Я Горбов - Все отношения

• Название: Все отношения
• Автор: Я Горбов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Что я о себе должен думать?" - "Например, что ты отец, и что это налагает на тебя ответственность". Я делал большую ставку, я шел ва-банк! Я даже обернулся, чтобы посмотреть, не стоит ли за мной ''сочинитель". Его не было. - "Отец, отец! Кто бы говорил, а кто бы молчал, - крикнул Ермолай, у тебя не только ребенка, у тебя и жены нет.'" - "Ты так думаешь? Так разреши доложить, что ты ошибаешься". - "Что? Ты женат? Ты, мой единственный друг, от меня это скрыл, от меня, твоего единственного друга? Может быть еще скрыл, что у тебя есть сын? Дочь? Надо думать, что я ошибся, что ты не дороже других стоишь!" - "Я такой же как все". - "Как все! Как все!" - {205} "Замолчи, Ермолай. С меня достаточно того, что ты всюду только пакости и пакостников видишь, всех подозреваешь во всем самом плохом, даже тех, кто тебе оказывает услуги". - ''Это ты-то мне оказываешь услуги? А?" - "Да". - "хотел бы знать какие?

Уж не считаешь ли ты за услугу, что признался мне в том, что у тебя есть дети? А? Хотел бы на них посмотреть". - Из-за ветра мы оба кричали. Пароход раскачивало все больше и больше, волны ревели. Вдобавок пошел дождь. - "Настоящий ад, - надрывался Ермолай, - как раз для лгунов подходящая обстановка!" - "Я не лгу. Мари-Анжель-Женевьева не твоя дочь. Моя". - "Что? Что ты еще городишь? Хочешь, чтобы я тебя за борт швырнул? И мало этого еще было бы, знаешь ли! За такое вранье!" - "Я не вру!" - "Ты врешь! Ты врешь даже когда говоришь, что не врешь!" - "Я не вру!" - "Ты врешь, ты врешь, ты врешь, ты врешь, мерзавец!.." - "Я не вру. Сколько лет ты старался? Напрасно? Я тебе помог по просьбе самой Марты. Анжель моя дочь. Не твоя". - "Врешь, врешь, врешь, врешь!.." - кричал он точно у него никакого другого слова в запасе не было. Он старался меня схватить, но я увиливал. Дождь лил, как из ведра. - "Я не вру, я не вру, - кричал я, пойдем спросим у Марты, сейчас пойдем. И послушаешь! И посмотришь, на кого она похожа, на тебя или на меня. До сих пор ты ничего не заметил. Теперь заметишь". - "Посмотрим, послушаем!" - Он был точно безумный. Хватаясь за что попало, падая и вставая мы направились к каюте. Меня охватила тревога, я стал было его удерживать, но он меня с силой отпихивал. В сущности мы почти дрались. Перед самой каютой он уперся в стену и словно вытянулся. Потом открыл дверь. Я хотел за ним последовать, но он меня оттолкнул. Если мы все-таки оказались в каюте одновременно, то это из-за внезапного скачка парохода. Марта лежала. Тошнота, с которой она вначале справлялась, ее одолела: качка была слишком сильной. Голова Марты была закинута и щеки почти белыми. Мари плакала и вся была перепачкана в рвоте. Сама обессиленная Марта не могла ее вытирать. - "Марта! - крикнул Ермолай, - это правда, что он говорит?" - Марта даже глаз не открыла. Да и не знала она, чего он хочет! Я же взял Мари на руки и прижал к груди. Девочка обняла меня обеими ручками за шею и смотрела на Ермолая. Почувствовав, вероятно, ее взгляд, он обернулся. Было ли такое освещение, или вызванная морской болезнью бледность подчеркнула то, что в обычных обстоятельствах было не так заметно, но сходство Мари со мной так и бросалось в глаза: как раз я был против стенного зеркала и в отражении даже меня самого это сходство поразило. Когда же оно попало в поле зрения Ермолая, то точно ток какой-то электрический по нам прошел. И все качалось, все дрожало, - так трудно было сохранять равновесие!

{206} Ермолай взглянул еще раз на молчавшую жену. Губы его дрогнули. Повернувшись, опираясь о стену, он вышел. Я же, сказав себе, что самое трудное теперь позади, остался. Продолжение объяснения я откладывал на завтра; я говорил себе, что когда пароход причалит, мы, на берегу, разойдемся, каждый в свою сторону. И дальше будет видно. Я обтирал девочку и что-то успокоительное говорил Марте. Погода не унималась, - даже, кажется, становилась хуже. Пароход то ложился на бок, то взвивался на дыбы...".

На этом повествование Аллота обрывалось, - дальше были отдельные, связанные между собой только внутренним смыслом, фразы. Сказав несколько слов о прибытии на другое утро парохода в порт назначения, Аллот наскоро перечислял все обстоятельства, сопровождавшие этот приход. Ермолая Шастору среди пассажиров не оказалось. Заключить из этого рассказа, что Ермолай бросился в море, было нельзя. Но уверенности в том, что он упал в море случайно, или что его смыло волной, - тоже не было. Не было указаний и на то, как перенесла известие об исчезновении мужа Марта. От Мари я знал, что через год она вышла за Аллота. Сам Аллот мне сказал, что через шесть-семь лет после свадьбы овдовел. Умереть Марта могла так и не зная, покончил с собой Ермолай, или погиб случайно? Но Мари, когда говорила про смерть своего "отца", в самоубийстве не сомневалась, и мнение это ей было без сомнения внушено Аллотом. Урок "сочинителя" в сквере не пропадал даром, внушая девочке, что она дочь самоубийцы, Аллот сам становился "сочинителем".

47.

Были в этой папке и еще отрывки и заметки. Я их наскоро пробежал. Не могу сказать, чтобы эти планы рассказов, наброски и, в особенности, характеристики предположенных действующих лиц оставили меня безразличным. На всем стояла печать автора. Но тогда я это только почувствовал и полностью оценил гораздо позже, когда, - уже начав писать сам, - все с вниманием перечел. Ожидая Зои, я связал папки в пакет и задумался, глубоко, над неустранимой - казалось мне - зависимостью: "сочинитель" в сквере, Аллот, Мари и я! Доведя за руку до известной точки, Аллот уступал мне что-то вроде права.

По всей вероятности, Зоя была в его комнате, и, - тоже по всей вероятности, - я мог бы прокрасться по коридору и выскользнуть. Но я натыкался на внутренние сомнения: видь я уже ушел от Мари и потом от Заза; Денис Далле покинул Анну; наконец, Ермолай Шастору тоже ушел, совсем, навсегда. Пока я колебался, из коридора донеслись шумы, голоса, хлопанье дверей. Потом снова наступила тишина. Теперь я медлил умышленно. Теперь я наверно знал, что не уйду, не дождавшись какого-то, внезапно возникшего в самом, казалось, {207} воздухе, еще не оформившегося, но очевидно неизбежного указания.

Раздались шаги, дверь распахнулась и в рамке ее появилась Зоя. Не войдя в комнату, даже не выпуская дверной ручки, она немного, показалось мне, удивилась увидав меня стоящим с пакетом папок под мышкой.

- Идемте, - сказала она.

Я послушно за ней последовал по коридору. Когда она открыла дверь в комнату Аллота, то меня, как и в первый раз, поразила белизна стены против окна. Сильно пахло эфиром. Белый халат, стоявшей у кровати Аллота сестры, вносил больничный характер. Аллот лежал на спине со скрещенными на животе руками. Под подбородком его был скатанный в шар платок. Но глаза были открыты и, хоть и погасшие, сохраняли еще присущее им удивительное выражение. Зоя сделала рукой какой-то неопределенный знак, который мог быть а приглашением приблизиться, и приглашением остаться на месте. Я подошел.

Зоя посмотрела на меня в упор, и, закрыв тонкими своими пальцами глаза мертвеца, положила на каждый из них по большой серебряной монете. Заранее обдуманное намерение ее не подлежало, как будто, сомнению, и я вынужден был допустить, что путем такой почти церемонии, она хотела дать мне понять, что беззрачковый взгляд больше на нас, - ни на меня, ни на нее, - не давит, что мы свободны.

Я могу, конечно, ошибаться. Но если действительно Зоя готовилась к такому заключению, то ее разочарование должно было лишь усилиться. Я был поражен. Я всегда обращал исключительное внимание на взгляд Аллота, на его "беззрачковость". Теперь я, впервые, заметил, что у него были такие же ресницы, как у Мари. Не сказав ни слова, я повернулся и направился к двери.

- Вы уходите? - спросила Зоя, дрогнувшим голосом. Я молча достал из кармана ключ от ее квартиры и положил его на стол. На площади, прикрывая за собой дверь, я почувствовал, что мне очень жарко.

48.

На улице все сверкало: стекла витрин, лакированные кузова автомобилей, афиши, цветы ; и все было в движении. Я подумал, - довольно вскользь, - о том, что между присутствием Зои у смертного одра Аллота и Мари у постели умиравшего хозяина шоколадной фабрики, может была некоторая аналогия. Но если судьба Мари оказалась тесно связанной с моей, и если связи этой я, несмотря на мои усилия, оборвать не мог, - то судьба Зои, и то, что она может стать злой, жестокой, мстительной, и кончить жизнь так же, как ее кончила ее мать, мне было безразлично. Не касалось это меня...

Я подозвал такси.

{208} Пробираться через автомобильную толпу оно могло только медленно, а на перекрестках, у красных сигналов, нам приходилось, иной раз, довольно долго ждать. Но по мере приближения к нарядному кварталу, в котором была расположена моя квартира, скорость возрастала. Мысленно я сравнил это приближение к цели с приближением к цели Дениса Далле. Только тот направлялся в квартал, заселенный служащими и рабочими, где, за время его отсутствия, были введены разные новшества и усовершенствования. Широкие авеню, по которым я теперь ехал, оставались ими же, какими были, когда я покинул столицу. Да отсутствие мое не продлилось и года, в то время как Денис странствовал по миру: 10? 15? 20 лет? Аллот не знал.