Константин Михаленко - 1000 ночных вылетов

• Название: 1000 ночных вылетов
• Автор: Константин Михаленко
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978–5–699–25270–1

Фронтовая судьба автора этой книги удивительна и уникальна.

За годы войны летчик Константин Михаленко совершил 997 только подтвержденных боевых вылетов и при этом остался в живых! Причем в полете его не защищали ни броня Ил-2, ни авиапушки «яков» и «лавочкиных» — лишь дерево и перкаль открытой кабины По-2, того самого «небесного тихохода», неприхотливого труженика мирного времени, в грозные годы войны ставшего ночным бомбардировщиком.

Вдумайтесь! Почти 1000 раз пришлось молодому выпускнику Харьковской военно-авиационной школы лететь сквозь смертельные трассы зенитных пулеметов и разрывы снарядов, под слепящими лучами прожекторов, на минимальной высоте и без возможности раскрыть парашют, если страшный удар расколет его «летающую этажерку». Летчики По-2 днем и ночью летали на разведку и бомбардировку противника, на транспортировку боеприпасов своим войскам и эвакуацию раненых.

Наши солдаты шутливо называли самолет По-2 «кукурузником», немцы — «кофейной мельницей» и «руссфанер». Но вклад, внесенный в нашу Победу этим маленьким самолетом и его бесстрашными пилотами, огромен. Не зря Родина оценила заслуги многих из них, в том числе и автора этих воспоминаний, самой высокой наградой — званием Героя Советского Союза.

---

— С приездом!

— Федя!..

— Видал твой цирк! А еще со мной летал. Эх ты!..

— Но и ты, Федя… Это ведь твой самолет там стоит?

— Радуешься? — Под сухой кожей на скулах Маслова перекатываются тугие желваки. — Не мой это самолет — Брешко!

— А ты… При чем здесь ты?

— А ни при чем! Высадил меня и смылся! Да не только меня. Вот полюбуйся! — Из-за спины Федора показывается знакомое лицо. — Прошу, знакомьтесь! Техник его сиятельства командира эскадрильи Брешко, товарищ Лыга!

— Ничего не понимаю, — откровенно признаюсь я.

— Где уж тебе понять! Серость! Что такое Брешко? Опытность и власть. Кстати, то, чего у тебя нет. А теперь рассуждай с позиций Брешко. Началась оттепель, снег рыхлый, скольжение плохое. Влез Брешко ко мне в заднюю кабину, приказывает: «Взлетай!» А самолет не скользит, не набирает скорости. Вот тут он и высадил нас обоих, меня и Лыгу, а сам помахал нам ручкой. Вот что значит опытность в сочетании с властью!

— Федя, так это…

— Ты хотел сказать — трусость?

— Не знаю…

— Так знай: трусость и подлость!

— Что он хоть сказал тебе?

— Где уж тут говорить, если в задницу страх колет!

— Подонок!..

— Мнение ученых совпало. Консилиум окончен. Пойдем, поможем Лыге поставить винт на брешковский самолет. А что с твоим?

— Тоже винт разбит…

— Эх, знать бы, привез бы два! Не тужи! Поставить винт недолго. Вот смотаюсь на базу и мигом обратно. Еще полетаем, старина. Назло всем чертям и товарищу Брешко.

Но летать нам с Федей пришлось не скоро. Неожиданно над лесом появились два «мессера». Спаренные залпы решили судьбу сначала моего самолета, затем самолета Брешко. Мы остолбенело смотрим на дымное пламя, на четкие в светлом небе силуэты «мессеров», которые, словно издеваясь, проносятся над деревней, покачивая крыльями.

И еще я замечаю слезы в глазах Федора. Что это?..

…В полку мы знаем друг о друге все. Летчики полка живут одной жизнью, одними интересами. Получит кто-либо из нас помятый треугольник со штемпелем полевой почты, и содержание его становится достоянием многих. Никто из нас не делает тайны из незамысловатых житейских дел своих близких. Наоборот, каждый стремится поделиться с товарищами своей маленькой радостью или тяжким горем утраты. Дорого нам это чувство товарищеской близости, способность понимать друг друга с полуслова.

Федор не получает писем, не делится с нами своим сокровенным, ничего о себе не рассказывает. Он молчалив и замкнут. Он непонятен. А непонятное летчики не любят.

Часто я вглядываюсь в его лицо и пытаюсь понять, что кроется за его молчаливостью и замкнутостью, какие тяжелые мысли и переживания оставили на нем свой неизгладимый след.

С Масловым мы сделали тридцать три боевых вылета до того, как я стал летчиком и начал летать сам. Летает он отлично, у него безукоризненная техника пилотирования, превосходная ориентировка в воздухе, великолепные взлеты и посадки. А в бою? В бою он просто спокоен и сдержан.

Так откуда же в его глазах слезы? Тогда я не знал, что ненависть может иметь и такое выражение… Как же, «мессера» сожгли наши самолеты, солдаты лишились своего оружия!..

Потом я понял, что есть люди, которые могут годами носить в себе горечь какой-либо утраты и прятать ее за внешней беспечностью, чтобы, не дай бог, не расплескать ее яда на других. Это под силу только очень сильным людям. Сильным и добрым. По-видимому, таким и был наш Федя, мой первый командир, с которым мы так и не стали близкими друзьями. И я искренне сожалею об этом.

Как известно, при поступлении в авиационное училище будущие летчики проходят медицинскую комиссию, где, помимо всяких других требований, предъявляется требование и к росту — «от» и «до». Рост Федора был на первом миллиметре «от». Ему всегда требовалось что-то подложить под сиденье, чтобы он мог хорошо видеть землю. Естественно, небольшой рост Федора позволял полковым острякам лишний раз почесать языки.

Маслов не подавал вида, что это его трогает, хотя все мы знали, с каким трудом подавлял он свое негодование по поводу всех этих насмешек относительно его роста и физической слабости. Знали мы и то, что у Федора был избыток других сил — моральных.

Однажды в период ожесточенных боев на Курской дуге, вернувшись с задания, Маслов посадил самолет, выключил двигатель, отстегнул лямки парашюта, как-то неуклюже вылез на крыло и упал, потеряв сознание. Еще над целью вражеская пуля вошла в колено и раздробила кость, но Маслов не сказал об этом даже штурману, он только весь сжался, искусал в кровь губы и все-таки привел самолет на свой аэродром.

Врач полка, делая перевязку, все ахал и удивлялся, откуда у тщедушного летчика нашлось столько физических сил? Он забыл о силах моральных, забыл о том, что Маслов был коммунистом. Это обязывает ко многому. Еще не окончена война, еще стране нужны солдаты. И Маслов вернулся в полк с протезом вместо одной ноги. Ему не позволили летать. Тогда неожиданно для всех он увлекся… танцами. Федор не пропускал ни одного вечера, ни одной возможности потанцевать. Однажды выдался свободный от полетов день. Выступали самодеятельные артисты, были и танцы. Из-за отсутствия дам летчики танцевали друг с другом. Маслов подошел к командиру полка:

— Приглашаю на вальс, товарищ командир!

Командир пытался отказаться, сославшись на неумение, но вдруг понял, что для Федора это просто необходимо.

Федор танцевал замечательно. Глядя со стороны, нельзя было подумать, что маленький летчик танцует на протезе. И командир сдался:

— Убедил, Федя.

Он увел Маслова в сторону от танцующих.

— Будешь летать. Только…

— Только без скидок, Анатолий Александрович!

— Я не об этом, Федя… Медицина, высшее командование… Э, да ладно! Все шишки возьму на себя!

И Маслов летал. Летал до самого конца войны. И непонятно было молодым летчикам из недавнего пополнения, почему однажды чертыхался их командир, когда вражеский снаряд разорвался в кабине его самолета, и почему вместо врача попросил прислать на аэродром сапожника.

Мы в партизанском штабе. Большая изба заполнена людьми в овчинных тулупах, пальто, куртках. Над единственным столом склонилось несколько человек, и над ними повисли густые клубы махорочного дыма.

— Что же, молодцы, не докладываете? — разгибает спину высокий мужчина с седыми висками. — Забыли воинскую дисциплину? А-а, понятно, — глаза его теплеют, и на губах появляется усмешка. — Ну-с, давайте знакомиться. Полковник Петров, командир партизанского отряда «Гроза». А это — комиссар Уваров и начальник штаба Белов…

Мы докладываем четко по уставу свои звания и фамилии, рассказываем о постигшей нас беде.

— Держать вас здесь не имеет смысла. Вы должны летать. Переправить вас через линию фронта сейчас невозможно. Но выход есть. Придется вам пробираться в тридцать третью армию. Там у них есть аэродром. Проводника дать не могу: через пару часов начнем отходить. Но вы сами по карте… Вот смотрите…

Командир отряда показывает район расположения окруженной армии и наиболее безопасную дорогу. Мы благодарим и направляемся к двери.

— Погодите! — останавливает нас командир. — Начальник штаба заготовит вам справку. Кто у вас старший?

— Младший лейтенант Маслов.

— Добро. Так и пиши: выдана младшему лейтенанту… Нет, погоди. Знаю я их, штабников! С младшим лейтенантом и говорить не захотят. Пиши: майору Маслову!

Только на улице Федор разворачивает сложенный лист бумаги. Заглядывая через его плечо, читаю: «Справка. Настоящей удостоверяется, что самолеты летчиков майора Маслова и майора Михаленко при доставке боеприпасов для партизанского отряда «Гроза» действительно подожжены фашистскими стервятниками. Вместе с летчиками находится инженер-капитан Лыга. Справка выдана для представления командирам частей Рабоче-крестьянской Красной Армии с целью оказания помощи товарищам летчикам. Командир партизанского отряда «Гроза» Петров, комиссар Уваров, начштаба Белов».

— Поздравляю вас, товарищи майоры, с присвоением нового воинского звания! — смеется Лыга.

— Тебя тоже не обошли, — отвечает Федя.

— Филькина грамота, — не сдерживаюсь я. — Выброси!

— Пригодится. — Федор бережно сворачивает бумажку и опускает в карман гимнастерки.

Не знаю, действительные ли это фамилии или партизанские клички, но я до сих пор с благодарностью вспоминаю тех людей, которые накануне боя, перед прорывом из окружения, не забыли о нас, подумали о нашей дальнейшей судьбе. Правда, потом мы никак не могли сообразить, почему они послали нас путем, который почти не контролировался немцами, а сами с боем прорывались из окружения. Может быть, в их задачу не входило соединение с окруженными частями армии Ефремова, не знаю. Но память сохранила образы этих людей. Спасибо вам, люди партизанских лесов!