Я Горбов - Все отношения

• Название: Все отношения
• Автор: Я Горбов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- О! Конечно! - подхватил Аллот.

И мы условились о дне и часе.

Затем, они оба, одновременно, поднялись и направились к выходу. Аллот, мышиным своим шагом, впереди, Зоя - сзади. Еще раз я заметил, что у нее очень красивые икры, и что походка ее и легка, и грациозна. На пороге она, точно почувствовав тяжесть моего взгляда, обернулась. Я видел, что она улыбается, и еще видел, что она что-то сказала, верней прошептала, - но что именно, я не расслышал, и по движение губ угадать не смог.

Наём помещения протек без осложнений. Нас ожидала владелица. уже немолодая, краснолицая, черноглазая, полногрудая женщина, во всяких, по-видимому, побывавшая положениях и ко всему привычная. Было там довольно примитивное оборудование, которое, по словам Аллота, можно было усовершенствовать и приспособить к новым требованиям, и некоторый запас матерьялов: штуки материи, пергаментная бумага, краски и прочее. Две девицы и молодой человек были заняты, кто раскраской, кто клейкой. Вид они имели насупленный. Хозяйка, женщина опытная, сразу поняла, что все зависит от меня, и к Аллоту даже не обратилась. Теперь, применительно к тому, что я видел, цена показалась мне все же преувеличенной, но я не возразил. Мне пришло в голову, что можно попросить персонал - девиц и молодого человека остаться, после перехода мастерской в наши руки, у нас. Аллот, с которым я поделился этим соображением, его поддержал, и тут же высказал несколько вполне дельных замечаний насчет часов работы и социального страхования. В общем, все складывалось ко взаимному удовлетворению. Условившись о дне встречи у нотариуса для регистрации сделки, мы расстались. На улице, Зоя нас покинула: она спешила на свидание с какой-то подругой. Что до Аллота, то, преодолев отвращение, я пригласил его со мной позавтракать. Мне казалось, что может выйти разговор, который укрепит сооруженную мной денежную стену.

По началу, Аллот был невнимательным и рассеянным. Но потом, явно сделав над собой усилие, он начал, обычной своей скороговоркой:

- Доминус! О Доминус! Карты на стол. Карты на стол! Я ведь вам должен дополнительные разъяснения насчет всего того, что мы видели во время нашей ночной поездки. Помните? Тогда было темно.

{88} Сейчас яркий день. Сама обстановка, как будто, способствует расстановке точек на "i". Не правда ли?

- Я вас слушаю.

- Полагаю, что ваш интерес не болте не менее чем признак доверия. О! Доминус! Признак вашего ко мне доверия!

Еще немного и он прослезился бы.

- Будьте великодушны, - продолжал он. - Я знаю, что вы способны на великодушие, у меня есть доказательства. И Зоя-Гойя, которой с нами нет, совершенно разделяет это мое мнение. Будьте уверены. Я проведу вас по еще нескольким страницам моего романа как ребеночка, ласково, за ручку, не спеша. Можно?

- Повторяю: я вас слушаю.

- Вы вошли в состав сюжета. И сюжет правдив! Ах, как он правдив! Он прост! Идеального стрелочника не было, не было и разъезда. Был сторож. А я сам жил в двадцати метрах от его будки. И мне так легко, так просто было обнаружить необыкновенный способности Зои-Гойи к рисованию. При этом, девственные способности, - она нигде ничему не училась. Вундеркинд в самом лучшем смысле слова. Вундеркинд, и, при нем, бессмысленный отец и злобная, склонная к пьянству мать! Я там ежедневно завтракал и обедал. Моим единственным развлечением были наблюдения. Клянусь, даю руку на отсечение, что доля Зои-Гойи мне переворачивала сердце ! Это все - данное номер первый. Данное номер второй - то, что я существовал сам, со своими воспоминаниями.

Сказав это, он так упорно уставил на меня коричневые свои глаза, что я смог (в первый раз) разобрать в центре сетчатки зрачки. В глубине их колыхался какой-то свет, и свет этот произвел на меня до последней степени удручающее впечатление.

- Вы и сейчас существуете, - отнесся я, со злобой.

- Существую ! И знаю, что далеко не все дети любят своих родителей. Что безразличие и ненависть к родителям так же обычны, как безразличие и ненависть вообще. Но я про это вам писал. Теперь только напоминаю, так как это данное номер второй.

- А данное номер третий?

- Данное номер третий - мое доброе сердце. Данное номер четвертый моя преданность искусству. В результате у меня возникла мысль возбудить в Зое-Гойе ненависть к родителям и заменить послушание им службой прекрасному! Недурная комбинация? А?

- Осторожней, Аллот. Насмешки ни к чему.

- Но какие же насмешки, Доминус? Не насмешки, а самая чистая правда, та самая, которую все рекомендуют, как нечто непререкаемое и высшее. Я соединил свои данные и увел Зою-Гойю.

- Это я знаю.

- Похищение детей обычно приписывают изуверам и садистам, и это дает обильную пищу газетным писакам. Но в моем случае налицо {89} были лишь самые чистые из побуждений. О! Доминус ! От одной мысли об этом я испытываю умиленное волнение.

Самые страшные из подозрений, в то время как налицо была одна доброта и жертвенность. Как интересно было бы читать про все это и в каждом из репортажей, прежде всего, различать глупость репортера.

- И все эти радости оказались вам доступными?

- К сожалению, нет, так как похищения никакого не было и газетчикам писать было не о чем. Моя доброта и мои заботы так повлияли на Зою-Гойю, что она ко мне привязалась и стала называть дядей. И через несколько недель я ее увел с полного согласия ее родителей, объяснив, что займусь ее воспитанием и сделаю из нее художницу. Ее матушка пила все больше и больше. Ее отец впадал во все большее отупение и был только рад, что не будет лишнего рта. Никогда, ну никогда! Слышите ли вы Доминус! никогда мни не было заявлено ни малейшей претензии. У меня и известий никаких не просили, и когда я появлялся сам, чтобы рассказать как и что, меня еле-еле слушали. Да и ездил-то я туда редко. К чему было ездить? Вскоре сторож был раздавлен поездом. Его заменили автоматической сигнализацией, его вдове определили пенсию, которую она, как вы сами могли видеть, по-скотски пропивает...

Он надолго замолк. Я, со своей стороны, не проронил ни слова.

- О, о, о! Доминус! О! - простонал он наконец, - вообразите себе, что я ошибся. Не совсем, но в значительной мере. Я ведь был беден. Не совсем беден, но больше, чем вы можете думать. И, кроме того, у меня на руках была Мари, теперешняя ваша супруга. Две девочки на руках, только подумайте ! две девочки на руках у бедного и доброго вдовца! И ни в коем случае, ни за что я не согласился бы на то, чтобы они друг дружку знали. Каждой надо было устроить отдельное существование. Они были совершенно разные. А мне надо было иметь два поля наблюдения, так интересней, так возможны сравнения, заключения, так очень многое возможно... Знаете ли вы, что ваша супруга даже не подозревает о существовании Зои-Гойи? А? Недурно было налажено? Но какой затраты сил это потребовало, особенно если помнить, что я был беден. Все-таки я справился и двойное существование шло без перерывов. Зою я отдал в пансион, и, разумеется, мне приходилось за все платить. Я был беден. Но я был щедр, в меру моих возможностей. Я был беден, но это не мешало мне быть добрым! Я был беден, но оставался служителем искусства! Признаю, что усилия мои были вознаграждены. Зою заметили. Ей даже стипендии назначали! Позже она покинула пансион и поселилась у меня. Не совсем у меня, но в комнате, которую я для нее нанял. С ранних лет Зое пришлось зарабатывать. И с точно такой же легкостью, с какой она научилась рисовать, она научилась шить. Она была портнихой! Шила у себя, на дому! При этом - рисовала, конечно. И была записана на заочные курсы. И старалась, и трудилась. Но какие данные, Доминус, какие необычайные природные данные?

{90} Нам следовало бы ей помочь добиться поступления в высшую школу Живописи и ваяния. В этом ее призвание, ее настоящее призвание, не сомневайтесь, Доминус. И с основанием ателье, эта мечта оказывается не неосуществимой. Кошмар позади. Шитье, недостаток заказов, затворничество... Браво, Доминус! Браво, брависсимо. Что мне сделать, чтобы засвидетельствовать мою огромную, мою колоссальную благодарность? Наши пути совпали! С некоторых пор мы идем по одному пути, в ногу, не так ли? И вы вошли в мое сердце, уверенным, бодрым шагом вошли вы в мое сердце, шагом воина, одержавшего победу, шагом римского легионера. В нем вы заняли много, очень много места!

Вы становитесь мне дороги, Реверендиссимус Доминус! Очень, очень дороги. Вы частица того сюжета, который я в самой сердцевине души своей взрастил, в квинтэссенции этой сердцевины...

И все больше и больше впадая в свою комедиантскую болтливость, он так и не дал мне вставить ни одного слова.

22.

Мы поселились в нашей квартире, соседний с фабрикой дом перестраивали и приспособляли под новые мастерские, найденный мной второй помощник оказался очень способным и добросовестным, предпринятые в управлении фабрикой перемены протекли отлично, спрос на шоколад продолжал возрастать, секретарша, для которой я приобрел очень усовершенствованную пишущую машинку, перестала нервничать, художественное ателье Зоя-Гойя было пущено в ход, заказы на коробки, раскрашенные шали и прочие изделия поступали беспрерывно... Здоровье Мари, и мое собственное, не оставляли желать лучшего...