Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

• Название: Император вынимает меч
• Автор: Дмитрий Колосов
• Издательство: ООО «Дом Славянской книги»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91503-009-0

Некто начинает большую игру, стремясь сокрушить скрижали истории. В противостояние Ганнибала и Карфагена вмешиваются неведомые герои — игроки, ставящие свой азарт выше судьбы человечества. История изменяет свой бег: как и назначено ею, пуны и римляне яростно бьются между собою, но в этот самый миг вдруг пробуждаются варвары далеких степей, орды которых сокрушают Китай и начинают победоносное шествие на Запад… Сюжет романа развивается на фоне реальных событий последней четверти III века до н. э. Арена событий — весь мир — от Иберии до Китая; герои — все те, кто определяли в то время судьбу мира: китайский император Цинь Ши-хуанди, Ганнибал, Сципион и многие другие. Реальная история вдруг сменяется альтернативой, какой, кажется, нет объяснения. Однако оно есть, и суть его — в игре, да в той необъяснимой страсти, что испытывает человек к жизнедарящему Солнцу…

Со знанием дела изложенные исторические и бытовые реалии событий многовековой давности дополняются богатой фантазией автора. Способная доставить удовольствие просто любителю доброкачественной приключенческой литературы, книга станет настоящим открытием для поклонников «стратегий», своей волей определяющих грядущую историю и течение судеб.

---

Эллада была в восторге от новоявленного Александра. Рабы в своем раболепии неистовствовали. Афиняне объявили Деметрия богом, сыном Посейдона и Афродиты. Бог так бог! Деметрия нелегко было чем-нибудь удивить. В свои тридцать лет он изведал все наслаждения, доступные человеку, познал успех и великую славу, достиг вершин власти, о которых иной монарх и не мечтал. Он и впрямь стал богом — капризным, себялюбивым, распущенным. Красота его и могущество пленяли, черствость и властолюбие отталкивали. Но мало кто знал о черствости и властолюбии, зато все видели красоту и могущество. И потому эти все пели дифирамбы Деметрию.

Бог поселился в Парфеноне, где предавался блуду с Ламией и прочими шлюхами прямо подле святых алтарей. Когда же Ламия пожелала царственных почестей, Деметрий не стал противиться этой просьбе и приказал афинянам соорудить ей храм. Афиняне не осмелились противоречить и поспешно соорудили храм Ламии-Афродиты. Вскоре такие же храмы появятся в Фивах и других городах. Затем эллины провозгласили Деметрия вождем Эллады, какими были прежде Филипп и Александр.

Все это развлекало Полиоркета. Он издевался над ничтожными потомками Мильтиада, Фемистокла и Перикла, безропотно сносившими любое поношение, любой позор. Он приказал афинянам собрать на нужды войска двести пятьдесят талантов, а когда те были ему вручены, прямо в присутствии депутатов отдал деньги Ламии, небрежно бросив:

— Купи себе румян!

* * *

К тому времени Кассандр, утративший влияние в Греции, владел лишь Фессалией и Македонией. Сознавая, что не в силах тягаться с Полиоркетом, за которым — вся мощь империи Антигона, Кассандр бросился за союзом к Лизимаху, одному из «друзей» Александра.

Правитель Фракии, Лизимах понимал, что покончив с Кассандром, Деметрий немедленно займется им, Лизимахом. Потому он согласился помочь Кассандру, хотя и не раз враждовал с ним прежде. К союзу немедленно примкнул Птолемей, также сознававший угрозу, исходившую от Антигона и его воинственного отпрыска.

— Циклоп со своим пасынком погубят нас, если их не остановить! — сказал Птолемей.

Союз поддержал и приобретший большое могущество Селевк, к тому времени подчинивший Персию, Мидию и Сузиану. Цари договорились покончить с выскочками, возомнившими себя наследниками Александра.

* * *

Летом 301 года до н. э. армии диадохов сошлись на равнине близ Ипса. У Антигона и Деметрия было восемьдесят тысяч воинов, Селевк и Лизимах имели на пять тысяч меньше, но зато на их стороне сражались без счета слонов,[32] в то время как владыки Сирии могли противопоставить им лишь семьдесят пять.

* * *

Битву начали всадники Деметрия. Под рев труб тысячи закованных в броню витязей устремились на врага, одним грозным видом своим, заставив его поколебаться. Бой был скоротечен. Полки Антиоха недолго противились натиску сирийских конников и скоро показали спину. Эскадроны Деметрия с азартом устремились за беглецами, рубя и захватывая в плен. Они слишком увлеклись своей победой, оставив без внимания происходящее за их спиной. Деметрий повторил ошибку, совершенную при Газе, когда увлекшись, поставил под удар основные силы.

Вот тут-то Селевк и предпринял маневр, решивший судьбу сражения. Он двинул большую часть своих слонов, выстроив их линией таким образом, чтобы отрезать победоносной коннице Деметрия путь к полю сражения. Эти слоны не могли победить всадников, но и всадники были бессильны перед слонами, создавшими непробиваемый заслон в десятки стадий. Теперь Деметрию требовалось сделать громадный крюк, чтобы соединиться со своей фалангой — маневр, что он осуществить не смог.

Одновременно азиатские отряды Селевка подступили к фаланге. Лучники и дротометатели: пешие и конные — принялись безнаказанно избивать беспомощных перед ними педзэтайров Антигона. Вероятно, тот пытался перейти в атаку, но слишком длинная фаланга рассыпалась в движении и несла все большие потери.

Битва превратилась в избиение. Фаланга Антигона истекала кровью, но стояла на месте в надежде дождаться своих всадников. Увы, Деметрий так и не подоспел к ней на помощь, не сумев прорваться через слонов, сыгравших роль, равную которой им не придется сыграть в античных войнах никогда. Ведь слоны ни разу — ни при Гидаспе, ни в сражениях Пирра, ни у Ганнибала — не внесли значимого вклада в победу.

Антигон мог бежать, но он верил, что Деметрий подоспеет на помощь, он верил, что сын выручит его. И потому он отвечал приближенным, умолявшим царя подумать о спасении собственной жизни:

— Деметрий придет и поможет мне!

Но Деметрий так и не подошел, так и не смог прорваться сквозь полчище элефантов.

Когда же Антигон, сраженный стрелами и дротами, пал замертво, армия его побежала, уничтожаемая беспощадно. Деметрию удалось собрать после боя лишь десятую часть из 80 тысяч, вступивших в битву.

Все было кончено. Ночь опустилась над полем сраженья, заваленном грудами мертвых тел и гигантскими тушами элефантов. Все было кончено, и Деметрий бежал прочь, предоставив победителям заботу о прахе отца.

Кончено? Ну нет! Деметрий был не из тех, кто склоняются под ударами Судьбы. Нет, не Судьбы, златокудрой Фортуны, а Случайности, порочной девки Аутоматии. Деметрий крепко стоял на земле, особенно в шторм или бурю. Историк Дройзен тонко подметил, что: «Этот человек, столь надменный, легкомысленный и разгульный в счастье, обладал поразительной способностью развивать в дни опасности и невзгод все богатства своего гениального ума, решаться с гордой отвагой на новые предприятия и, соединяя трезвый ум с пламенной энергией, пролагать себе после своего падения путь к новому величию». Поразительно точная характеристика!

Деметрий не считал все потерянным. Конечно, он лишился великого царства, но у него были тысячи воинов, сбежавшихся после гибельной битвы, у него был флот, у него, наконец, были Афины — город, боготворивший своего бога!

Быстро перевезя мать на Кипр, где жила верная Фила, Деметрий поспешил в Эфес, к эскадрам, чтобы, взяв их, плыть к Афинам. И тут-то выяснилось, как неблагодарны могут быть люди к тому, от кого отвернулось счастье. Деметрий уже собирался выступить в путь, как к Кипру причалил корабль с афинскими делегатами, объявившими, что народ Афин решил не пускать на свою землю ни одного царя. Речь вроде бы шла о царях вообще, но и глупцу было ясно, что решение касается лишь Деметрия, потому что все прочие цари могли войти в Афины силой. Вне себя от ярости. Красавчик, однако, сумел смирить гнев. Он даже улыбался, когда встретился с послами, чтобы дать им ответ.

— Я подозревал, что афинская чернь, позабывшая о славе предков, переменчива и неблагодарна, я знал, что она склонна к предательству. Я оскорблен, но не удивлен. Я не таю зла на город, великий своим прошлым. Я лишь хочу, чтобы вы вернули мне корабли, оставленные в Мунихии!

Обрадованные столь неожиданной покладистостью Деметрия, афиняне вернули те корабли. Теперь Деметрий мог действовать.

Убедившись, что в Греции дела идут из рук вон плохо, Деметрий оставил ее на попечение своего шурина Пирра, а сам занялся разбоем. Он славно пощипал владения Лизимаха, неслыханно усилившегося после распада державы Антигона. Добыча и слава — вот что нужно было Деметрию. И он получил и то, и другое. Его имя вновь гремело по миру, привлекая наемников, получавшим плату звонкой монетой, какой у Деметрия было теперь предостаточно.

— Налетай, получай! — зазывали вербовщики Деметрия бравых парней, готовых рискнуть своей шкурой. — Год службы, и ты обеспечишь себя на всю свою жизнь! Разве скупердяи Лизимах с Птолемеем дадут подобную плату?!

Что верно, то верно — такой платы не давал никто. За ничтожный срок Деметрию удалось навербовать многочисленное войско, и диадохи, уже успевшие списать Красавчика со счетов, внезапно обнаружили, что он скорее жив, нежели мертв.

* * *

После недолгих интриг он сумел захватить Македонию и стал готовиться к восстановлению отцовского царства.

К весне 1-го года 123-й Олимпиады[33] Деметрий собрал гигантскую армию. Сто тысяч пехотинцев, двенадцать тысяч всадников, пятьсот кораблей… По его приказу заложили чудовищные корабли — сначала трискайдекеру с 1800 гребцами, а потом — тессарескайдекеру и даже геккайдекеру.[34] Если не принимать во внимание бесформенных полчищ, которые пытался противопоставить царю Александру несчастливый Дарий, мир еще не знал подобной армады. Диадохи вдруг узрели пред собой истинного наследника Александра, готового во второй раз пройти с мечом от Стримона до Инда.

Узрели и переполошились. Первым испугался Лизимах, чьи владения должны были стать первой жертвой Полиоркета. Заволновался Селевк, тревожимый судьбой Сирии, Финикии и Палестины. Птолемей знал, что удержит Египет, но он страшился потерять Кипр, какой мог превратиться в отменную базу для пиратских эскадр, охотящихся за купцами Александрии. Деметрий представлял угрозу всему установившемуся после двадцатилетнего хаоса мировому порядку. Диадохи, еще недавно пытавшиеся заручиться дружбой Полиоркета в борьбе против неверных соседей. Дружно объединились против него. Лизимах поспешно вторгся в верхние области Македонии, а Птолемей тряхнул мошной, заплатив Пирру, и тот, забыв о клятве, напал с запада.