Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

• Название: Император вынимает меч
• Автор: Дмитрий Колосов
• Издательство: ООО «Дом Славянской книги»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91503-009-0

Некто начинает большую игру, стремясь сокрушить скрижали истории. В противостояние Ганнибала и Карфагена вмешиваются неведомые герои — игроки, ставящие свой азарт выше судьбы человечества. История изменяет свой бег: как и назначено ею, пуны и римляне яростно бьются между собою, но в этот самый миг вдруг пробуждаются варвары далеких степей, орды которых сокрушают Китай и начинают победоносное шествие на Запад… Сюжет романа развивается на фоне реальных событий последней четверти III века до н. э. Арена событий — весь мир — от Иберии до Китая; герои — все те, кто определяли в то время судьбу мира: китайский император Цинь Ши-хуанди, Ганнибал, Сципион и многие другие. Реальная история вдруг сменяется альтернативой, какой, кажется, нет объяснения. Однако оно есть, и суть его — в игре, да в той необъяснимой страсти, что испытывает человек к жизнедарящему Солнцу…

Со знанием дела изложенные исторические и бытовые реалии событий многовековой давности дополняются богатой фантазией автора. Способная доставить удовольствие просто любителю доброкачественной приключенческой литературы, книга станет настоящим открытием для поклонников «стратегий», своей волей определяющих грядущую историю и течение судеб.

---

— Держаться! — кричал консул. — Держаться!

Но удержаться было не суждено. Римляне получили сразу еще удара — и оба в спину. Всадники Гасдрубала обрушились на италийскую конницу, и в этот же миг нумидийцы, мнимые перебежчики, выхватили из-под пестрых одежд кинжалы и бросились на свою стражу. Она была немногочисленна и погибла сразу же. Подхватив свое сложенное в кучи оружие, нумидийцы попрыгали на коней и ударили в спину пехоте. Их было немного, всего пять сотен. Против них было пятнадцать тысяч триариев, но римляне не приучены отбивать натиск врага сразу с двух сторон — этому им предстояло учиться. И потому триарии смешались и начали пятиться, ломая строй гастатов и принцепсов.

Ганнибал заметил смятение, охватившее римлян, и понял, что план удался.

— Пора! — крикнул он трубачу.

Тот поднял к небу трубу — высокую, витую, кованую из звонкой мели. Разрезая грохот сражения, над полем пронесся рев. Повинуясь ему, ливийцы, до того притаившиеся в ожидании за краями фаланги, пришли в движение. Они устремились вперед и начали обходить громадный, уже неправильный четырехугольник римской пехоты. В этот же миг обратилась в бегство конница Павла, и Гаслрубал направил свои эскадроны на подмогу ливийцам, замыкая окружение.

И римляне вдруг обнаружили, что очутились в кольце из щитов и острой стали. Их конница была разбита и бежала, преследуемая нумидийцами. Кое-где всадники и успевшие вырваться из окружения легионеры пытались сопротивляться. Африканцы безжалостно истребляли их. Так погиб раненый консул Павел, отказавшийся принять помощь трибуна Гнея Лентула. Консул сидел на павшем коне, лицо его было сплошь окровавлено, правая рука висела мертвою плетью.

— Все кончено, — сказал он, отвергая предложение трибуна сесть на его лошадь. — Я останусь умирать со своими солдатами. Не хочу быть обвиненным народом или стать обвинителем Варрона, если тому удастся спастись.

Уже скакали нумидийцы, и Лентул, дернул поводья, спасая свою жизнь. Обессилевший Павел остался сидеть на трупе своего скакуна. Нумидийцы, не зная, что перед ними консул, забросали его дротами.

А Варрон спасся. С несколькими сотнями всадников он бежал прочь и был далеко от поля битвы, когда та еще не была завершена.

Десятки тысяч римлян, сбившись в беспорядочную толпу, тщетно пытались противостоять ликующему неприятелю. Еще можно было собраться в кулак и прорвать кольцо, но легионеры утратили строй и лишились способности к организованному сопротивлению. Командиры погибли, либо постыдно растерялись. Оказавшись предоставлены сами себе, воины только и могли, что отбиваться от врагов, которые были повсюду. С одной стороны подступали галлы и иберы, едва стоявшие на ногах, но из боя не выхолившие. С двух других атаковали свежие, полные сил ливийцы, натиск которых был особенно страшен. Сзади подпирали всадники, орудовавшие копьями, мечами и дротиками.

Избиение было столь долгим и беспощадным, что победители устали рубить своих врагов. А так как римляне не сдавались, то наемники без жалости убивали их, не щадя ни всадников, ни сенаторов, выделявшихся дорогими доспехами. Пал Гней Сервилий Гемин, командовавший центром римского войска, был дважды поражен в бок мечом и истек кровью отважный и безрассудный Марк Минуций. Погибли десятки сенаторов, сотни всадников, тысячи простых квиритов. Пятьдесят тысяч павших — такова была кровавая жатва карфагенян на поле у Канн. Лишь несколько сот воинов сложили оружие и были пленены.

Но это было еще не все. Нумидийцы добили римскую конницу и атаковали те неприятельские полки, что направились на захват карфагенского стана. Затем неутомимые варвары заняли оба римских лагеря, захватив в полон еще несколько тысяч вражеских воинов.

Лев Толстой, создавший два великолепнейших полотна двух великих битв — при Аустерлице и Бородино, твердит о случайности хода любого сражения. Что бы не планировал там полководец, сколь бы решительно не настроены воины, все решает случай, каприз судьбы: нелепое ранение Карла прел сражением пол Полтавой, или злосчастный ливень, хлябью своей не позволивший французам воспользоваться великолепной артиллерией при Ватерлоо, или безвестный солдатик, угодивший ядром в ноги генералу Моро.[36] Случайность, гримаса фортуны, но не план, не воля, не гений, не решимость. Как в английской песенке:

Враг вступает в город, пленных не щадя.

Потому что в кузнице не было гвоздя.

Быть может, в этом утверждении и есть доля истины. Быть может. Доля. Ничтожная доля, но никак не правило. Случайность, определяющая все — разве Ганнибал не опроверг Толстого битвой при Каннах? разве Сципион не опровергнет спустя пятнадцать лет битвой при Заме?

Конечно, можно предположить, что конница карфагенян не сумела бы столь резво одолеть противостоящие ей турмы римлян и союзников. Конечно, можно предположить, что римские манипулы атаковали бы более рьяно и прорвали б фалангу Ганнибала прежде, чем был бы решен исход сражения на флангах.

Конечно, ибо будущее подвержено воле случая.

Но гений на то и является гением, чтоб исключить это самое «конечно», чтобы предвидеть любую случайность и контролировать будущее так, как угодно ему; если это, конечно, позволяет отсутствие равного гения у неприятеля. И потому Ганнибал сотворил Канны — величайший в истории пример идеально воплощенного в жизнь плана сражения. План был почти идеален, а осуществлен был идеально безо всяких «почти», столь идеально, что невольно задаешься вопросом: а не приняли ль римляне по неведомой нам причине роль добровольных статистов в игре, разыгранной Ганнибалом, не взяли ль на себя роль мальчиков для битья, чтобы потом отыграться при Заме? Нелепая мысль? Пусть, ибо жизнь порой нелепее самого безрассудного предположения.

Битва при Каннах — шедевр, сотворенный без оглядки на случайность. Ганнибал не мог позволить себе роскоши рассчитывать на дождь или слепую стрелу, что уязвила б Варрона и Павла. Дождь был бы на руку римлянам, ну а полководцев у них было много, и смерть одного из них не могла помочь карфагенянам. Единственное, чем воспользовался Пуниец, был ветер, встречный римлянам, но этот ветер не был случайностью, Ганнибал предвидел его и выстроил войско так, чтобы клубы пыли били в лицо римлянам, а не карфагенянам.

Была ли случайностью стремительная победа карфагенской конницы? Вряд ли. Ганнибал рассчитывал на эту победу, был уверен в ней. Ведь именно на этом строился весь его план. Была ли случайностью стойкость карфагенян в центре. Вряд ли, Ганнибал рассчитывал на эту стойкость и потому сам занял место в рядах фаланги.

Была ли…

Нет, в битве при Каннах случайностей не было — по крайней мере таких, что могли б повлиять на ход сражения. Был лишь план, великолепно продуманный и четко реализованный. И не нашлось гвоздя, способного изменить течение судеб. Далеко не всегда кузнецам удается выковать подобный гвоздь. Далеко не всегда.

Уже смеркалось, когда затих звон стали. Жалкие остатки римского войска бежали в Канузий, где объединились под началом юного трибуна Публия Сципиона. Карфагеняне дотемна подбирали раненых сотоварищей и добивали истекающих кровью врагов. Затем они отправились в лагерь, славя своего полководца и свою же доблесть. Их потери были невелики, но почти каждый второй воин имел рану.

Ганнибал, сидя подле шатра, выслушивал здравицы от генералов. Одним из последних объявился шатающийся от усталости Махарбал. В руке генерала был вместительный кубок, наполненный, понятно, отнюдь не водой.

— Славься, Ганнибал! Ты лучший из всех! — провозгласил старый рубака. — Завтра на Рим?

Пуниец покачал головой.

— Нет.

Тогда Махарбал презрительно сплюнул — прямо на дорогой ковер.

— Мне жаль тебя, Ганнибал! Ты мог бы послать меня к Риму и через пять дней пировать на Капитолии. Боги даровали тебе великий дар — побеждать, но забыли научить тебя пользоваться плодами своих побед.

— Это мы посмотрим! — со значением сказал Ганнибал.

Махарбал ничего не ответил и лишь покачал головой. По своему обыкновению он был уже пьян…

6.6

Невиданный достаток посетил Гуаньдун с тех пор, как повелитель Цинь распространил свою благодатную власть на всю Поднебесную. Рынки Сяньяна заполнились товарами со всех сторон света. Здесь торговали скакунами и собаками, выращенными варварами с севера. Купцы из Чу доставляли слоновую кость, носорожью кожу, цветные перья и краски, добытые у племен, заселяющих южную оконечность земли. С востока, из покоренных Ци и Янь везли соль и морскую рыбу, дикие народы, проживавшие на западе, поставляли овечьи шкуры и великолепные бунчуки. Обитатели Тянься наслаждались достатком и славили своего повелителя. Его имя произносилось в молитвах наравне с именами богов и создателей мира, фанши приносили жертвы, моля Небо о долгих годах жизни для солнцеликого Цинь Ши-хуана. Сам же он не желал слышать ни о каких долгих голах, сам он желал здравствовать вечно.