать это. И еще, ему не стоило доверяться сардам.

Едва начался бой, как воинство Гампсихоры дрогнуло. Сам предводитель бежал в числе первых. Его сын, по юности слишком горячий, пытался с горсткой всадников противостоять римлянам и пал.

Ливийцы и нумидийцы, надо отдать им должное, бились упорно. Нумидийцам даже удалось смять, забросав дротиками, немногочисленную римскую кавалерию, но это ничего не дало, так как победоносное крыло римлян, что опрокинуло сардов, уже окружало карфагенскую фалангу. Очутившись в кольце, карфагеняне вскоре прекратили сопротивление, и римляне просто резали их, как баранов, щадя лишь тех, чьи доспехи позволяли надеяться на щедрый выкуп.

Гасдрубал получил вожделенные Канны, но, увы, подобные Канны не приносят славы. Он был пленен, как были пленены и Магон с Ганноном, мужичком вертким, но удрать в этот раз не сумевшим. С ухмылкой оглядев свою добычу, Торкват приказал:

— В железа их! Пусть повеселят квиритов. Особенно этот, плешивый! И передайте Риму, что Сардон вновь наш! И на этот раз навсегда!

Сардон — никчемный кусок земли, но кусок, обильно политый кровью…

7.4

О Митридате III Понтийском известно так мало, как почти ни о ком из государей этого времени. Можно лишь с уверенностью сказать, что он был сыном своего отца, Митридата II, весьма удачливого царя, не только сумевшего отстоять свое царство от посягательств более сильных соседей, но и разбившего отважнейшего из них, Антиоха Гиеракса в битве, признанной современниками жесточайшей и кровопролитной. Но та победа вышла Понтийскому царству боком, ибо плодами ее воспользовался не царь-победитель, а его сосед, хитрый владыка Пергама Аттал. Это он присоединил к своему царству добрую половину земель, лежащих к западу от Тавра, в то время как Понт остался в своих прежних пределах, стиснутый с запада вифинцами, с юга — воинственными га-латами, а с востока — армянами, тибаренами и халибами.

Наследнику Митридату досталось небольшое, ослабленное войнами царство. Отец его, вынашивавший грандиозные замыслы, сумел добиться немногого. Они лишь смог овладеть небольшой территорией по Ирису,[53] да безуспешно оспаривал земли халибов и галатов, оставив в наследство сыну сразу несколько конфликтов, каждый из которых в любой миг мог обратиться в войну. Да и сам Митридат показным миролюбием не отличался. Он лишь не одобрял отца, бездумно расходовавшего время и средства на приобретение крохотных, ничего не значащих кусочков земли. Зачем тратить силы на завоевание халибов, народа славного разве что своим умением обрабатывать железо, но не имеющего ни богатых городов, ни плодородных полей, ни удобных гаваней, если совсем рядом, подобно нарыву на теле Понтийского царства располагалась Синопа, славнейший и богатейший город этой части Азии.

Потому первое, что сделал Митридат, сын Митридата, надев корону, — замирился с соседями: с гагатами, которых вообще лучше было не трогать, ибо варвары эти славились своей воинственностью и мстительностью, и халибами, которые, выслушав милостивые слова царских посланцев, согласились ковать для Митридата оружие. Вот теперь можно было начинать дела.

К счастью, царь Сирии, самый могущественный владыка в Азии, был слишком занят, чтоб обращать внимание на то, что какой-то Митридат хочет захватить какую-то Синопу. У Аттала Пергамского болела голова из-за Ахея, Ахея же тревожило, как отнесется к его дерзкому властолюбию племянник — Антиох Сирийский. Судьба Синопы волновала разве что родосцев, вечно совавших нос не в свои дела. Именно обитатели Родоса откликнулись на жалобный призыв синопцев и послали в Синопу мужей с деньгами, выделанным волосом и жилами для метательных машин, тысячью комплектами вооружения и четырьмя баллистами. Заодно посланцы прихватили десять тысяч бочек вина — для поддержания бодрости духа.

Когда родосские корабли вошли в гавань Синопы, город уже был обложен с суши. Расположенная на перешейке, Синопа была хорошо укреплена и удобна для обороны. Взять ее можно было, имея флот, более сильный, чем флот синопцев, или много терпения. Флот у Митридата был, но, увы, не такой, чтоб отрезать город с моря; тут синопцы опасались напрасно. Зато терпения было хоть отбавляй. И времени тоже хватало, благо небольшая армия Митридата не требовала чрезмерных расходов и кормилась с полей, брошенных обитателями Синопы.

Война началась. Занятная это вещь — война! Дело, достойное мужей больше какого иного. Митридат восседал на коне и воображал себя новым Александром. А что? Был он силен, лицо имел правильное и привлекательное, манеры — царственные. Бороду он не брил, а коротко подстригал, объясняя, что так угодно богам. На деле причиной сему был небольшой изъян — небольшая, но уродующая вмятина на подбородке, след от удара мула, к какому юный царевич некогда имел глупость неосторожно приблизиться сзади. Но об этом знали лишь самые близкие. На всех прочих царь производил самое выгодное впечатление. Он умел держаться на людях, был деятелен и, говорят, очень неглуп. По крайней мере, Митридат объяснял свое желание владеть Синопой именно тягой к мудрости.

— Кому, как не мне, владеть городом, где появился на свет достойнейший Диоген!

Диоген Диогеном, но сменить роскошный шатер на пифос, а попойки на ученую беседу царь не спешил. Днем он объезжал свои войска, перегородившие перешеек рвом и валом, а иногда организовывал вылазки на неприятельскую территорию, когда солдаты на лодках подходили к берегу с моря, выбирая участок, где берег был поположистей, и карабкались вверх по лощинам, осыпаемые бранью и дротиками синопцев. Потери в таких стычках бывали нечасты, но эти сраженьица тешили сердце царя и вселяли бодрость в сердца воинов. Ну а с наступлением сумерек враждующие стороны предавались разгулу. Синопцы хлебали вино, привезенное с Родоса, а осаждающим приходилось довольствоваться пойлом, выжатым из местного винограда.

И все были заняты, и все были при деле, и жизнь, доселе пустая, вдруг обрела смысл. Вот и говори, что война — жестокость и несправедливость. А не будь войн, чем занимали бы себя бравые мужи, которым не сидится дома, за какие бы подвиги цари венчали себя победными лаврами? Не скажете? То-то же! Только война дает жизни разнообразие и веселие, достойное мужей. Только война! А если еще эта война не хлопотна и не кровава. Одним словом, веселая то была война!

К зиме война закончилась. Было выпито немереное количество вина, в желудках воинов исчезли целые стада баранов и быков, нарядные хламиды поизносились. Митридат снял лагерь и удалился в Амасию, где всю зиму пировал во славу будущих побед. Синопцы тоже не горевали, ибо Родос, заинтересованный в причерноморском хлебе и вкусной рыбице пиламиде,[54] обещал прислать еще денег, оружия и, главное, вина.

Прошла зима, и веселая война возобновилась. Понтийский царь вновь гарцевал на коне перед укреплениями, насыпанными синопцами, а те приветствовали его пьяными выкриками, благо вина вновь было вдоволь.