Дороти Даннет - Путь Никколо

• Название: Путь Никколо
• Автор: Дороти Даннет
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-020517-1, 5-9660-0032-8

История Никколо — умного, сильного человека, вышедшего из низов и шаг за шагом пробивающегося наверх — туда, где правят некоронованные короли эпохи Возрождения — Медичи, Строцци, Фуггеры.

История самой эпохи Ренессанса — времени расцвета искусств, гениальных финансовых авантюр, изощренных политических, придворных и дипломатических интриг.

---

— Чтобы они спокойно лежали и дожидались нас, когда падет банк де Флёри, — промолвил Грегорио. — Юлиус… Ты говоришь, что был с Николасом в Милане, когда туда дошли известия о банкротстве. Как Николас воспринял все это?

— Он был в ужасе, так же, как и я. Из-за смерти демуазель Эзоты и всех этих разрушений. Он…

— Что? — спросил Тоби.

— Разбил кувшин, — неловко закончил Юлиус.

— Но испытывал ли он удивление, — пожелал уточнить Грегорио, — по поводу банкротства? По поводу тех денег, которые перечислили ему Медичи?

И в памяти Юлиуса всплыла та жаркая ночь в Милане. И головы в огромных шапках, качающиеся взад и вперед над листами бумаги, густо исписанными цифрами. И Николас, безмолвно сидящий рядом. Тогда Юлиус полагал, что это лихорадка так измотала его.

— Нет. — И помолчав добавил: — Я уверен, он не желал зла демуазель Эзоте.

Неожиданно Грегорио поддержал его:

— Я тоже не думаю, что он желал физически причинить вред месье Жааку. Во время того поединка он лишь оборонялся.

Юлиус не ответил. В конце долгого утомительного путешествия, после убийства двоих человек, — что доказывает это нежелание нападать? Возможно ли такое? Возможно ли после подобного долготерпения такое возмездие. Этот длинный, неприметный, мстительный путь ведущий к разрушению, — неужели именно таким образом Николас желал самоутвердиться? После долгого молчания, Юлиус, наконец, промолвил:

— Он защитил Асторре. Он ведь мог оставить его деньги в Женеве.

— Возможно, он нуждается в Асторре, — заметил на это Тоби. — Но он не защитил Феликса.

— Нет! — яростно воскликнул Юлиус. — Я в это не верю!

— И он нуждается в демуазель, — продолжил лекарь, словно и не слышал. — По крайней мере, для начала. Точно так же, как, для начала, он нуждается и в нас самих.

Грегорио покачал головой.

— Постой. Я думаю, ты заходишь слишком далеко. Я плохо знаю Николаса, но готов поклясться, что он искренен в своем добром отношении к демуазель и к Феликсу. На прошлой неделе эти чувства были заметны нам всем.

— Разумеется, — поспешил отозваться Юлиус. — Боже правый, Тоби, ты же видел его при Сан-Фабиано. Дело ведь не только в лихорадке. И я видел его, когда он услышал о размерах несчастья в Женеве. Он почти не раскрывал рта всю дорогу до Брюгге, и до сих пор еще не пришел в себя. Разве он смог бы чувствовать нечто подобное, если бы был таким чудовищем, каким ты пытаешься его представить?

— Угрызения совести? — усмехнулся Тоби. — Ему нет еще и двадцати. Это его первая проба сил. В следующий раз, вероятно, он расставит ловушки поаккуратнее. Вопрос в том, желаем ли мы сидеть и ждать, пока это случится? Ведь это может оказаться любой из нас. Намеренно или — если вы милосердно желаете оставить возможность для сомнений, — случайно. Сперва я принял его за невинного простака, отягощенного невероятным интеллектом и способного натворить любых глупостей. Я полагал, что мы с вами сможем держать его в узде. А теперь предположите, что он не столь уж и невинен. Представьте, что он прекрасно сознает, что делает, и идет к цели именно таким путем?

Наступило молчание. Юлиусу ничего не хотелось говорить. Он до боли стиснул пальцы, пытаясь вообразить, как Николас делает все эти ужасные вещи. А затем у него это получилось. И даже с легкостью.

— Но ведь никаких доказательств нет? — заметил Грегорио.

— Доказательства в руках дофина или герцога Миланского, — отозвался Тоби, — но едва ли они тебе хоть что-то расскажут.

— И что ты намерен делать? — обратился Юлиус напрямую к лекарю.

Руки Тоби лежали на столе неподвижно. Губы были поджаты, а взгляд устремлен на противоположную стену. Он открыл рот и без предупреждения чихнул.

— Храни тебя Господь, — сказал Юлиус.

К его удивлению, лекарь пошел красными пятнами. После чего внезапно объявил:

— Я остаюсь. Если он уже свернул на ложный путь, то я уверен, что смогу перехитрить его. Если же нет, то сумею его удержать. Не думаю, что кому-то из нас сейчас грозит опасность. Он нуждается в нас. Однако что я сделаю непременно, так это предупрежу Марианну де Шаретти.

— Я тоже останусь, — заметил Юлиус. И, помолчав, добавил: — Возможно, демуазель все знает.

Взгляд прозрачных глаз вернулся к нему.

— Так вот почему он… Нет. Тогда она не вела бы себя, таким образом, с Жааком де Флёри. Что скажешь, Горо?

— Нет, — Грегорио покачал головой. — Я уверен, что она ничего не знает о том, как были обмануты месье Жаак и Лионетто. Она бы не позволила ему сделать этого. Она очень порядочная женщина. Я останусь. И вот что я еще скажу. Разумеется, он не такой уж невинный простак. Но я также не думаю, что он несет в себе зло.

— Возможно, пока нет, — вымолвил Тоби. — Кстати, мне любопытно: это Жаак де Флёри сжег красильню?

— Насколько нам известно, нет, — покачал головой Грегорио. — Мы застали там другого человека. Шотландца по имени Саймон.

— Тогда у нее еще одним врагом больше, — заметил Тоби. — У меня есть идея. Почему бы нам не заставить их вцепиться друг другу в глотки?

— Они справятся без нас, — парировал Юлиус.

Глава 40

Словно запертый в деревянной шкатулке, механизм которой на время прекратил действовать, Николас не просто выжидал. Он был в растерянности. Внешне он не подавал виду, неустанно занимаясь повседневными делами, а ночью принимая на себя заботу о демуазель.

Марианна де Шаретти была счастлива. С самого начала их брака он сознавал, что играет тройную роль: будучи то Клайкине, мальчиком, к которому она испытывала жалость; то Николасом, ее помощником и управляющим, на которого можно положиться как на Юлиуса или Грегорио, а то и выступая в роли замены Корнелиса, который мог взять на себя ее бремя, когда она почувствует усталость, и кому она могла доверять как своему мужу.

Он также сознавал, к чему может привести жалость и одиночество. Именно поэтому, со дня свадьбы, втайне придерживался одного избранного правила. Правило это пришлось не по вкусу всем тем девушкам, которые думали, будто хорошо его знают.

Он больше не был слугой или подмастерьем и внешне как будто бы не нуждался в поощрениях. Но на самом деле, вскоре он обнаружил, что получил жизнь, полную забот, без малейших послаблений. Он терпел все это, но без особой радости. Какую роль все это сыграло в том, что он сдался в ночь смерти Жаака де Флёри, Николас знать не желал. Но поутру едва ли могли остаться незамеченными последствия ночи, проведенной с Марианной: ее свежий румянец и ласковое спокойствие, с каким она говорила о Феликсе. Точно таким же голосом она обращалась и к Николасу. Теперь ему надлежало стать Феликсом. Он должен был принимать утешение, а не дарить его.

Так оно и продолжалось. В первые дни она чувствовала себя настоящей новобрачной и никак не могла дождаться наступления ночи. Ему следовало быть осмотрительным за двоих: помнить, что лишь самые юные способны долгое время выдерживать еженощные плотские наслаждения до самого рассвета; быть нежным; признавать, что накал любых отношений снижается со временем, и, рано или поздно, огонь начинает гореть уже не столь ярко. Он был уверен, что справится и с этим. Реальный мир порой требовал самой разнообразной платы. Чтобы сбросить избыток энергии, он мог прибегнуть к тренировкам по фехтованию и стрельбе из лука. Юлиуса он заставлял сопровождать его туда, и даже уговорил присоединиться Тоби с Грегорио.

Они не выказали особой радости, хотя, оказавшись на месте, похоже все-таки получили удовольствие. Он надеялся, ради компании, что эти трое подружатся между собой; и старался побольше загружать их работой, чтобы они привыкли помогать друг другу. Они и, правда, сдружились. Все трое были примерно одного возраста, и профессионалы в своем деле. Для них скорее он сам был чужаком, и именно так они к нему и относились. Николас сказал себе, что как только решит еще несколько проблем, то настанет время заняться и этой троицей, а затем строить планы на будущее.

Вскоре после этого пришли бумаги на квасцы. Первое из тех событий, что он ожидал с таким нетерпением. Оставалось лишь претворить в жизнь прежние договоренности. Кое-что Николас препоручил Тоби, а сам направился с визитом в дом Адорне.

Они уже виделись после возвращения Николаса, но им не было нужды говорить о Феликсе. Также они не затрагивали и смерть Жаака де Флёри, которую городские власти восприняли с похвальным спокойствием. После свадьбы, состоявшейся в этом доме, Маргрит Адорне стала добрым другом Марианны, поддерживая ее в первые дни утраты, а теперь помогая с дочерьми.

Николас полагал, что не будет ничего неожиданного в том, если Тильда с Катериной, злясь и ревнуя, пожелают насладиться всем тем, чем сейчас наслаждалась их мать, и вовсю предадутся шальным забавам с молодыми людьми своего круга. Кому-то необходимо было сдерживать их, ибо все, что им требовалось на самом деле, это внимание и строгость. Но Марианна и Маргрит прекрасно справлялись вдвоем.