Тарас Степанчук - Наташа и Марсель

• Название: Наташа и Марсель
• Автор: Тарас Степанчук
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1987

В основу повести легла история, которая началась в годы Отечественной войны и продолжается в наши дни. Это еще одна страница партизанской деятельности в Белоруссии, рассказ о мужестве, душевной красоте подпольщицы Наташи и французского патриота-антифашиста Марселя, о верности благородным человеческим идеалам, о нестареющей любви.

Все персонажи и факты в этой книге — подлинные. Однако по ряду соображений изменены некоторые фамилии действующих лиц, отдельные детали и даты второстепенных событий.

---

Сразу приглянулись палехские шкатулки — в Париже таких не купишь. А вот какую выбрать? «Аленушка» очень уж для Марселя молода, зато «Хлеб-соль» по картине Солонинкина хотя и уступала «Аленушке» в мастерстве рисунка, зато подходила по смыслу Красивая большеглазая девушка с пышной русой косой протягивает кому-то на пышном рушнике хлеб-соль на фоне золотых куполов и старинных стен Московского Кремля.

— Наша красавица, — одобрил Чернышев. — Российских кровей!

— Или белорусских, — добавила Нина Николаевна.

Кивнув на «Аленушку», Чернышев улыбнулся:

— А это сувенир Марселю от Ни-ноч-ки. И от меня. Еще, Александра Михайловна, какие-нибудь проблемы имеются?

— Проблем нету, да мне бы…

— Хотите одна пройтись по Москве, — догадался всезнающий Чернышев. — Согласен. А мы с Ниночкой — домой. Машина будет ждать возле сквера Большого театра ровно через два часа.

Спустившись по улице Горького к подземному переходу, она прошлась по знакомому Александровскому саду, постояла у Вечного огня над могилой Неизвестного солдата и, как в прошлый раз, мимо Исторического музея и Никольской башни по Красной площади направилась к Мавзолею.

День был почти такой же солнечный, радостный, но здесь ее никто не ждал, и — минута за минутой — она оставалась наедине с Историей, Временем, Памятью. И тихая грусть бабьего лета отступила в ней перед величественным и прекрасным, что ее окружало.

Часы на Спасской башне отбили три четверти. Из тех ворот выезжал на белом коне маршал Жуков, чтобы принять Парад Победы, а на этой брусчатке, в колонне Первого Белорусского фронта, стоял Петр, и ему предстояло пройти мимо Кремля, мимо Верховного торжественным маршем. И здесь же, к подножию Мавзолея, были брошены захваченные нашими войсками в боях гитлеровские знамена и штандарты, многие из которых в июне сорокового под звуки фанфар проносились через Триумфальную арку в Париже.

…Вторая мировая война началась из фашистского Берлина. Победная точка в Великой Отечественной войне, знаменующая торжество нашего правого дела и крах «третьего рейха», была поставлена здесь, на Красной площади, в Москве…

И вот наступили короткие минуты, когда среди шумного дня затихла площадь и стало слышно, как печатают по брусчатке свой шаг молодые солдаты. Сержант-разводящий вел двух часовых, которые шли заступать на пост номер один у входа в ленинский Мавзолей.

Чувством гордости отозвались в ее душе и слитные шаги молодых воинов, и бой кремлевских курантов, и наступившая торжественная тишина. В этот момент словно раздвинулся горизонт, и перед ее мысленным взором открылись самые дальние дали государства, созданного Великим Октябрем, партией, гением Ленина. И все это объединилось в сознании единым понятием Родины, и Александра Михайловна с гордостью представила то заветное место, где у нее хранится с войны комсомольский билет.

Повторяя в памяти эти мгновения, она вспомнила, как шагавший мимо разводящий, а затем часовые, чуть скосили на ходу глаза, и торжественно-окаменевшие лица у них потеплели.

Александра Михайловна проследила за взглядом разводящего и увидела рядом плотную седую женщину лет семидесяти. На ее широкоскулом, будто высеченном из гранита лице светились большие серые глаза, а губы шептали:

— Сыночки…

И столько нежности, заботы и боли было в одном этом слове…

— Сыночки, — шевельнув губами, повторила седая женщина, не замечая никого вокруг.

Когда после смены караула часовые и разводящий возвращались в Кремль, они снова тепло покосились на женщину, и она медленно, вперевалку, пошла вслед за ними по каменной брусчатке площади. У Спасской башни кивнула военному, а тот, вытянувшись, как перед генералом, откозырял этой женщине, и она, не предъявляя никаких документов, прошла в служебный вход Кремля.

С этой женщиной Александре Михайловне предстояло ехать в одном купе…

Уходя с Красной площади, она увидела, как встречается молодая пара: мужчина лет тридцати улыбался девушке и протягивал букет цветов. Уже сидя на скамеечке в сквере Большого театра, Александра Михайловна отвлеченно, без зависти подумала, что так же, как она с Марселем, сегодня встречалась на Красной площади молодая пара, но возраст и судьба у этих людей совсем иные, и этого возраста ни ей, ни Марселю уже никогда не вернуть.

«Ну и что? — возразила она себе. — А букет, что держал в руке мужчина, совсем не тот, что подарил ей Марсель. И улыбка у мужчины совсем не та. И сам мужчина, пускай намного моложе, но тем больше проигрывает в сравнении с Марселем, потому что Марсель такой…»

«Какой?» — спросило ее второе «я».

«Особенный», — не задумываясь, ответило первое.

Прошлогодним августовским днем на Бородинском поле Марсель вдруг сказал по-французски:

— Tout vient â point â celui qui saitattendre.

И тут же перевел:

— Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. — Счастливо улыбнулся и добавил: — Вот и пришло время нашей встречи…

Александра Михайловна любовалась колесницей и конями над колоннами музыкального дворца, которые уносили Аполлона навстречу солнцу, в мир волшебных мелодий. Слушала шум фонтана и себя, и тут внутри нее заговорили, споря, два «я», и первое укорило:

«Зачем ты была тогда к нему несправедлива?»

«В чем же несправедлива?» — с наигранной наивностью удивилось второе «я», прекрасно поняв суть вопроса и именно потому избегая на него отвечать.

«Есть две причины твоей несправедливости: или он тебе неприятен, или…»

«Ну, почему же неприятен? — перебило второе «я». — Еще в сорок третьем…»

«Тогда он был достоин твоей любви?»

«Зачем же спрашивать о том, чего в прошлом никак не могло быть и что никогда уже не вернется?»

«Чтобы из прошлого заглянуть в свое будущее. Его не спрячешь за воспоминания былого…»

Тот же внутренний голос настойчиво продолжал допытываться дальше:

«Достоин ли Марсель твоей любви?»

«Достоин».

«Так полюби…» — соблазнял тот же голос.

«Да как же можно?» — слабо защищалась она.

«Если достоин — возможно, — настаивало первое «я». — Не мучай себя и его. Разве он заслужил страдания безответной любви?»

«Но почему же безответной?» — возразило второе «я». И она тут же испугалась этого вопроса: «Если я так себе говорю, значит…»

Что следует за этим «значит», она заставила себя не думать и оборвала внутренний диалог. Заставила оборвать. На время…

Но разве насовсем этот разговор двух «я» в себе оборвешь?

К ее скамеечке вприпрыжку подбежала нарядная шустрая девочка лет пяти:

— Тетенька, мама и папа находились по Москве и сидят без ног, а я хочу играть. Давай с тобой поиграем в догонялки?

— И я тоже без ног, — призналась Александра Михайловна.

— Все взрослые здесь устали и отдыхают. Поиграй, Машенька, сама, — терпеливо говорила девочке мать, а отец что-то показывал жестами, и руки у него были знакомо-подвижные и метались, как ласточки перед дождем.

Красивая синеглазая женщина с материнской любовью смотрела и на девочку, и на сидящего рядом крупного сильного мужчину с выразительным лицом и грустными карими глазами.

Александра Михайловна глянула на мать, на отца девочки и охнула: «До чего же похожи! Ну, просто копии Елены Фальковской и глухонемого брата Ивана. Счастливые в любви друг к другу. И какая у них девочка! Такое же счастье могло прийти к ее Ивану, да не пришло… А до чего же этот мужчина похож на Ивана… И тоже — она это видит — глухонемой…»

Непроизвольно для себя, Александра Михайловна поздоровалась знакомой азбукой немых. И мужчина, изумившись, жестами рук спросил ее:

— Откуда вы это знаете?

— Брат у меня тоже…

— Где он?

— Погиб.

— А где похоронен?

— Не знаю. Война…

Трое уходили из сквера, и немой мужчина оборачивался, приветливо ей кивал. Так же прощался, уходя на задание, покойный брат Иван…

Какие муки принял в гестапо Иван, про то было ведомо ему одному. Другие муки достались Ивану, когда видел счастливые глаза Елены. От любви не к нему — к другому. И этого другого ей завтра предстоит увидеть в Варшаве…

Александра Михайловна понимала, что встреча та отзовется болью в Яне и в ней. Потому что сорок лет одинокий Ян несет в себе любовь к Елене. А Иван был и остался для нее самым близким из всех братьев и сестер.

Детьми они любили долго и молча смотреть на плывущие по небу облака, и ей хотелось узнать, где и почему у линии горизонта они загадочно истаивали, а вслед за ними по небу белыми лебедями все плыли новые стаи облаков.

На земле их влекли бегущие по рельсам поезда: к близкому Минску и далекой, за сотни километров Москве…

Торопя себя перестуком колес, куда-то по железным ниткам рельсов спешили пассажирские и товарные составы, и после того, как они тоже исчезали вдалеке, особенно густой казалась тишина, и она болела душой против обидной несправедливости, которая лишила Ивана звуков, а поезда мимо него проносились так же безмолвно, как плыли над ним по небу облака.